К назначенному времени на совещание собрались: генерал Корнилов, генерал Алексеев, генерал Романовский, я, генерал Марков, генерал Попов, приехавший вместе с полковником Сидориным84, и несколько строевых офицеров, позванных генералом Корниловым.
Генерал Попов доложил, что он с небольшим отрядом в общем около двух тысяч коней при двух конных батареях и группою донских офицеров оставил Новочеркасск около часу дня 12/25 февраля; что большевики при выходе его из города уже в него входили; что войсковой атаман генерал Назаров остался в Новочеркасске вместе с большей частью войскового круга и, как доложил прискакавший в его отряд из занятого большевиками Новочеркасска офицер, был арестован.
Затем на предложение генерала Корнилова присоединить его отряд к Добровольческой армии генерал Попов просил первоначально выяснить дальнейшие намерения генерала Корнилова и направление движения Добровольческой армии, но что он, со своей стороны, должен определенно заявить, что донской отряд не может покинуть территорию Дона и что он, генерал Попов, считает, что отряду лучше всего, прикрываясь с севера рекою Доном, который скоро станет труднопроходимым, переждать события в районе зимовников (поселки и хутора, к которым на зиму сгонялись табуны лошадей и скота), где много хлеба, фуража, лошадей, скота и повозок для обоза. Из этого района он мог бы развивать партизанские действия в любом направлении.
Генерал Корнилов сказал, что он, по соглашению с генералом Алексеевым, предполагал двинуться по направлению к Екатеринодару, где имеются добровольческие формирования, и движением на Екатеринодар есть надежда заставить Кубанское казачье войско подняться против большевиков и, усилив Добровольческую армию и находясь в богатом районе, продолжать борьбу. Но что вследствие заявления генерала Попова он предлагает еще раз обсудить этот вопрос и просит желающих высказаться.
Генерал Алексеев на это сказал, что вряд ли встречается надобность вновь дебатировать этот вопрос, но что, впрочем, если генерал Корнилов находит нужным еще раз поставить его на обсуждение, то он считает необходимым повторить то, что он уже говорил на бывшем уже заседании, то есть что единственно правильным является направление на Екатеринодар, так как в этом направлении легче всего прорвать большевистское кольцо, окружающее Добровольческую армию; есть надежда на соединение с добровольческими отрядами, действующими в районе Екатеринодара; есть полное основание рассчитывать поднять Кубанское войско против большевиков, и, наконец, мы займем богатый во всех отношениях район, который даст нам возможность пополниться, привести себя в порядок, отдохнуть и с новыми силами продолжать борьбу. В случае же если полного успеха мы не добьемся, то Добровольческая армия, во всяком случае, будет в силах дойти до Кавказских гор, и там, если обстановка потребует, можно будет ее распустить.
Я попросил дать мне слово.
Я сказал, что, не возражая по существу против того, что сказано генералом Алексеевым, я должен обратить внимание только на то, что уже теперь при нашей армии, или, привильнее сказать, при нашем небольшом отряде, более двухсот раненых и чрезмерно большой обоз с боевыми припасами и ружьями, который бросить нельзя. Обозные лошади, набранные главным образом в Ростове, уже теперь имеют жалкий вид и еле тянут свои повозки и сани. Что при наступлении на Екатеринодар нам нужно будет два раза переходить через железную дорогу; в первый раз в районе близ ст. Кагальницкой, второй раз где-нибудь около ст. Сосыка. Что большевики, будучи отлично осведомлены о нашем движении, и тут и там преградят нам путь и подведут к месту боя бронированные поезда. Что трудно будет спасти раненых, которых будет, конечно, много. Начинающаяся распутица, при условии, что половина обоза на полозьях, затруднит движение; заменять выбивающихся из сил лошадей другими будет трудно. Наконец, что мы совершенно не осведомлены о том, что происходит на Кубани; возможно, что наш расчет на восстание кубанских казаков ошибочен и нас там встретят как врагов.
Я выразил сомнение, вследствие причин мною изложенных, в правильности решения идти теперь прямо на Екатеринодар. Я высказал, что лучше всего поступить так, как предполагает сделать походный атаман войска Донского, то есть пока перейти в район зимовников и в этом районе, прикрываясь с севера рекой Доном и находясь в удалении от железной дороги, переформировать нашу армию, исправить и пополнить обоз, переменить конский состав и несколько отдохнуть.
Я сказал, что большевики месяца два нам не будут страшны: они не посмеют оторваться от железной дороги. Если же рискнут на какую-нибудь против нас операцию, то будут разбиты. Месяца же через два, с новыми силами мы, в зависимости от обстановки, которая к тому времени выяснится, примем то или иное решение.
Генерал Алексеев заявил, что решение идти прямо на Екатеринодар является единственно правильным.
Генерал Романовский, соглашаясь с моими замечаниями, сказал, что, признавая правильным идти на Екатеринодар, он полагает необходимым учесть и мои указания и по пути к Екатеринодару постараться проделать в каком-либо районе все то, на что указывал я.
