Свои рапорты о положении дел в ПКБ и вокруг нее офицер ГШ отправлял в штаб Кавказского военного округа. Туда же, а также в Военно-ученый комитет Главного штаба посылал он информацию разведывательного характера – «работы по военной агентуре» – своей второй обязанности.
Фактически Заведующий обучением персидской кавалерии изначально стал исполнять обязанности негласного военного агента[295].
Кроме полковника ГШ, возглавлявшего ПКБ, в числе русских инструкторов находились 3 обер-офицера и 5 урядников. «Они составляют как бы военную миссию и отправляются, по договору между Персией и Россией, на 3 года, но, с их согласия, могут служить там и второе и третье трёхлетие, в зависимости от разрешения русско-кавказского начальства», – сообщал Мисль-Рустем[296]. Кандидатуры остальных членов военной миссии формально подбирались и подавались в Санкт-Петербург для утверждения кавказским военным начальством[297]. На деле же, помимо высших лиц кавказской военной иерархии, инструкторов выбирали будущий (или действующий) Заведующий, наказные атаманы Кубанского и Терского казачьих войск, командиры отдельных частей. Выбор чаще всего согласовывался с командиром ПКБ. Лишь в случае с Денисовым в 1882 г. и Владимиром Карловичем Бельгардом в 1893 г. инициатива в назначении исходила из Главного штаба. Одобренные кавказским начальством кандидатуры подавались в Военное министерство. Механизм был следующий. Глава кавказской администрации (до 1881 г. – наместник, а после упразднения Наместничества 22 ноября 1881 г. – Главноначальствующий гражданской частью на Кавказе) самостоятельно или через начальника штаба Кавказского военного округа входил с ходатайством в Военное ведомство о назначении на должность инструктора. Там, после согласований (в том числе и с Министерством иностранных дел и диппредставительством в Иране), следовало окончательное их утверждение военным министром и императором. После этого офицеры и урядники отправлялись в Персию.
М. Алиханов-Аварский вполне обоснованно отмечал, что члены миссии получали «огромное содержание», и вообще были поставлены отлично[298]. Лицам, вошедшим в состав военной миссии, «сохранялась служба в России и платилось содержание как от русского, так и, отдельно, от персидского правительств»[299]. Жалование инструкторы получали по штату. От российского правительства им сохранялось казенное содержание в размере получаемого ими жалования[300]. Персидское правительство выделяло деньги по контракту. В этом отношении российские представители не зависели от финансирования бригады, которое осуществлялось на отдельных условиях. Полковник получал из шахской казны до 10000 рублей в год (24000 французских франков), обер-офицеры – каждый около 5 000 (12 000 французских франков) плюс жалование по чину из усиленного оклада от российского правительства, а урядники – каждый около 1200 (по 2400 французских франков; жалование фиксировалось в договорах – во франках, а на месте корректировалось в туманах, поэтому зависело от курса тех и других к рублю), а также денежное и вещевое довольствие из своих частей в России[301]. Выдача производилась персидской серебряной монетой или русскими кредитными ассигнациями по курсу[302]. Деньги это были немалые, если учитывать, что в 1860- 1870-х гг. обычное и усиленное годовое содержание полковника составляло 750 и 1125 рублей соответственно[303], а жалование по чину Заведующий получал именно из усиленного оклада[304]. Кроме того, ему полагались столовые деньги в размере 420 рублей в год[305]. Собственно А. И. Домонтович, находясь в Персии, получал всё содержание, положенное штатом штаба Кавказского военного округа штаб-офицеру для поручений, поскольку при назначении он не был отчислен от занимаемой должности, а числился в командировке по делам службы[306]. Помимо этого, офицеры, отчислявшиеся из Персии или уезжавшие в отпуск, получали жалование за 3 месяца вперед из кассы ПКБ[307]. Суммы эти выдавались из экономии, «которая получалась в жаловании русских офицеров от промежутка времени… между отбытием старого и прибытием нового инструктора»[308]. Это правило не было зафиксировано соглашениями и представляло собой своего рода традицию, основанную на прецедентах[309]. Прослужившие в Иране не менее 3 лет по контракту имели право на выплату им дополнительно 75 полуимпериалов[310]. Эта выплата производилась персидским правительством помимо бригадного бюджета[311]. В то же время инструкторы продолжали числиться, «не занимая вакансии, в частях, откуда» были назначены, и пользовались правом производства в чины по вакансии[312]. Из российского бюджета им назначались также прогонные деньги для прибытия к новому месту службы[313].
