[447]: высказываются те или иные суждения и выводы, порой весьма интересные и яркие, но при этом в достаточной мере произвольные, умозрительные и не имеющие обязательной силы. Многие тезисы такого рода просто недоказуемы, но, кстати, именно поэтому их точно так же практически невозможно и опровергнуть.
Некая ущербность практикуемых подходов к интересующей нас здесь тематике проистекает, насколько можно судить, из того обстоятельства, что не предпринимается скрупулезный терминологический анализ рассматриваемых текстов. А ведь, по большому счету, полноценно понять, как воспринимал время тот или иной античный историк (да и не только историк, а вообще тот или иной античный автор), можно лишь после того, как будут с исчерпывающей полнотой, то есть репрезентативно (а не выборочно) выявлены и исследованы случаи употребления данным автором терминологии, связанной со временем. Необходимо изучить контексты этой терминологии, ее частотность (в различных аспектах: частоту появления различных терминов по отношению друг к другу, в различных типах и элементах нарратива) и т. д.
Предлагаемая здесь задача представляется перспективным проектом, но в полной своей совокупности, применительно ко всем хотя бы древнегреческим историкам такой проект, разумеется, настолько грандиозен, что его выполнение потребовало бы многолетней усилий и, очевидно, целого коллектива ученых. Мы же в рамках настоящей главы лишь попытаемся — весьма кратко, в чем-то даже конспективно — наметить в самом первом приближении способы работы, предполагаемые этим подходом, обозначить его специфику, — одним словом, если так можно выразиться, заложить несколько «пробных кирпичиков» в фундамент будущего здания. Рассмотрению подвергнется временная терминология у «отца истории» — Геродота. Подобный выбор кажется вполне оправданным и закономерным: уж если заниматься восприятием времени историками Древней Греции, то с кого же начать, как не с первого из этих историков, труд которого дошел полностью? У Геродота, разумеется, были предшественники — Гекатей и ряд других авторов (будем по сложившейся традиции называть их логографами, хотя у нас нет полной уверенности в том, что это название корректно[448]), но от них дошли лишь не очень значительные фрагменты, к тому же часто представляющие собой не дословные цитаты, а пересказы более поздними писателями, и всё это вместе взятое чрезвычайно затрудняет изучение аутентичной терминологии времени в этих текстах, а строго говоря — делает такое изучение почти невозможным.
Совсем другое дело — Геродот. Перед нами его «История», именно в том виде, в каком она была оставлена автором[449], — обширный труд, очень подходящее поле для проведения задуманного нами терминологического анализа, причем, кажется, такой анализ еще не предпринимался[450].
«Три лика времени». Прежде всего, о каких терминах пойдет речь? Всем, кто хотя бы элементарно знаком с древнегреческим языком (и даже многим из тех, кто с ним вообще не знаком) прекрасно известно, что основным термином для обозначения времени является χρόνος. Основным, но не единственным! Наряду с ним существовали еще два: καιρός и αιών, как совершенно справедливо указывается в лучших этимологических словарях — у Фриска[451] и Шантрена[452].
Полными синонимами три указанных слова не являются; у каждого из них есть достаточно четко очерченное и ограниченное семантическое поле (в каких-то случаях более, в каких-то менее широкое), и эти семантические поля пересекаются лишь частично. Χρόνος действительно встречается в источниках значительно чаще, чем две остальные лексемы вместе взятые. Χρόνος — это, бесспорно, самый общий и широкий по значению термин для обозначения времени; в наибольшей степени коррелирует он и с соответствующим русским словом «время». Собственно, нередко словари (особенно те, которые дают не слишком уж детализированную информацию) ограничиваются одним-единственным переводом: χρόνος — время. Так, в частности, у Вейсмана[453].
Но так ли всё просто? Здесь не помешает задуматься о том, что даже и мы, говоря «время», не всегда имеем в виду одно и то же. Строго говоря, всякий раз мы употребляем это существительное в одном из двух значений: либо в смысле «некий промежуток времени», либо в смысле «момент времени, некая точка во времени». Чтобы пояснить этот тезис, приведем две условные речевые ситуации: а) «Сколько времени имярек пробыл на этом месте? — Семь часов»; б) «В какое время имярек прибыл на место? — В семь часов». Ясно, что в этих двух случаях речь идет о несколько разных вещах. В русском языке слово «время» вполне уместно в обеих ситуациях. А как обстоит дело в древнегреческом? В частности, что можно сказать в данной связи о пресловутом χρόνος?
