Я сказал, что нам вряд ли есть основание опасаться за Западный фронт, где имеются достаточные резервы, и было бы лучше сосредоточить конницу в окрестностях Пскова.
Но Корнилов остался при своем решении.
– Я, конечно, сейчас же отдам необходимые распоряжения, но у меня получается, Лавр Георгиевич, впечатление, что вы что-то недоговариваете.
Выбранный вами район для сосредоточения конницы очень хорош на случай, если б ее надо было бросить на Петроград или на Москву, но, на мой взгляд, он менее удачен, если идет речь лишь об усилении Северного фронта. Если я не ошибаюсь и вы действительно что-то недоговариваете, то прошу – или отпустите меня на фронт, или полностью скажите мне ваши предположения. Начальник штаба может оставаться на своем месте лишь при полном доверии со стороны начальника.
Генерал Корнилов несколько секунд подумал и затем ответил:
– Вы правы. У меня есть некоторые соображения, относительно которых я с вами еще не говорил. Прошу вас сейчас же отдать распоряжение о перемещении конницы и срочно вызовите сюда командира III конного корпуса генерала Крымова, а мы с вами подробно переговорим после моего возвращения из Петрограда.
9/22 августа вечером генерал Корнилов выехал в Петроград.
Насколько уже к этому времени сложились ненормальные отношения между генералом Корниловым и г. Керенским, показывает следующее.
8/21 и 9/22 августа из Петрограда, из Военного министерства, в Ставку было сообщено частным образом, что, по слухам, г. Керенский решил сместить генерала Корнилова с поста Верховного главнокомандующего; что генералу Корнилову будет об этом объявлено по приезде его в Петроград и будет предложено там остаться; если же он не согласится и захочет вернуться в армию, то будет арестован.
Генерал Корнилов одно время решил отказаться от поездки в Петроград, но затем изменил свое решение и поехал, но поехал как в неприятельский стан. Для охраны был взят эскадрон Текинского полка с пулеметами. По приезде в Петроград он поехал в Зимний дворец в сопровождении текинцев с двумя пулеметами. Эти пулеметы после входа генерала Корнилова в Зимний дворец были сняты с автомобиля, и текинцы дежурили у подъезда дворца, чтобы в случае надобности прийти на помощь главнокомандующему.
Насколько эти слухи о предполагавшемся смещении Корнилова были верны – я не знаю, но оснований для их распространения было много.
После июньской катастрофы на Юго-Западном фронте все говорили о необходимости создания твердой власти, независимой в то же время от каких бы то ни было организаций. Говорили и писали о диктатуре, мысль о которой не была чужда и Керенскому.
При своих поездках на фронт, забывая о страхе, который он испытывал в Петрограде перед Советом рабочих и солдатских депутатов, Керенский набирался храбрости и со своими спутниками неоднократно обсуждал вопросы о создании твердой власти, об образовании Директории или о передаче власти диктатору. А так как большинство этих спутников и приближенных Керенского в действительности сердцем были ближе к Ставке, чем к нему, то все эти разговоры Керенского передавались нам.
Волна революции вынесла Керенского наверх, и он одно время стал кумиром толпы. Будучи крайне честолюбивым человеком, он, естественно, мечтал об укреплении власти, но в своем лице.
Между тем с назначением Верховным главнокомандующим генерала Корнилова, на которого с надеждой устремились глаза всех благомыслящих кругов и в лице которого они видели единственного человека, могущего еще спасти Россию, Керенский почувствовал соперника, который может затмить его самого.
Совет рабочих и солдатских депутатов открыл первым кампанию против генерала Корнилова, и в этом отношении Керенский, естественно, пошел по одному с ним пути.
Слухи о предполагаемом увольнении генерала Корнилова были в Петрограде так упорны, что 9/22 августа к Керенскому была отправлена делегация от Совета союза казачьих войск, которая заявила, что Совет просит его сказать, насколько справедливы эти слухи, и сообщить ему, от имени Совета, что все казачество не допускает мысли о возможности смены генерала Корнилова. Керенский ответил, что эти слухи ни на чем не основаны и никто не предполагает смещать Корнилова.
9/22 августа, после отъезда генерала Корнилова в Петроград, от имени Керенского была получена телеграмма, что генерала Корнилова Временное правительство просит не приезжать; если же он все-таки поедет, то Временное правительство снимает с себя всякую ответственность за то, что может произойти.
Мои ближайшие помощники пришли ко мне взволнованные, говоря, что телеграмма послана умышленно с таким расчетом, чтобы она не застала главнокомандующего в Ставке; что указание на то, что Временное правительство «снимает с себя всякую ответственность» – показывает, что можно действительно ожидать ареста генерала Корнилова.
