Выше мы отметили, что χρόνος — это «линейное время», выражающее идею некой длительности, протяженности. В связи с этим необходимо отметить: в καιρός главное — то, что помечено цитировавшимися авторами как «Zeitpunkt», «moment», «exact… time». Тут уже не идет речь о длительности и протяженности. Перед нами именно точный, конкретный момент. Это не промежуток времени, а «точка во времени», или, если позволить себе, может быть, чрезмерно современное выражение, «квант времени»[465]. Итак, если χρόνος — «линейное время», то καιρός — «точечное время»[466].
Сильнее всего различие между χρόνος и καιρός бросается в глаза, когда мы встречаем эти два термина в одном пассаже, где они неизбежно оказываются противопоставлены друг другу. Характерен, в частности, пример в одной из речей, входящих в корпус Демосфена (LIX. 35)[467]. Рассказывая о неком событии из жизни обвиняемой (о ее бегстве из Афин в Мегары), автор речи датирует это событие следующим образом: ήν δε о χρόνος ουτος' ω 'Αστείος' μεν ήν αρχών Άθήνησιν, ό καιρός δ' έν ω έπολεμειθ' υμείς' προς' Λακεδαιμονίοις' τον ύστερον πόλεμον. Здесь есть и χρόνος, и καιρός, причем в грамматической конструкции противопоставления (δε — μεν — δε).
Обратим внимание на словоупотребление в весьма точном и литературно безупречном переводе В. Г. Боруховича[468]: «Это был год, когда архонтом в Афинах был Астий, как раз то время, когда вы вели в последний раз войну против лакедемонян» (курсив наш. — И.С.). Переводчик смог чрезвычайно удачно разрешить сложность, возникающую в связи с передачей на русском языке понятий χρόνος и καιρός. Ведь нельзя же было в обоих случаях перевести «время»! Пропала бы ситуация противопоставления. В результате χρόνος здесь понят как «год», и это верно: ведь мы уже отмечали, что χρόνος — временной промежуток, и в данном случае, несомненно, именно годичный, коль скоро указан эпонимный архонт. A καιρός — конкретный момент внутри этого временного промежутка, момент бегства Неэры. И поэтому в переводе совершенно правомерно появляется уточняющее выражение «как раз то время».
Если таково соотношение χρόνος и καιρός, то какое место в данном терминологическом ряду занимает αιών? Обратимся теперь к рассмотрению этой лексемы, при определении которой в каждом лексиконе более или менее важное место занимают значения «век», «вечность»[469]. Как это понимать? Прежде всего, совершенно ясно, что здесь не имеется в виду век в наиболее привычном для нас смысле «столетие». Может быть, вечность как бесконечность, беспредельность во времени? Похоже, именно так воспринимают это авторы современных словарей. Но мы позволим себе усомниться в верности подобных толкований.
Не желая подробно углубляться в данную проблематику (поскольку это увело бы нас слишком далеко от основного предмета главы и всей книги), отметим лишь: греческое мироощущение отвергало идею бесконечности, беспредельности как таковую. Это достаточно ясно в отношении пространственном (космос воспринимался ограниченной, определенной и даже симметричной пространственной структурой, что исключает беспредельность), но не иным было и отношение ко времени. Ведь, по справедливому замечанию С. С. Аверинцева[470], «внутри "космоса" даже время дано в модусе пространственности». Иными словами, оно также ограниченно, определенно и симметрично (ср. учение о вечном возвращении).
Строго говоря, понятие бесконечного времени было невозможно уже потому, что подлинная бесконечность предполагает отсутствие пределов, так сказать, с обеих сторон, — отсутствие не только конца, но и начала. А в древнегреческой мысли, как известно, представлялись имеющими начало, возникновение и мир, и боги, которые в остальном определялись как вечные. Если это и бесконечность, то какая-то односторонняя бесконечность. Здесь есть определенная непоследовательность, которая впоследствии не ускользнула от внимания христианских богословов, упрекавших в этой непоследовательности античных мыслителей (что имеет начало, то должно иметь и конец).
Но, может быть, αιών — это не абсолютная, а относительная вечность, некий неопределенно-долгий промежуток времени? Иными словами, он имеет лишь количественное, а не качественное отличие от χρόνος'а — тоже промежутка времени, но более краткого[471]? Такой аспект семантики лексемы αιών тоже отмечается в словарях: LSJ — «long space of time», Фриск — «lange Zeit», Шантрен — «durée», «vie durable et etemelle». Однако сплошь и рядом αιών прилагается к не столь уж длительным временным отрезкам, например, к сроку чьей-либо жизни (именно такие словоупотребления мы встретим у Геродота).