Лучший из существующий на сегодняшний день словарей — LSJ — посвящает лексеме χρόνος довольно обширную статью[454]. Начинается она, естественно, с наиболее общих значений слова: «time», «time in the abstract». Но затем следует важное уточнение: в качестве главного из специальных значений существительного χρόνος указывается «а definite time, period». Иными словами, речь идет именно о промежутке времени. Отсюда — ряд вторичных, конкретизирующих значений: «year», «season or portion of the year», «lifetime, age»[455] и даже — необходимо это особо подчеркнуть — «delay, linger». χρόνος таким образом, может выражать идею отсрочки, задержки, промедления; здесь ясно видна семантика некой длительности, протяженности, равно как и в важнейших дериватах от χρόνος — глаголе χρονίζω «медлить, мешкать, задерживаться», прилагательном χρόνιο? «долгий, долго существующий, долговременный».
Абсолютно те же характеристики лексемы χρόνος встречаем в словарях Фриска и Шантрена. Для Фриска χρόνος — это прежде всего «(bestimmte) Zeitdauer, Zeitverlauf, Zeit», т. e. перед нами опять та же идея длительности, протяженности, «линейности». Правда, далее Фриск дает еще и такие значения для χρόνος: «Lebenszeit, Zeitgrenze». Первое из этих двух значений, как мы увидим ниже, коррелирует скорее с αιών, второе — скорее с καιρός. Но тут дело, думается, еще и в том, что χρόνος как самый широкий и распространенный термин для обозначения времени, вбирал в себя элементы значений своих ближайших (но неполных) синонимов[456].
Для Шантрена, как мы уже отмечали выше, χρόνοςу противостоит καιρός понимаемый этим исследователем как точный момент, маркирующий некий предел, рубеж. χρόνος же, как отмечает Шантрен, «est en outre divisible, donc mesurable». χρόνος «désigne usuellement le temps qui s'écoule, une durée définie, tout laps de temps, le temps historique». Отсюда употребление термина χρόνος в грамматических и музыкально-ритмических контекстах. Главный вывод, таким образом, остается прежним и может быть повторен: χρόνος — это не просто «время» или, во всяком случае, не только «время» в абстрактном, недифференцированном значении. Это нечто текущее, длящееся, протяженное. Это — промежуток времени, «линейное время».
Обратимся теперь к термину καιρός. Здесь нас подстерегает больше сложностей. И прежде всего потому, что данная лексема употребляется не только во временном смысле. И даже, если верить составителям словарей, преимущественно не во временном. Ибо словарные статьи, посвященные существительному καιρός открываются обычно такими определениями, как «надлежащая мера»[457], «due measure, proportion, fitness», «the distinction, the point»[458], «redites MaB»[459], «le point juste qui touche au but», «l'à propos, la convenance», «l'avantage, ce qui est opportune»[460]. Однако в словарях всегда отмечаются (пусть на втором или даже на третьем месте) также и те аспекты значения καιρός которые связаны со временем. Может быть, эти аспекты и вторичны с точки зрения исторического развития семантики слова (этот вопрос сам по себе отнюдь нельзя считать однозначно решенным, но нас он здесь совершенно не касается), но вот по частоте употребления именно они, пожалуй, стоят на первом месте[461]. Во всяком случае, они и только они будут нас интересовать в рамках данной главы.
Какие же «темпоральные» значения даются для καιρός? Типично в данном случае указание Вейсмана: «надлежащее, удобное время, удобный случай», и только после этого — «вооб[ще] время, обстоятельство». Не иначе у Шантрена: «l'occasion favorable», «bon moment, bonne saison», и только в качестве более позднего значения — просто «saison, temps»[462]. Шире и нейтральнее взят круг значений у Фриска: «(rechter, entscheidender) Zeitpunkt, (günstige) Gelegenheit, Jahreszeit, Zeit». Наиболее подробно и точно, как всегда, в LSJ: «exact or critical time, season, opportunity», «critical times, periodic states», «generally, time, period», «the times, i. e. the state of affairs»[463].
У нас создается впечатление, что во всех перечисленных случаях, во-первых, не вполне верно сделан семантический акцент[464] (почему, собственно, именно «удобное, надлежащее, благоприятное» время?), во-вторых, в недостаточной степени продемонстрирована специфика καιρός по сравнению с χρόνος (там, где мы встречаем такие расплывчатые определения, как «время», «temps», «Zeit», «time»). В чем же заключается эта специфика?