Очерки о югославских информбюровцах — страница 10 из 24

133. Вслед затем, 14 и 15 июня Политбюро ЦК КПХ в очередной раз перетряхнуло парторганизацию Загребского университета, а 1 июля обсудило положение с информбюровцами на новых землях, присоединенных по договору 1947 г. от Италии. Там особое внимание уделили нагнетанию обстановки в Риеке. На заседании член горкома Риеки Ливио Стечич высказал следующее мнение о врагах-информбюровцах: их кампанейски похватали и они затаились134. Таким образом, если враг себя не проявляет, это не значит, что его нет. Эту точку зрения мы уже видели у республиканского руководства, теперь ее усвоили и на уровне горкомов. На том же заседании Мика Шпиляк, который был секретарем загребского горкома партии и не имел никакого отношения к Риеке, выразил мнение, что в Риеке обнаружено слишком мало информбюровцев, и сказал, что «партийной организации следует заострить бдительность по этому вопросу»135.

Важно подчеркнуть, что Иван Краячич (известный также под партийной кличкой Стево, которая нередко использовалась вместо имени Иван) – фигура не случайная. Во второй половине 1930-х гг. с согласия ЦК КПЮ он работал на советскую разведку. А в послевоенное время входил в ближайшее окружение Тито, хотя не был членом Политбюро ЦК КПЮ. По сведениям, собранным В. Дедиером, в 1945-1955 гг. он посещал Тито чаще, чем кто бы то ни было. Именно он познакомил Тито с Ёванкой Будисавлевич, которая стала его последней женой. Согласно тем же источникам, Тито часто советовался с Краячичем по важным внутриполитическим вопросам136.

Следующий случай вмешательства Политбюро ЦК КПЮ произошел в августе и сентябре 1950 г. Он связан с делом Р. Жигича и Д. Бркича. Радован (Раде) Жигич был министром промышленности в правительстве Хорватии, Душан (Душко) Бркич – заместителем председателя Совета министров Хорватии. Кроме них в деле оказался замешан Станко (Чаница) Опачич – министр строительства, деревообрабатывающей промышленности и лесного хозяйства. Еще одной крупной жертвой по их делу в декабре 1950 г. стал министр генеральной дирекции сельскохозяйственных имений Душан Эгич. Все четверо были по национальности сербами.

Весной у Жигича возник конфликт с большинством Политбюро ЦК КПХ, при этом к нему сочувственно отнеслись Д. Бркич, Опачич и Эгич. Опубликованные документы дают основание для вывода, что в основе конфликта лежало обострение сербско-хорватских трений в республике. Жигича не устраивала экономическая политика, проводимая в сербских краях Хорватии (индустриализация фактически обходила их стороной). Кроме того, у него возникло недовольство личным поведением партийного руководства. Наконец, этих сербов угнетало, что пропагандистская война с СССР приняла к тому времени антирусские черты. Дело, по-видимому, усугубил резкий и прямолинейный характер Жигича, который не стеснялся высказывать упреки своим коллегам.

С июня 1950 г. поползли слухи, что Жигич информбюровец, о чем написали доносы 6 человек из высшего партийного руководства, которые не входили в состав хорватского Политбюро. Летом телефон Жигича стали прослушивать, его начали игнорировать партийные комитеты и УДБа в местах, которые он посещал, а Бакарич в июле пришел к выводу, что Жигич точно информбюровец. По этому поводу в ЦК КПЮ была создана специальная комиссия, которая расследовала дело137. Впрочем, никаких доказательств, что Жигич информбюровец, ни тогда, ни позднее найдено не было. И тем не менее требуемый диагноз был поставлен. Сделано это было на заседании Политбюро ЦК КПХ, которое происходило три дня 26, 27 и 29 августа с участием членов Политбюро ЦК КПЮ А. Ранковича и Э. Карделя. И сделал это лично Александр Ранкович. Как он заметил, Жигич берет руководителей партии и своей критикой каждому из них по отдельности подрывает авторитет в народе: «Это тактика Коминформбюро. Какая-то подоплека здесь есть. Не случайно, что это происходит сейчас. В этих трудных условиях осуществляется нападение на единство руководства, а с этим и на единство партии. …Так делают все фракционеры…»138 Силлогизм Ранковича предполагает, что информбюровцы это фракционеры. Но именно так предложил сводить с ними счеты член Политбюро ЦК КПЮ и первый секретарь ЦК КПХ Владимир Бакарич еще летом 1948 г.139 По-видимому, это был общий метод союзного партийного руководства.

Ранкович, Кардель и член Политбюро ЦК КПХ Звонко Бркич усмотрели еще одно преступление Жигича в намерении уйти в отставку. Этим он якобы тоже хотел подорвать единство руководства. Ранкович вообще определил это намерение уйти как единственный и беспрецедентный случай в партийной практике борьбы с Коминформбюро140.