Похоже, что не в длительности дело. Процитируем in extenso пассаж, в котором наиболее развернуто сопоставлены и противопоставлены αιών и χρόνος. Это отрывок из платоновского Тимея (37d sqq.): «Он (Демиург. — И.С.) замыслил сотворить некое движущееся подобие вечности (αιώνος); устрояя небо, он вместе с тем творит для вечности (αιώνος), пребывающей в едином, вечный же (αιώνιον) образ, движущийся от числа к числу, который мы назвали временем (χρόνον). Ведь не было ни дней, ни ночей, ни месяцев, ни годов, пока не было рождено небо, но он уготовил для них возникновение лишь тогда, когда небо было устроено. Все это — части времени (χρόνου), а "было" и "будет" суть виды возникшего времени (χρόνου), и, перенося их на вечную (άΐδιον) сущность, мы незаметно для себя делаем ошибку. Ведь мы говорим об этой сущности, что она "была", "есть" и "будет", но, если рассудить правильно, ей подобает одно только "есть", между тем как "было" и "будет" приложимы лишь к возникновении, становящемуся во времени (έν χρόνω), ибо и то и другое суть движения. Но тому, что вечно (άβί) пребывает тождественным и неподвижным, не пристало становиться со временем (διά χρόνου) старше или моложе, либо стать таким когда-то, теперь или в будущем, либо вообще претерпевать что бы то ни было из того, чем возникновение наделило несущиеся и данные в ощущении вещи. Нет, все это — виды времени, подражающего вечности (χρόνου… αιώνα μιμούμενου) и бегущего по кругу согласно законам числа… Итак, время (χρόνος) возникло вместе с небом, дабы, одновременно рожденные, они и распались бы одновременно, если наступит для них распад; первообразом же для времени послужила вечная (διαιωνια?) природа, чтобы оно уподобилось ей, насколько возможно. Ибо первообраз есть то, что пребывает целую вечность (πάντα αιώνα), между тем как отображение возникло есть и будет в продолжение целокупного времени (τον άπαντα χρόνον). Такими были замысел и творение бога относительно рождения времени (χρόνου); и вот, чтобы время (χρόνος) родилось из разума и мысли бога, возникли Солнце, Луна и пять других светил, именуемых планетами, дабы определять и блюсти числа времени (άριθμών χρόνου)…» (пер. С. С. Аверинцева, курсив наш. — И.С.).
Итак, разница между αιών и χρόνος заключается отнюдь не в том, что первое более длительно, чем второе. В цитированном месте специально отмечается что оба они вечны, но только χρόνος подвижен и подвержен делению, в отличие от неподвижного и неделимого αιών (что, в частности, выражается и в такой тонкости словоупотребления, как соотнесение αιών с прилагательным πας a χρόνος — с прилагательным άπας). Впрочем, последнее смело можем считать частным философским мнением Платона. Вряд ли в обычном греческом мировоззрении противопоставление именно в этом аспекте имело принципиальное значение.
Так в чем же специфика лексемы αιών? Возьмем на себя смелость выдвинуть следующий тезис. Интересующая нас специфика кроется в том оттенке значения термина, который словари передают как «period of existence», «lifetime», «one's life» (LSJ), «Leben(szeit)» (Фриск), «force vitale, vie» (Шантрен)[472]. Иными словами, αιών — это не просто абстрактное время; оно обязательно соотнесено с какой-то жизнью, с каким-то существованием. Это время, так сказать, наполненное и существующее только в таком качестве.
В связи со сказанным представляется весьма значимым, что уже позже, в эпоху эллинизма, когда греки познакомились с восточным восприятием пространства и времени и когда переводилась с иврита Септуагинта, именно аналогом αιών был передан 'wlm[473] — древнееврейский термин для обозначения мира, постигаемого во временном модусе, мира-времени, «мира как истории»[474]. Такой перевод, представляющийся в общем-то не самым очевидным, породил очень серьезные импликации в духовной культуре последующего времени. Достаточно вспомнить хотя бы об «зонах» гностиков, которые по сути своей являются одновременно «веками» и мирами.
В какой-то степени αιών — это время на стыке с пространством. Это некое предвосхищение открытого значительно позже пространственно-временного континуума, причем с акцентом скорее на время, чем на пространство[475]. Разовьем и дополним предложенную выше базовую метафору. καιρός (конкретный момент) — «время-точка» и тем самым время без измерений. χρόνος (временной промежуток) — «время-линия», одномерное время. Αιών (временной промежуток, соотнесенное с жизнью и ео ipso с пространством) очень удачно вписывается в этот ряд в качестве третьего (и последнего) недостающего звена. Это — «время-плоскость», двухмерное время, в котором в качестве второго измерения выступает соотнесенность с пространственным аспектом бытия.
Χρόνος и производные в труде Геродота. Столь подробный экскурс в общие проблемы древнегреческой терминологии времени показался нам уместным потому, что он может пригодиться не только в данный момент, но и на будущее, послужить методологической основой для анализа соответствующей проблематики на материале не только труда Геродота, но и произведений других авторов, а в перспективе, возможно, — для построения каких-то парадигм общего характера. Но пока перед нами более узкая задача, и теперь нам предстоит обратиться непосредственно к «отцу истории».