Я их успокоил, сказав, что на арест генерала Корнилова Керенский пойти не решится, а эту телеграмму надо понимать проще: так как главнокомандующий в одной из предыдущих телеграмм сам указывал, что оставлять Ставку ему нельзя из опасения, чтобы на фронте не случилось чего-нибудь в его отсутствие, то Керенский, который просто не хочет видеть Корнилова, в своей телеграмме подчеркивает, что вся ответственность за отъезд из Ставки главнокомандующего остается на нем самом, так как Временное правительство его в Петроград теперь не вызывает. Поздняя же присылка телеграммы – просто плохая работа Военного министерства или канцелярии Керенского.
11/24 августа, утром, генерал Корнилов вернулся из Петрограда.
Он возмущенно стал мне рассказывать, что поездка его была напрасна; что Керенский его водит за нос, явно не желая выполнить свое обещание и провести в жизнь его требования; что на заседании Временного правительства только в общих чертах были рассмотрены его требования и поручено Савинкову разработать окончательный проект того, что надо ввести для поднятия дисциплины в войсках и затем, по соглашению с ним, Корниловым, все вновь внести на утверждение Временного правительства.
«Как видите, только затягивают время. По-видимому, г-ну Керенскому не хочется, чтобы я ехал на Московское Государственное совещание, но я поеду и добьюсь, чтобы мои требования были наконец приняты», – закончил Корнилов.
Затем генерал Корнилов напомнил мне, что на заседании Временного правительства 3/16 августа (во время его предыдущей поездки в Петроград) Савинков ему передал записку (которую читал и Керенский), в которой предупредил, что надо быть осторожным и всего не говорить, так как это сейчас же станет известным Совету рабочих и солдатских депутатов, а оттуда и немцам.
Я тогда просил мне сказать, при ком именно нельзя всего говорить, и мне назвали министра земледелия Чернова. Вот вам и Временное правительство, в составе которого сидят заведомые предатели! Немудрено, что не хотят проводить в жизнь моих требований.
После этого генерал Корнилов вернулся к разговору, бывшему у меня с ним до его поездки в Петроград.
– Как вам известно, все донесения нашей контрразведки сходятся на том, что новое выступление большевиков произойдет в Петрограде в конце этого месяца; указывают на 28—29 августа – 10—11 сентября. Германии необходимо заключить с Россией сепаратный мир и свои армии, находящиеся на нашем фронте, бросить против французов и англичан.
Германские агенты – большевики, как присланные немцами в запломбированных вагонах, так и местные, на этот раз примут все меры, чтобы произвести переворот и захватить власть в свои руки.
По опыту 20 апреля – 3 мая и 3—4 – 16—17 июля я убежден, что слизняки, сидящие в составе Временного правительства, будут сметены, а если, чудом, Временное правительство останется у власти, то при благосклонном участии таких господ, как Черновы, главари большевиков и Совет рабочих и солдатских депутатов останутся безнаказанными.
Пора с этим покончить.
Пора немецких ставленников и шпионов, во главе с Лениным, повесить, а Совет рабочих и солдатских депутатов разогнать, да разогнать так, чтобы он нигде и не собрался!
Вы правы. Конный корпус я передвигаю главным образом для того, чтобы к концу августа его подтянуть к Петрограду, и если выступление большевиков состоится, то расправиться с предателями Родины как следует.
Руководство этой операцией я хочу поручить генералу Крымову.
Я убежден, что он не задумается, в случае если это понадобится, перевешать весь состав Совета рабочих и солдатских депутатов.
Против Временного правительства я не собираюсь выступать. Я надеюсь, что мне в последнюю минуту удастся с ним договориться.
Но вперед ничего никому говорить нельзя, так как гг. Керенские, а тем более Черновы на все это не согласятся и всю операцию сорвут.
Если же мне не удалось бы договориться с Керенским и Савинковым, то возможно, что придется ударить по большевикам и без их согласия. Но затем они же будут мне благодарны и можно будет создать необходимую для России твердую власть, независимую от всевозможных предателей.
Я лично ничего не ищу и не хочу. Я хочу только спасти Россию и буду беспрекословно подчиняться Временному правительству, очищенному и укрепившемуся.
Пойдете ли вы со мной до конца и верите ли, что лично для себя я ничего не ищу?
Я, зная генерала Корнилова как, безусловно, честного и преданного родине человека, ответил, что верю ему, вполне разделяю его взгляд и пойду с ним до конца. Вот начало и основа всего заговора, в котором потом Временное правительство обвиняло генерала Корнилова и меня.
После этого я сказал генералу Корнилову, что все надо хорошенько обдумать, постараться предусмотреть все случайности и сделать так, чтобы бить наверняка. Я просил поручить мне все это обдумать.
Генерал Корнилов мне ответил:
– Теперь я вас прошу никакой армии не принимать, а остаться у меня начальником штаба. До сих пор я с вами не говорил, предполагая, что вы захотите принять армию. Я уже кой-что подготовил, и по моим указаниям полковник Лебедев