В тот же вечер генерал Корнилов послал в Москву телеграмму председателю Государственной думы Родзянко, прося его, вместе с другими общественными деятелями, приехать в Ставку к утру 28 августа/10 сентября.
Но конечно, когда развернулись последующие события, никто из общественных деятелей, так горячо поддержавших Корнилова в Москве на Государственном совещании, в Ставку не приехал.
27 августа/9 сентября, в 7 часов утра ко мне пришел генерал-квартирмейстер генерал Романовский и принес телеграмму, адресованную генералу Корнилову и мне.
В телеграмме указывалось, что генерал Корнилов освобождается от должности Верховного главнокомандующего, что ему надлежит немедленно прибыть в Петроград, а мне предлагается временно вступить в исполнение должности Верховного главнокомандующего. Телеграмма была подписана просто «Керенский» и была даже без номера.
Я пошел к генералу Корнилову. Эта телеграмма для главнокомандующего была страшным ударом. Рушилась надежда на спасение армии, на спасение родины.
Ясно стало, что Керенский, отстраняя Корнилова, пойдет дальше по пути соглашательства с Советом рабочих и солдатских депутатов; ясно стало, что большевики возьмут верх и все еще не развалившееся в армии и государственном механизме окончательно рухнет.
Генерал Корнилов, прочитав телеграмму, спросил меня:
– Что же вы предполагаете делать?
Я на это ответил, что считаю для себя совершенно невозможным принимать должность Верховного главнокомандующего и сейчас составлю ответную телеграмму.
Корнилов мне сказал:
– Да, обстановка такова, что я должен оставаться на своем посту до конца. Я должен добиться, чтобы Временное правительство провело в жизнь мои требования. Пошлите сейчас же телеграмму Крымову, чтобы он ускорил сосредоточение своих войск к Петрограду.
Я послал председателю Временного правительства телеграмму, в которой указал, что все, близко стоящие к военному делу, отлично сознавали, что при создавшейся обстановке и при фактическом руководстве и направлении внутренней политики безответственными организациями, а также громадного, разлагающего влияния этих организаций на армию, последнюю воссоздать не удастся, а, наоборот, армия, как таковая, должна окончательно развалиться через два-три месяца, и тогда Россия принуждена будет заключить позорный сепаратный мир, последствия которого будут для нее ужасны; что правительство принимало полумеры, которые, ничего не исправляя, лишь затягивали агонию и, спасая революцию, не спасали Россию; что для спасения России прежде всего необходимо создать действительно сильную власть и оздоровить тыл; что генерал Корнилов предъявил ряд требований, проведение коих в жизнь затягивалось; что генерал Корнилов, не преследуя никаких честолюбивых замыслов, считал необходимым принять более решительные меры, которые обеспечили бы водворение порядка в армии и стране; что приезд Савинкова и Львова, сделавших предложение генералу Корнилову в том же смысле от его имени (Керенского), лишь заставили принять окончательное решение, отменять которое уже поздно.
Закончил я так: «Почитаю долгом совести, имея в виду лишь пользу родины, определенно Вам заявить, что теперь остановить начатое, с Вашего одобрения, дело невозможно; это поведет лишь к гражданской войне, окончательному разложению армии и позорному сепаратному миру.
Ради спасения России Вам необходимо идти с генералом Корниловым, а не смещать его.
Я лично не могу принять на себя ответственность за армию, хотя бы на короткое время, и не считаю возможным принимать должность от генерала Корнилова.»
Через несколько времени после отправки этой телеграммы управляющий Военным министерством Савинков вызвал генерала Корнилова к прямому проводу и имел с ним длинное объяснение, заявив, что соображения, изложенные в телеграмме генерала Лукомского, не соответствуют истине и являются клеветой на него, Савинкова, не предлагавшего никаких политических комбинаций. (Ясно, что Савинков, недостаточно вдумавшись, мои выражения в телеграмме: «приезд Савинкова и Львова, сделавших предложение генералу Корнилову в том же смысле от Вашего имени, лишь заставил генерала Корнилова.» и «Ваша сегодняшняя телеграмма указывает, что решение, принятое прежде Вами и сообщенное от Вашего имени Савинковым и Львовым, теперь изменилось.» понял в том смысле, что я указываю, что он, как и Львов, делал предложение Корнилову о переустройстве власти. Между тем я имел в виду два совершенно различных предложения: Львова – о переустройстве власти и Савинкова – о посылке к Петрограду конного корпуса для подавления ожидаемого выступления большевиков.)
Далее Савинков упрекнул Корнилова в том, что последний стремится к диктатуре из личных целей; в преступлении против родины, заключающемся в том, что он содействует торжеству императора Вильгельма, открывая фронт; в том, что не он, Савинков, виноват, что ему не удалось сблизить Корнилова с демократией.
