[1054]. Нельзя не вспомнить в данной связи открытый значительно позже Эйнштейном пространственно-временной континуум[1055], который, как выясняется, греками был отчасти предвосхищен[1056].
Возвращаясь к вопросу о дискретности движения времени в представлении древних греков, отметим, что она имела место и на отрезках больших, чем сутки, т. е. таких, для измерения которых употреблялись уже не часы, а календарь. По справедливому замечанию Д. Бувье, календарное время — первая составная часть исторического времени[1057]. Тема античных календарей — одна из сложнейших для исторического исследования; для ее более или менее детального раскрытия необходима была бы, как минимум, специальная монография[1058]. А здесь будет сделано лишь несколько наблюдений предельно общего характера.
При этом не будем подробно останавливаться на хорошо всем известной сложности, связанной с тем, что в многочисленных греческих государствах функционировали различные календари, в которых даже новогодние празднества приходились не на одно и то же время. Так, в Афинах и Дельфах год начинался, в пересчете на привычные нам месяцы, в июле-августе, в Беотии — в январе, на острове Делос — в феврале, в Македонии — в ноябре и т. д.
Но если даже сконцентрироваться для большей чистоты анализа на календаре какого-нибудь одного, отдельно взятого полиса (лучше всего — Афин, для которых имеется наибольшее количество источникового материала), всё-таки остается изрядное количество проблем. Главная из них порождалась тем, что две базовые календарные единицы — лунный месяц (μην) и солнечный год (ετος) — по астрономическим причинам не могут быть вполне согласованы друг с другом.
В результате, например, в Афинах классической эпохи одновременно были в употреблении два календаря: архонтский календарь, основанный на лунном месяце, и гражданский, основанный на солнечном годе[1059]. Первый был по своей сути религиозным, сакральным; по нему высчитывались даты различных празднеств и т. п. Второй же, светский[1060], служил для назначения мероприятий политического характера, в первую очередь заседаний народного собрания.
Архонтский год делился на 12 месяцев: гекатомбеон, метагитнион, боэдромион, пианепсион, мемактерион, посидеон, гамелион, анфестерион, элафеболион, мунихион, фаргелион, скирофорион. Поскольку сумма всех этих месяцев никогда не могла дать 365–366 дней, то иногда производилась интеркаляция — добавление вставного тринадцатого месяца с целью привести «отставший» лунный календарь в соответствие с астрономическим солнечным годом. Добавлялся обычно второй посидеон (один из зимних месяцев). Осуществлялась интеркаляция крайне нерегулярно. Кроме того, архонты могли добавлять по ходу года и отдельные дни (например, в связи с каким-нибудь праздником); в результате архонтский календарь нередко существенно отклонялся от действительных фаз луны.
Гражданский год начинался в тот же день, что и архонтский (это были сутки, когда впервые после летнего солнцестояния появлялся серп молодой луны), но в этом и заключалось единственное сходство между ними, в остальном они полностью различались. Гражданский календарь не имел вообще никакого отношения к фазам луны, исходил исключительно из солнечного года, который в V в. до н. э. принимался за 365 дней.
Гражданский год даже делился не на месяцы, а на совершенно искусственно созданные отрезки, не имевшие астрономического обоснования, — притании. Пританий в году было 10, и они были сделаны по возможности равными. Но поскольку 365 на 10 без остатка не делится, то разделение происходило следующим образом: первые пять пританий года состояли из 37 дней каждая, последние пять — из 36 дней каждая. Впрочем, в этом отношении на протяжении классической эпохи допускались колебания. Источники освещают предмет отнюдь не исчерпывающим образом, о многом можно только догадываться. Так, судя по всему, был период, когда первые четыре притании насчитывали по 37 дней, а последние шесть — по 36. В сумме это давало 364 дня, в результате один день года «зависал», не относясь ни к какой притании. А в интеркаляционный год, который ео ipso получался больше обычного, и притании были более долгими, вероятно, по 39 и 38 дней соответственно[1061]. Зато никаких произвольных вставок дней и прочих подобного рода манипуляций в гражданском календаре, в отличие от архонтского, не производилось, он оставался стабильным, регулярным.
