овала мировая система социализма, а в СССР был развитый социализм, и все это было уничтожено в результате предательства Горбачева. Партия выступает за сильную армию, призывает к восстановлению Югославии и не признаёт отделение ее республик, осуждает хорватский национализм и пишет о принижении роли сербов в СФРЮ311. У партии есть молодежная организация Союз коммунистической молодежи Югославии, но основной состав партийных активистов – пенсионеры. Деятельность партии в основном сводится к празднованию тех или иных дат в истории коммунистического и рабочего движения.
Партия труда резко отличается от НКПЮ тем, что состоит в основном из молодежи и обладает выраженным боевым характером. Численность ее невелика – десять лет назад там было около сотни человек. По идейным взглядам члены ПТ ходжисты, что и не удивительно: Дапчевич еще до основания своей партии пришел к выводу, что самую правильную политику проводит Албанская партия труда. В этой связи ПТ была одной из немногих организаций в Сербии, изначально выступавших за предоставление независимости Косову312. В противовес сербским националистам она усиленно подчеркивает свой интернационализм.
Вот все, что сумели донести информбюровцы до наших дней, и, похоже, кроме Партии труда, им больше нечего передать будущему.
ЮГОСЛАВСКИЕ ИСТОРИКИ О ПРИЧИНАХ ПРИСОЕДИНЕНИЯ К ИНФОРМБЮРОВЦАМ
Судьба информбюровцев часто привлекает к себе внимание в Югославии и образовавшихся на ее месте государствах, потому литература о них весьма обширна. Но у нее есть одна примечательная особенность: в основном она делает акцент не на деятельности информбюровцев, а на их преследовании, поэтому больше всего разработана тема лагерей, где особенно выделяется зловещий Голый остров. Впрочем, и здесь остаются белые пятна. Однако гораздо больше нерешенных проблем содержит другой вопрос: какова природа информбюровского движения? Скромные результаты, которые дала при ответе на него югославская историография, и будут предметом внимания данного раздела.
Первыми попытались поставить этот вопрос сами лидеры тогдашнего югославского режима. Еще в январе 1951 г., выступая на заседании Политбюро ЦК Коммунистической партии Словении, член Политбюро ЦК Коммунистической партии Югославии Милован Джилас заявил: «Проблема ИБ – в Словении не было столько проявлений, поэтому идеологически политически недооцениваем. Нужно неуклонно бороться против капиталистической бюрократии. Все бюрократы, у которых есть позиции, придерживаются линии ИБ. Информбюровщина опаснее, чем мелкобуржуазная стихия»313. Вслед затем та же оценка была озвучена и конкретизирована на заседании Политбюро ЦК Коммунистической партии Хорватии. 2 февраля член Политбюро ЦК КПЮ Владимир Бакарич заявил, что Информбюро опасно из-за отсталости Югославии. Она легко может свернуть на путь СССР, который из-за отсталости уже отошел от социализма. Потому те, кто долго колеблются по линии Информбюро – особенно опасные враги социалистического строительства. В этой связи Бакарич призвал к чистке партии: тех, кто не способен проводить новый курс, отправлять на пенсию, а с колеблющимися и врагами расправляться314. 21 февраля высказывания Бакарича уточнил член Политбюро ЦК КПХ Звонко Бркич. Он заявил, что ядро сторонников Информбюро составляют «разные бюрократические функционеры – лучший кадр для Информбюро»315.
Современные данные о социальном составе информбюровцев очень хорошо ложатся на эти оценки. Соответствующая статистика до сих пор опубликована в неполном объеме. Но согласно официальным данным, которые приводит Р.Радоньич, среди них было 5626 крестьян, 5081 рабочий, 4008 студентов, 1722 работника Министерства внутренних дел и УДБы, 2616 работников партийного аппарата, 550 руководителей органов власти, включая сюда 63 депутата союзной и республиканских скупщин, 4153 служащих Югославской армии316. На этой основе с долей уверенности можно утверждать, что информбюровское движение преимущественно городское и в значительной степени в партийно-государственном аппарате. Статистика по Словении и Македонии как будто этот вывод подтверждает317. Однако все это не означает, что оценки, которые в 1951 г. были даны в Политбюро ЦК КПЮ, справедливы.
Во-первых, публичное изменение точки зрения Политбюро ЦК КПЮ на проблемы социализма произошло лишь в 1950 г., а пик активности информбюровцев приходится на 1949 г., когда КПЮ все еще проводила ортодоксальную сталинистскую политику. Потому усмотреть в информбюровцах бюрократических перерожденцев, восстающих против истинного социализма, не получается. Правда, нельзя отрицать, что с 1950 г. новая политика правящей партии могла толкать догматически настроенные кадры в информбюровцы. Но этот фактор не действовал, когда движение только начиналось. Потому главная причина их появления в чем-то другом. Во-вторых, высокий процент репрессированных в партийно-государственном аппарате может быть объяснен выбором самих карательных органов, их приоритетами в репрессивной политике и сфере поиска врагов.
