[824]. По материнской линии Перикл происходил из знатного рода Алкмеонидов. И вполне естественно, что отношения Геродота именно с Алкмеонидами часто анализировались учеными[825]. Касательно же характера этих отношений единого мнения нет. Мы считаем, что проблема и не может быть удовлетворительно разрешена, пока ее будут рассматривать изолированно, вне контекста круга вопросов о симпатиях/антипатиях Геродота к другим афинским аристократическим родам. Обращение к таким вопросам позволило бы вскрыть важные факты, проливающие свет на тему «Геродот и Алкмеониды», а кроме того, представляющие самостоятельный интерес.
Однако нам не известно специальных исследований, скажем, по теме «Геродот и Филаиды», и похоже, что данная работа будет первой по этому сюжету (или, по крайней мере, одной из первых). Род (γένος)[826] Филаидов был в Афинах не менее знаменитым и влиятельным, чем Алкмеониды; среди его представителей встречались такие выдающиеся политики и полководцы, как Мильтиад, марафонский победитель, и его сын Кимон[827].
Перед тем как обратиться непосредственно к предмету исследования, следует сделать краткое, но необходимое замечание. Строго говоря, такие названия афинских родов, как «Филаиды», «Кодриды» и т. п., — в значительной мере не более чем условность, принятая в современной историографии. Греческие γένη, в отличие от римских gentes, не имели твердо и однозначно установленных nomina (Алкмеониды здесь — как раз исключение). И уж в любом случае название рода не включалось в официальное имя гражданина (опять же по контрасту с Римом). Во времена Геродота официальное гражданское имя в Афинах включало три элемента: личное имя индивида как таковое, патронимик («отчество») и демотик (указание на дем, к которому имярек принадлежал)[828]. Названия родов, повторим и подчеркнем, не использовались в официальной сфере, хотя, несомненно, в какой-то менее формальной среде общения к ним прибегали. Так, вышеупомянутого Кимона в той или иной частной ситуации могли называть (или не называть) «Кимоном Филаидом», однако, например, на афинских остраконах (черепках, использовавшихся как «бюллетени» для остракизма), памятниках строго официального характера, он всегда будет «Кимоном, сыном Мильтиада, из дема Лакиады» (и никакого «Филаида»!).
Отсюда, кстати, вырастает серьезная сложность в определении принадлежности того или иного конкретного афинянина к тому или иному роду. Тот же Геродот не называет ни Мильтиада, ни Кимона (ни кого бы то ни было другого) Филаидом, для него они просто потомки Филея. Не упоминаются в качестве Филаидов вышеназванные лица и у других греческих авторов[829]. Есть только один случай в нарративной традиции, когда афинянин эксплицитно назван Филаидом, да и этот-то пассаж принадлежит позднему, не во всем заслуживающему доверия писателю — Диогену Лаэртскому (X. 1). Кстати, у него в качестве Филаида фигурирует философ Эпикур, чья связь с линией Мильтиада — Кимона неясна[830].
Поэтому невозможно утверждать с полной уверенностью, что род, о котором идет речь, действительно назывался Филаидами уже в V в. до н. э. Иногда даже предпочитают обозначать этот род (или его главную ветвь) как «Кимониды». Но это название не в меньшей степени, чем традиционное, является условностью. Более того, оно вовсе не упоминается в источниках, и совершенно непонятно, чем оно лучше. В свете всего вышесказанного, конечно, было бы наиболее корректно и нейтрально говорить о «семье Мильтиада — Кимона», а не о «роде Филаидов» (или, скажем, о «семье Каллия — Гиппоника», а не о «роде Кериков» и т. п.). Собственно, ныне это довольно распространенная практика в западной литературе. Мы сохраняем традиционное наименование «Филаиды» просто для краткости, надеясь, что читателям в любом случае будет ясно, какой род имеется в виду. Это — тот род, который возводил свое происхождение к легендарному Филею (сыну Аякса) и уже в архаическую эпоху являлся одним из ведущих в Афинах.