Среди участников заседания Жигича поддержал только Душан Бркич. Его тут же поставили под контроль УДБы и начали бойкотировать. 1 сентября он подал заявление об отставке с должности заместителя председателя правительства. Отставку, конечно же, не приняли: член сталинистской партии не согласный с линией большинства имел перед собой лишь одну альтернативу: или все-таки согласиться или пасть жертвой. И 3 сентября в присутствии Ранковича стали разбирать его информбюровскую деятельность. Между Ранковичем и Д. Бркичем произошел следующий диалог, ярко иллюстрирующий политическую культуру сталинизма:

«Товарищ Ранкович: разве в партии можно подавать в отставку?

Душко Бркич: Нет»141.

Это и послужило отправной точкой для последующих рассуждений. Но на этот раз диагноз «информбюровец» по методу Ранковича поставил Звонко Бркич: «Они [Жигич и Д.Бркич] хотят играть в какой-то оппозиционный блок, который отстаивает интересы народа. Это форма деятельности Информбюро. Информбюро направило острие на использование личного недовольства и мещанства. И Душко Бркич держится линии Коминформа и сейчас этой линии держится. Подача такой отставки это по меньшей мере дезертирство, это линия Информбюро, это предательство партии»142. Выступавшие вслед за ним члены хорватского Политбюро повторяли и развивали один и тот же тезис: Д. Бркич отставкой хочет нанести вред партии, следовательно, он информбюровец. Немного дополнил их общую логику Миле Почуча. Он заметил о Жигиче и Д. Бркиче: «Видно, что они по линии сербства хотят создать фракционность, а эта фракционность находится на линии Информбюро»143. В итоге Д. Бркич разделил судьбу Жигича. Оба они, а также Опачич и Эгич, были отправлены на Голый остров без суда.

Показательно, что Иван Краячич знал реальную картину. Мато Райкович, бывший начальник загребского отделения ОЗНы, заявил Дедиеру: «Стево Краячич объяснил мне, в одном из многочисленных разговоров, что ни Жигич, ни Бркич, также как и Чаница Опачич, не были сторонниками СССР». Но ЦК КПЮ верил или делал вид, что верит в их вину. По сведениям В.Дедиера на одном из заседаний ЦК А.Ранкович сделал доклад, где назвал арестованных нелегальной группой, а Тито посетовал: «Вот, мы Жигичу и Бркичу доверяли, и видите, что у нас приключилось»144. В действительности, речь должна идти о заседании Политбюро ЦК КПЮ 13 сентября 1950 г., где выступали по этому вопросу Ранкович и Тито, хотя в протоколе заседания соответствующие оценки не отражены145. Дело Жигича и Бркича оставляет недоуменный вопрос: что это было – самообман или лицемерие Политбюро ЦК КПЮ, или же интриги хорватских руководителей, убравших чужими руками часть своих коллег? Вопрос этот пока не имеет однозначного ответа. Впрочем, некоторые хорватские историки склоняются именно к последней версии, приписывая инициативу расправы непосредственно Бакаричу146.

Тем не менее, указанное заседание Политбюро ЦК КПЮ дало импульс новой кампании репрессий. По мнению Тито, случай Жигича и Бркича требовал выявить имеющуюся в повстанческих краях вражескую агентуру147. Затем, группа ЦК КПХ обследовала положение в Далмации. После этого партия начала заострять линию в отношении Информбюро148. Отчет группы обсуждался на заседании Политбюро ЦК КПЮ 13 ноября 1950 г. «В слабой борьбе против информбюровцев виноваты и мы… С этим нужно покончить», – заявил Тито и добавил, что в Далмации не нужно жалеть людей149. После этих указаний руководство ЦК КПХ немедленно приняло меры.

16 декабря Анка Берус доложила об очередном обследовании обстановки в Далмации. При этом она выдала два примера шпиономании. «Есть небдительность к Информбюро… Есть исключенные [из партии] информбюровцы на местах, и не ведется борьба против них. Борьба против Информбюро рассматривается как дело УДБы. Этим сужена база борьбы против них»150. А следующее высказывание Берус это не просто нагнетание, а яркий образец гнусной полицейской логики: «Суды мягко наказывают за разные нарушения, а когда и вынесут наказания, они очень часто не выполняются. Верховный суд очень часто отменяет наказания вынесенные низшими судами. Адвокаты имеют большое влияние на судей. Прокуратура понимает свою роль как защитника народа от власти, а не помощника власти в осуществлении ее задач»151.

Кампания преследования информбюровцев в Далмации активно нагнеталась Политбюро ЦК КПХ с декабря 1950 и вплоть до марта 1951 г. Параллельно проходила зачистка от информбюровцев в Удбине, родном крае Жигича. Прижатый сверху секретарь далматинского обкома Анте Рое своим рвением в борьбе превзошел УДБу. Он стремился провести беспорядочные аресты, а УДБа его сдерживала