[756]. Вполне допустимым представляется также, что в основу расчетов Д.Н. Кёрзона была положена штатная численность казачьего полка шестисотенного состава[757].
Как бы то ни было, сведения Д. Н. Кёрзона были ошибочны. В действительности третий полк в численном составе всегда был меньше первых двух, да и формальный состав полков не превышал 400 человек. Отсюда, видимо, «лишние» 200 человек у Д. Н. Кёрзона. Относительно четкое представление о действительной численности ПКБ дает сообщение одного из ее инструкторов ротмистра В. К. Бельгарда. «Казачья Его Величества шаха бригада состоит из одного гвардейского эскадрона и трёх полков, – писал он. – Третий состоит из одних мухаджиров. При бригаде: конная полубатарея из четырёх русских орудий. При сформировании, по штату в каждом полку полагалось по четыре эскадрона, а в третьем – только кадры для четырёх эскадронов»[758]. Тем не менее сведения о выделяемом жаловании и реальном количестве людей, его получающем, важны, поскольку английский корреспондент оперировал, скорее всего, официальными данными. Они подтверждают, что в ПКБ и вокруг нее существовали махинации с финансовыми средствами, хотя размеры их выяснить сложно.
Неопределенность с количественным составом ПКБ сказалась, видимо, и на оценке российского командного состава. Д.Н. Кёрзон писал: «Полный комплект русских инструкторов обыкновенно составляли: один полковник, три капитана, один поручик и десять унтер-офицеров; но в настоящее время число их уменьшено до следующих размеров: один полковник, один капитан, один поручик и шесть унтер-офицеров»[759]. На самом же деле состав военной миссии до конца века не изменялся и состоял из 1 полковника ГШ, 3 обер-офицеров и 5 унтер-офицеров[760].
3.3. Дело об отзыве Н. Д. Кузьмина-Караваева
В 1888 г. Н.Д. Кузьмин-Караваев отбыл в отпуск на кавказские минеральные воды с целью лечения[761]. «Болезнь его в то время имела характер скорее общего физического ослабления организма», – сообщал Командующий войсками Кавказского военного округа генерал от кавалерии А.М. Дондуков-Корсаков в Главный штаб 7 ноября 1889 г.[762] Именно с этого момента начала раскручиваться цепь событий, приведшая к смещению Заведующего. Первая поездка на Кавказ была нормально воспринята российским начальством полковника. Но вторая, летом 1889 г., сопровождалась повышенным интересом кавказских военных властей и Военного министерства к делам в ПКБ. Мы остановимся на ней детально, поскольку здесь широко проявились различные особенности функционирования российской военной миссии в Тегеране, взаимоотношений между Заведующим и различными ведомственными структурами империи, дипломатическим посланником и пр. Рассмотрение кризиса второй половины 1889 – начала 1890 г. также необходимо, поскольку единственное имеющееся в историографии его изложение[763] (за исключением наших работ) страдает информативной скупостью и массой неточностей.
Согласно архивным материалам, внимание кавказского начальства, а затем и Главного штаба обратило на себя отсутствие сведений военно-статистического характера о Персии. Хотя военная агентура и была второстепенной задачей Заведующих, однако ее не отменяли. Полковник должен был 3 раза в год подавать в штаб Кавказского военного округа, а через него – в Военно-ученый комитет Главного штаба[764], сведения о персидской армии и результаты рекогносцировок по стране, включавшие в себя описания маршрутов и сведения для составления карт. Зимой 1888/1889 г. управляющий делами Военно-ученого комитета Главного штаба генерал-лейтенант ГШ и Свиты его величества Ф.А. Фельдман обратился за разъяснениями к генерал-майору ГШ Александру Семёновичу Зеленому[765], исполнявшему обязанности начальника штаба округа[766]. В результате, начальник Главного штаба генерал от инфантерии Н.Н. Обручев издал приказ о необходимости подачи сведений о вооруженных силах Ирана. Приказ был доведен до сведения Н.Д. Кузьмина-Караваева. «Тем не менее, слабое здоровье полковника… не позволило ему ничего выполнить до лета нынешнего (1889 – О.Г.) года»[767].