Впоследствии югославская историография даже близко не поднималась в своей трактовке информбюровцев к уровню Джиласа, Бакарича и Бркича. Она склонна была рассуждать в русле официальной пропаганды, сложившейся в период советско-югославского конфликта и выставлять деятельность информбюровцев просто как часть сталинского заговора против Югославии318.
Этой точке зрения воздал дань даже такой выдающийся историк как Владимир Дедиер. Он преподносил информбюровцев в качестве развитой шпионской сети, которую Сталин создал до советско-югославского конфликта, а во время конфликта двинул в бой против Югославии319. Однако в отличие от своих предшественников Дедиер постарался максимально обосновать эту точку зрения фактами. Он собрал устные свидетельства и даже получил доступ к документам о работе информбюровцев на советские спецслужбы. Поскольку эти документы до сих пор закрыты для историков, сведения Дедиера приобретают особое значение. Поэтому кратко остановимся на них.
У Дедиера можно найти описание пяти таких случаев320. По ним проходят в совокупности 54 человека. Наиболее значительный связан с неким полковником В.Д. в Риеке, который создал агентурную сеть из 28 человек на военно-морском флоте Югославии, за что и был казнен. Еще один человек (Б.Чолич) хотел наладить прослушивание Й.Броза-Тито летом 1948 г., на чем был пойман с поличным и приговорен к 20 годам заключения. Остальные три случая доверия не вызывают. 21 человека арестовали в МИДе по подозрению в связях с советской агентурой, однако о доказанности их вины Дедиер ничего не сообщает. Два генерала, находясь в заключении на Голом острове, признали себя советскими агентами, однако этот факт Дедиер передает с опорой на устное свидетельство, а не по документам. Но главное, порядки на Голом острове были таковы, что узники оказывались способны признать все что угодно, потому воспринимать их показания всерьез не приходится. Замыкает список агентов М.Брашич, который оказал ценнейшие услуги партизанскому движению в годы войны, а в 1948 г. был объявлен советским агентом. Примечательно, что Дедиер не приводит никаких изобличающих его фактов, а сам Брашич свою вину не признавал.
К этому перечню можно добавить широко известный случай двух членов ЦК КПЮ А.Хебранга и С.Жуёвича, которые весной 1948 г. были арестованы как предполагаемые советские агенты. Но ни в том ни в другом случае их вина доказана не была. Оба обвиняемых перед судом не предстали, хотя и по разным причинам. Хебранг умер в тюрьме, а Жуёвич покаялся в своих политических ошибках и был освобожден.
Если проанализировать все эти примеры, то оказывается, что ни в одном из них нет однозначного свидетельства вербовки будущих информбюровцев до начала советско-югославского конфликта. Пожалуй, только Чолич мог быть завербован заранее. Но это один случай с одним человеком. На фоне общей массы информбюровцев он ничего не доказывает. В период конфликта советские спецслужбы естественно пытались вербовать информбюровцев, и было бы странно если бы они этого не делали, с учетом того ожесточения, которым сопровождалось советско-югославское противостояние. Но даже если мы возьмем общее число лиц, которых Дедиер посчитал иностранными агентами, то и оно несопоставимо с числом репрессированных. Таковых по имеющимся данным было от 16288 до 16731 человек, при общем количестве взятых на подозрение 55663 чел. Одним словом, официальная версия об информбюровцах как советских шпионах выглядит несостоятельно.
Впрочем, уже у Дедиера встречаются попытки найти социальные истоки движения. Ссылаясь на некоего анонимного черногорца, Дедиер сформулировал три основные группы причин, вызывавших недовольство и побуждавших черногорцев поддерживать Информбюро. Во-первых, очень много черногорцев выдвинулось в военно-политическое руководство, а для маленькой Черногории их было слишком много, и далеко не всем можно было дать должность, удовлетворяющую их амбиции. Во-вторых, партизанские семьи испытывали недовольство тем, что понесли наибольшие жертвы во время войны, но не получили по ее окончании никаких преимуществ. В стране разоренной войной было слишком мало свободных средств, и их направляли в первую очередь туда, где население было менее лояльным, чтобы укрепить популярность новой власти, а партизанские края страдали от недостаточной поддержки. В-третьих, недовольство вызывала общая политика государства – в первую очередь аграрные эксперименты и репрессии