В заключение он обратился к патриотизму и чувству долга генерала Корнилова, приглашая его подчиниться приказанию Временного правительства и сдать должность Верховного главнокомандующего.
Генерал Корнилов ответил, что ему не приходится учиться чувству долга и преданности к родине у кого-либо из членов Временного правительства, что эту преданность он доказал неоднократно; что именно сознание своего долга перед родиной налагает на него тяжелую и ответственную обязанность остаться на своем посту.
Вместе с этим, отвергая мысль о каких-либо личных честолюбивых замыслах, Корнилов устанавливал, что к Керенскому не он посылал Львова, а последний сам явился в качестве посланца министра-председателя, предлагавшего в числе прочих комбинаций ту, при которой главным объединяющим лицом был бы он, Корнилов.
Савинков признал, что посредничество Львова было несчастным.
Однако приказание Временного правительства об оставлении генералом Корниловым своего поста не было отменено, несмотря на признание Савинковым возможного недоразумения, на коем оно было основано.
28 августа/10 сентября пост Верховного главнокомандующего был предложен главнокомандующему Северным фронтом генералу Клембовскому38, с указанием, что ему надлежит оставаться в Пскове. Генерал Клембовский, придравшись к этому указанию, от предложения отказался, указав, что из Пскова управлять невозможно.
Все главнокомандующие и многие из командующих армиями выразили свою солидарность с генералом Корниловым, послав об этом телеграммы Керенскому и в Ставку.
28 августа/10 сентября генерал Корнилов всюду, по телеграфу, приказал разослать следующее воззвание:
«Я, Верховный главнокомандующий Корнилов, перед лицом всего народа объявляю, что долг солдата, самоотверженность гражданина свободной России и беззаветная любовь к родине заставили меня в эти тяжелые минуты бытия отечества не подчиниться приказанию Временного правительства и оставить за собой Верховное командование армией и флотом. Поддержанный в этом решении всеми главнокомандующими фронтом, я заявляю всему народу русскому, что предпочитаю смерть устранению меня от должности Верховного главнокомандующего. Истинный сын народа русского всегда погибает на своем посту и несет в жертву родине самое большое, что он имеет, – свою жизнь.
В эти поистине ужасные минуты существования отечества, когда подступы к обеим столицам почти открыты для победоносного движения торжествующего врага, Временное правительство, забыв великий вопрос самого независимого существования страны, кидает в народ призрачный страх контрреволюции, которую оно само, своим неумением к управлению, своей слабостью во власти, своей нерешительностью в действиях, вызывает к скорейшему воплощению.
Не мне, кровному сыну своего народа, всю жизнь свою на глазах всех отдавшему на беззаветное служение ему, стоять на страже великих свобод великого будущего своего народа. Но ныне – будущее это – в слабых, безвольных руках. Надменный враг, посредством подкупа и предательства, распоряжается у нас, как у себя дома, несет гибель не только свободе, но и существованию народа русского. Очнитесь, люди русские, от безумия, ослепления и вглядитесь в бездонную пропасть, куда стремительно идет наша родина.
Избегая всяких потрясений, предупреждая какое-либо пролитие русской крови, междоусобной брани и забывая все обиды и оскорбления, я, перед лицом всего народа, обращаюсь к Временному правительству и говорю:
Приезжайте ко мне в Ставку, где свобода ваша и безопасность обеспечены моим честным словом, и, совместно со мной, выработайте и образуйте такой состав народной обороны, который, обеспечивая свободу, вел бы народ русский к великому будущему, достойному могучего свободного народа. Генерал Корнилов».
Но Керенскому, который уже шел рука об руку с Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов, примирение с Корниловым было не нужно. Он всюду разослал телеграммы с указанием, что Корнилов прислал к нему члена Государственной думы Владимира Львова с требованием предоставить ему (Корнилову) диктаторские права.
Корнилов, я, Романовский, а затем Деникин и Марков39 (генерал Деникин был в это время главнокомандующим Юго-Западным фронтом; генерал Марков был у него начальником штаба) были объявлены изменниками и предателями родины, и состоялся приказ о предании нас суду.
Смещение генералов Деникина и Маркова с должностей, а затем арест и предание суду были вызваны резкой телеграммой за их подписью на имя Керенского, в которой они указывали на недопустимость и преступность смещения генерала Корнилова с должности Верховного главнокомандующего.
Керенский, сообщая об этом по телеграфу «всем, всем, всем», указал, что никакое из наших распоряжений не должно исполняться.
Я тогда послал телеграмму г. Керенскому с запросом, чьи же оперативные распоряжение должны исполняться на фронте. Я указал, что перерыва в преемственности власти быть не может, что теперь делаются распоряжения относительно усиления Северного фронта и что обстоятельства могут потребовать отдачу и иных распоряжений.