Архонтский календарь, несомненно, в той или иной форме существовал с древнейших времен, а в окончательном виде его, по сообщениям источников, зафиксировал Солон в 594 г. до н. э.[1062] Что же касается гражданского календаря, то его происхождение — более позднее; это и не удивительно. Его появление следует поставить в прямую связь с демократическими реформами Клисфена в 508–507 гг. до н. э., что явствует из самой категории притании, лежащей в основе данного календаря. Что это такое? При Клисфене был учрежден новый орган государственной власти — Совет Пятисот (по количеству членов). Каждая из десяти фил — подразделений гражданского коллектива, введенных тем же Клисфеном, — делегировала в Совет по 50 человек. Соответственно, внутри Совета эти 50 человек составляли особое подразделение, и таких подразделений, естественно, тоже было десять. Подразделение, представляющее каждую филу, на протяжении одной десятой части года считалось дежурным. В этот-то период его члены и назывались пританами, а срок их дежурства — пританией.
Декреты афинского народного собрания и иные государственные акты (сохранившиеся либо в эпиграфических копиях, либо в передаче нарративных источников), если они вообще датированы внутри года, датированы именно пританией, а не месяцем. Иногда предпринимающиеся попытки приводить в прямое соотношение какие-либо даты афинской истории, известные по гражданскому календарю, с датами архонтского лунного календаря (то есть пересчитывать их с пританий на месяцы) и с помощью этого в конечном счете переводить их на наш современный календарь[1063] в подавляющем числе случаев являются вполне бесперспективными — именно потому, что в архонтский год произвольно добавлялись дни, с гражданским же ничего подобного не происходило. Не говорим уж об интеркаляции, которая, естественно, должна была полностью ломать соотношение двух календарей в том году, в котором она осуществлялась. А для V–IV вв. до н. э. нам точно известны далеко не все годы с интеркаляцией. Э. Сэмюэл ответственно утверждает, что невозможно найти точные юлианские эквиваленты для дат афинского календаря[1064]. Иными словами, хотя в любом учебнике или энциклопедии можно прочесть, что, скажем, битва при Марафоне состоялась 12 сентября 490 г. до н. э. морское сражение при Саламине — 28 сентября 480 г. до н. э. и т. п., все подобного рода конкретные датировки нужно воспринимать cum grano salis. Год и месяц, разумеется, указаны верно, а вот с числом месяца всё гораздо проблематичнее.
Кстати, давать нумерацию числам месяца у древних греков уже было принято, но практика была несколько иной, более сложной, нежели привычная нам, когда в прямом порядке идут 1 января, 2 января и т. д. вплоть до 31 января. В Афинах так же обозначались только числа первой декады (причем с обязательной добавкой «прибывающего месяца»). Во второй декаде употреблялись названия типа «седьмой день после десяти» (т. е. 17-е число). Наиболее необычный счет применялся в третьей декаде: с добавкой «убывающего месяца» дни считались в обратном порядке. Например, «третий день убывающего месяца» — это именно третий день от его конца, то есть 28-е число данного месяца. Причем, следует специально оговорить, если данный месяц насчитывал 30 дней. Ведь поскольку астрономический лунный месяц соответствует примерно 29,5 суткам, то часть календарных месяцев состояла из 30 дней, часть из 29. Первые назывались «полными», вторые — «пустыми». Соответственно в «пустом месяце» уже не 28-е, а 27-е число именовалось «третьим днем убывающего месяца». Добавим к сказанному, что отдельные, наиболее важные в плане маркирования времени дни носили еще и особые названия. Так, первый день месяца назывался νουμηνία («новолуние»), а последний — ένη και νέα («старый и новый»).
Одним словом, остается полное впечатление чрезвычайно большой сложности, запутанности (а стало быть, несомненной архаичности) подобного календарного счета. Нам, пожалуй, было бы трудновато разбираться со всеми этими «старыми и новыми», «седьмыми днями после десяти», «третьими днями убывающего месяца»… А афиняне, насколько можно судить, ориентировались в столь пестрой картине без особенных сложностей. И это несмотря на то, что затруднения, казалось бы, еще усугублялись жизнью одновременно по двум календарям. Причем даты обоих нужно было держать в памяти: чтобы не пропустить заседание народного собрания, следовало ориентироваться в пританиях, а чтобы должным образом подготовиться к близящемуся празднику — знать числа лунных месяцев, да еще и быть в курсе, не делал ли архонт каких-нибудь вставок или перестановок.
Впрочем, в определенной (хотя и значительно упрощенной) форме проблема знакома даже и в наши дни воцерковленным людям, которые вынуждены в обычной повседневной жизни пользоваться григорианским календарем, в качестве члена православной общины ориентироваться на юлианский, а иногда — при определении срока Пасхи и связанных с ней переходящих праздников — прибегать даже к древнему лунному календарю. При некоторой привычке всё это делается совершенно автоматически, без каких-либо эксплицитных сложных вычислений.