Ко времени Геродота Филаиды имели собственную генеалогическую и историческую традицию, причем весьма развитую. Их родовое древо обнаруживается уже у Ферекида[831] — мифографа и генеалога, старшего современника Геродота. Этот Ферекид Афинский (не путать с Ферекидом Сиросским[832]), несомненно, близкий к Филаидам[833], — авторитетный писатель с весьма почтенной репутацией. Ф. Якоби называл его «первым афинским прозаиком»[834], а Э. Рушенбуш полагает даже, что Геродот именно из Ферекида взял в свой труд всю информацию о событиях ранее 500 г. до н. э.[835]
Это последнее суждение в столь общей и категоричной форме, пожалуй, является преувеличением. Но в любом случае несомненно, что Геродот, работая над «афинскими» частями своего сочинения, активно использовал традицию, восходящую к Филаидам, — не столь важно, через Ферекида или иным путем. Вообще в «Истории» отразились традиции, источник которых — некоторые афинские знатные роды[836], и среди них «филаидская» традиция отнюдь не занимает какого-нибудь малого или второстепенного места.
Кстати, вышесказанное заставляет поставить вопрос: когда Геродот впервые побывал в Афинах? Согласно общепринятому мнению, это произошло в период лидерства Перикла, в 440-х гг. до н. э., когда «История» уже была отчасти написана[837]. Но как тогда объяснить столь прекрасное отражение «филандской» традиции в труде Геродота? Родовая история Филаидов была актуальна в Афинах при Кимоне, члене этого рода, но в «Периклов век» ее популярность могла только уменьшаться. Перикл — в целом отнюдь не союзник Филаидов — никак не был заинтересован в распространении информации, прославлявшей предков Кимона.
Геродот должен был получить свои сведения о роде Филаидов еще до того, как он вошел в «кружок Перикла» (если он в него действительно вошел). Судя по некоторым пассажам из «Истории», у нас есть право предположить более ранний визит (или визиты) Геродота в Афины, — возможно, еще в 460-х гг. до н. э., то есть в период простасии Кимона. Строго говоря, источники об этом не сообщают, но как раз в данном случае аргумент ex silentio вообще не может иметь никакой силы. Биографические сведения о Геродоте более чем скудны. Фактически нам известны лишь несколько разрозненных событий из его жизни, да и они-то — только в искаженном и противоречивом виде. Почти невозможно выстроить эти события в правильную хронологическую последовательность.
Гипотеза о ранних поездках Геродота в Афины не может быть опровергнута аргументацией, опирающейся на общий историко-политический контекст. Точное время вступления Галикарнасса, родины Геродота, в Делосский союз, остается спорной. Город появляется в списках фороса с 454/453 г. до н. э., то есть с самого момента введения этих списков. Поэтому указанная дата дает только terminus ante quem. Наиболее подходящей датировкой предстает приблизительно 468 г. до н. э.[838] — период непосредственно после победы Кимона над персами при Евримедонте. В любом случае хорошо известно, что Геродот в молодости, приняв участие в безуспешной попытке свержения галикарнасского тирана Лигдамида, был вынужден уйти в изгнание и перебрался на Самос. Самос же являлся одним из старейших и сильнейших членов Делосского союза. Он традиционно поддерживал активные связи с фактической столицей симмахии — Афинами. Можно выразиться так: с Самоса была прямая дорога в Афины. И трудно представить, что молодой, энергичный, талантливый и, главное, очень любознательный эллин не воспользовался возможностью посетить «город Паллады» сразу же, как только это оказалось возможным. Афины в период Пентеконтаэтии, подобно некому магниту, притягивали к себе лучшие интеллектуальные силы со всего греческого мира.
Если Геродот действительно побывал в Афинах уже в 460-х гг. до н. э., в «Кимонов век»[839], то не удивительно, что там он в первую очередь познакомился именно с исторической традицией Филаидов. Традиции других аттических аристократических родов (включая Алкмеонидов), которые он узнал позже, отразились в его труде уже «сквозь призму» филаидской. Конечно, пока это только наша рабочая гипотеза; анализ пассажей Геродота, посвященных Филаидам, который мы намерены далее предпринять, направлен на то, чтобы подтвердить или опровергнуть данную гипотезу.
Самый старший из представителей главной ветви Филаидов, появляющийся в «Истории» (VI. 34–38), — Мильтиад, сын Кипсела, основатель афинской колонии на Херсонесе Фракийском[840] и первый тиран названного полуострова. Этот Мильтиад (Старший) является для Геродота (т. е. для его информаторов) чем-то вроде идеального героя. Согласно «отцу истории», он был очень влиятелен во времена Писистрата: для описания его статуса употреблен даже термин δυναστεύω[841]. Сообщается о его эгинских корнях и о том, что его род позже[842] перебрался в Афины. Вообще Геродот любит упоминать о неафинском происхождении тех или иных представителей афинской знати.
Мильтиад Старший стал олимпийских победителем в состязании колесниц — в 560 г. до н. э., по датировке Моретти