Генерал Корнилов сказал, что он не может не согласиться с правильностью моих замечаний, но не считает правильным идти в район тех зимовников у реки Дона, на которые указывал я, и объявил, что он решает идти пока с армией в район к западу от станицы Великокняжеской, который также богат лошадьми, скотом и хлебом, как и район северных зимовников, и что там он приведет армию в порядок и затем, вероятно, пойдет на Екатеринодар.
На этом совещание закончилось, и генерал Алексеев сейчас же ушел, а вслед за ним разошлись и другие.
Я прошел в комнату к генералу Романовскому, который мне сказал, что генерал Корнилов хочет командировать кого-нибудь в Екатеринодар, дабы подготовить приход Добровольческой армии и договориться с Кубанским правительством, чтобы в будущем не было никаких недоразумений, но что генерал Корнилов не знает, на ком остановиться; командируемое лицо должно быть в курсе всех дел и достаточно авторитетное.
В тот же вечер, около 8 часов, я вновь пошел к генералу Романовскому, чтобы узнать, нет ли каких-либо интересных или важных донесений. Генерала Романовского в его комнате я не застал, и вестовой мне сказал, что он у генерала Корнилова; я пошел в помещение командующего армией.
Войдя в столовую, я невольно остановился: за столом сидели те же лица, кои были и на дневном совещании; не было только генерала Попова и полковника Сидорина, уехавших в свой отряд, и вновь отсутствовал генерал Деникин, который, как я потом узнал, был приглашен на заседание, но, будучи болен, прислал сказать, что прийти не может.
Увидев меня, генерал Корнилов поднялся, придвинул к столу стул и попросил меня сесть. При этом он сказал:
– Очень рад, Александр Сергеевич, что вы пришли. Генерал Алексеев попросил нас вновь собраться и обсудить вопрос относительно наших дальнейших планов, – и затем, обращаясь к генералу Алексееву, прибавил: – Прошу вас, Михаил Васильевич, начать сначала; я хочу, чтобы генерал Лукомский выслушал то, что вами было сказано до его прихода.
Генерал Алексеев начал так:
– Сегодня днем генерал Лукомский сделал несколько замечаний относительно решения идти на Екатеринодар. Его замечания были приняты к сведению, и командующий армией изменил свое первоначальное решение идти прямо на Екатеринодар. Правильность нового решения, мне кажется, следует еще проверить, и я просил генерала Корнилова собрать нас снова.
Затем генерал Алексеев вновь указал причины, по которым он считает необходимым идти на Екатеринодар. Нового он ничего не сказал и не сказал, в чем именно он не согласен со мной.
После этого генерал Корнилов предложил мне ответить генералу Алексееву. Я сказал, что я не могу прибавить ни одного слова к тому, что было мною сказано днем, и просил генерала Алексеева объяснить, в чем же он со мной не согласен. На этот вопрос я ответа не получил.
После непродолжительных прений генерал Корнилов сказал, что решения, принятого днем, он не меняет. Но что ко времени подхода армии к станице Егорлыцкой (решено было идти первоначально туда, так как были сведения, что там в складах имеются артиллерийские припасы) выяснится, идти ли к станице Великокняжеской или повернуть на Екатеринодар. После этого члены совещания разошлись.
Я прошел в комнату Романовского и спросил его, почему я не был приглашен на совещание, на котором должно было разбираться мое заявление, сделанное днем.
Романовский сказал, что произошло простое недоразумение; что он получил записку от генерала Корнилова с перечислением тех, кого надо было пригласить, и что он, не проверив списка приглашенных на заседание лиц, приказал адъютанту сообщить всем о заседании; что, конечно, генерал Корнилов просто ошибся и что он просит считать его, Романовского, виновником случившегося.
Это мелкое недоразумение все же мне показало, что, после того как я был в армии начальником штаба, оставаться при ней без всяких определенных занятий будет трудно, и я решил просить о командировании меня в Екатеринодар.
Я попросил генерала Романовского сейчас же пойти к генералу Корнилову и доложить, что я предлагаю свои услуги для переговоров с Кубанским правительством. Генерал Романовский пошел и, вернувшись минут через пять, сказал, что генерал Корнилов согласен и просит меня зайти к нему.
Генерал Корнилов долго со мной говорил, давая указания по интересовавшим его вопросам. Затем я прошел к генералу Алексееву и получил указания от него для разговоров с Кубанским правительством.
С разрешения генерала Корнилова я предложил генералу Ронжину, бывшему при армии начальником судной части, ехать со мной. Затем поручил коменданту штаба купить для меня подводу и пару лошадей. В качестве подводчика предложил ехать вестовому генерала Эрдели (Эрдели был еще раньше командирован в Екатеринодар) Андрею (фамилию, к сожалению, забыл), которого знал давно и был вполне в нем уверен. Путешествие было очень рискованное, и я об этом предупредил моих спутников.