В 1889 г. срок службы Н.Д. Кузьмина-Караваева оканчивался. Однако в России считали возможным оставить полковника на 2-й срок на основании заключения нового контракта (фактически он повторял текст первого)[768]. Летом 1889 г. Н.Д. Кузьмин-Караваев, сдав командование ПКБ есаулу Е.А. Маковкину, вновь прибыл в Тифлис «для отправления на воды». А. С. Зеленой потребовал от полковника рапорт о работах, «которые он имеет представить в окружной штаб», отправив копию последнего в Военно-ученый комитет Главного штаба. Хотя часть работ по военной агентуре Н.Д. Кузьмин-Караваев привез с собой, предоставить их он отказался, ссылаясь на необходимость доработки. Однако, как оказалось, Заведующий переложил свои обязанности на плечи подчиненных, а признавать свою бездеятельность не желал. «В отсутствие полковника, заведующий бригадой есаул Маковкин, во исполнение бывших при полковнике предписаний Главного и окружного штабов, представил при рапортах ряд работ поручика Блюмера» в том виде, в котором они имелись у Н.Д. Кузьмина-Караваева. Рассмотрение их начальником штаба округа, а затем Военно-ученым комитетом показало, что они «весьма хорошо составлены и не требуют никакой переработки». От начальника штаба Кавказского военного округа поручику была вынесена благодарность, а его работы опубликованы[769].
Нежелание Н.Д. Кузьмина-Караваева предоставить работы по Персии сопровождалось его требованием замены части инструкторов. «Он выразил своё неудовольствие на состоящих при бригаде офицеров есаула Маковкина и поручика Блюмера не мотивируя ничем… своё неудовольствие, при чём прибавил, что при них он не в состоянии заняться исполнением инструкций окружного штаба и что полагал бы для этого заменить их офицерами Генерального штаба (далее – ГШ)», – сообщал в конфиденциальном письме начальнику Главного штаба от 7 ноября 1889 г. командующий войсками Кавказского военного округа генерал от кавалерии князь А. М. Дондуков-Корсаков[770]. Он подчеркивал, что «возбуждение против своих помощников» у полковника было «мало понятное». После пребывания на водах, Н.Д. Кузьмин-Караваев направился в Санкт-Петербург. Здесь он хлопотал перед Ф. А. Фельдманом о замене есаула и поручика и «указал даже на лиц, которыми он желал бы их заменить» – штабс-капитана Дмитриева и поручика Иессена[771]. Формально полковник имел на это право, поскольку при заключении нового контракта Заведующий мог сам подбирать инструкторов. Ф. А. Фельдман не возражал, но, не зная сути дела, отложил решение до консультаций с кавказским начальством. Н.Д. Кузьмин-Караваев то ли неверно понял генерал-лейтенанта, то ли решил воспользоваться предоставившимся случаем. По прибытии в Тифлис он доложил помощнику Главноначальствующего Кавказской администрацией генерал-адъютанту князю С. А. Шереметеву и самому А.М. Дондукову-Корсакову о замене, как уже состоявшемся решении. Введенное в заблуждение начальство не возражало. Однако замена была отложена до получения письменного представления от полковника, который отправился в Тегеран[772].
В конце сентября Н.Д. Кузьмин-Караваев прибыл к месту службы, а 12 октября 1889 г. направил в штаб округа рапорт с ходатайством о «скором назначении офицеров, выбранных им вновь, предоставляя себе в следующем рапорте сделать представление об отчислении есаула Маковкина и поручика Блюмера»[773]. Тем не менее откладывать дело до отправки второго рапорта полковник не стал. 25 октября штабом была получена телеграмма от есаула Е.А. Маковкина, датированная 23 октября. В ней сообщалось буквально следующее: «Поручик Блюмер и я откомандированы полковником Кузьмин-Караваев ссылаясь на своё бессознание вследствие болезни отказался выдать документ о приёме бригады и денег, хотя всё в отличном состоянии и есаул Ассиер[774] может служить присутствующим вследствие отказов отдать экономические (сэкономленные – О. Г.) деньги исключая бюджета без документов нахожу невозможным. Прошу приказ о выдаче мне подлежащих документов, нужных лишь при окончательном выезде»[775]. Таким образом, полковник личным решением отчислил есаула и поручика из бригады и отказался выдать замещавшему его во время отсутствия Е. А. Маковкину документ о приеме бригады и ее денежных сумм[776], без чего тот формально не мог сдать должность.
С этого момента между штабом Кавказского военного округа, российской дипломатической Миссией в Тегеране и Главным штабом развернулась активная переписка. Для разъяснения был запрошен поверенный в делах 1-й секретарь Миссии М.А. Поджио[777]. В своей телеграмме от 27 октября он сообщил результаты расследования, которое свелось к беседе с Заведующим. Из нее явно просматривается предвзятость Н. Д. Кузьмина-Караваева к своим подчиненным и желание скорее избавиться от них. «Полковник сказал мне, – сообщал дипломат, – что откомандирование есаула Маковкина и поручика Блюмера разрешено было во время недавнего пребывания в Санкт-Петербурге и что штабс-капитан Дмитриев должен прибыть в Тегеран весною, а прибывший сюда для изучения курса персидского языка поручик Иессеи должен заменить поручика Блюмера… полковник отказывается выдать Маковкину квитанцию о