Нужно отметить, что правила, касавшиеся членов русской военной миссии, кроме контракта, никакими долговременными законодательными актами и инструкциями не регулировались. В этом, как и во многом, что касалось внутренней жизни ПКБ, действовало правило прецедента. Основываясь на уже имевших место случаях и ориентируясь в зависимости от ситуации, российское военное руководство по согласованию с дипломатами выносило решение по каждому отдельному инструктору (или группе инструкторов), которое утверждал император. С ходатайством выступало кавказское начальство, а в Петербурге его поддерживали (или нет) и корректировали, принимая окончательное решение. Таковым было положение русских инструкторов вплоть до конца XIX в.
Мы не случайно отметили случай с разделением ПКБ на два полка. Он отразил два наиболее острых вопроса, стоявших перед командирами бригады вплоть до В. А. Косоговского (вступившего в командование ПКБ в 1894 г.) и не раз ставивших ПКБ в критическое положение. Первый – финансовый – заключался в несоответствии (и не всегда по вине полковника) запланированных и реальных расходов и доходов, а также в полной финансовой зависимости ПКБ от решений персидского правительства (шаха, военного министра, садразама, министра внутренних дел и др.). Учитывая особенности финансирования персидской армии того времени[314], денежное обеспечение бригады зависело не столько от законодательных актов и международных соглашений, сколько от личных качеств возглавлявшего ее лица, от его умения войти в доверие, настоять, договориться, сэкономить. Каждый новый Заведующий, начиная с А. И. Домонтовича, вынужден был находить общий язык с военным министром Персии относительно сроков выплат из бюджета Военного министерства денег на содержание ПКБ.
Н.К. Тер-Оганов, находясь под влиянием иранской историографии, во многом опирающейся на лозунги революции 1905–1911 гг., видел втом, что ПКБ «в хозяйственном отношении не зависела от иранских властей. Командир бригады но своему усмотрению распоряжался ее бюджетом и не был подотчетен иранским военно-финансовым органам»[315], негативное явление. Действительно, нарекания на то, что Заведующие обогащаются таким образом за счет ПКБ, имели место. Мисль-Рустем, например, служивший в бригаде в 1882–1888 гг., высказывался, что у Заведующего следовало бы изъять из ведения хозяйственную часть ПКБ. Он мотивировал это тем, что «такое положение дел создаёт только худое мнение о русских в Персии и вызывает раздоры между самими русскими инструкторами»[316]. Однако применительно к А. И. Домонтовичу, как видно из его воспоминаний, нарекания эти шли со стороны людей, стремившихся подорвать престиж русских инструкторов – иностранцев, находившихся в Иране, и некоторых иранских сановников.
Можно с уверенностью утверждать, что в иранских условиях того времени хозяйственная автономия ПКБ, которой добился А. И. Домонтович, была не только оправданной, но и необходимой мерой для успеха в деле создания и функционирования бригады. О. А. Красняк указывала, что основной трудностью, с которой сталкивался А. И. Домонтович, была неупорядоченность хозяйственной части, свойственная персидской армии. «Отсутствие в иранских вооруженных силах интендантской службы… вынуждало Домонтовича самому заботиться о снабжении полка»[317]. Нельзя не согласиться с ее мнением, что то, что полковник взял в свои руки финансовые дела ПКБ, сыграло большую роль в ее становлении. «Тем самым была исключена возможность хищения денежных средств со стороны внешних военных лиц… сама же бригада была обеспечена твердым жалованием»[318]. Как видно из приведенных выше фактов, проблемы финансового характера действительно играли первостепенную роль в устройстве новой воинской части. Однако следует заметить, что вопрос о полном контроле хозяйственных дел ПКБ был поставлен А. И. Домонтовичем изначально, еще в первую поездку, а не с началом организации бригады[319]. Что касается хищений средств подразделения, то и тут О. А. Красняк права лишь отчасти. Внутри бригады действительно таковое при А. И. Домонтовиче было если не невозможно, то очень затруднительно. В то же время в финансовом обеспечении командир полностью зависел от военного министра, министра финансов и шаха, о чём уже говорилось. Следовательно, полностью исключить хищения (или задержки выплат) с их стороны он не мог. А таковые были