[842]. В ПКБ имелись казенные лошади. На них ездил отряд музыкантов, перевозилась батарея. Кроме того, из их числа выделялись кони безлошадным «казакам» на случай учений или смотров. К 1893 г. таких лошадей насчитывалось 8 6[843].
В историографии, с подачи Владимира Андреевича Косоговского, укрепилось негативное отношение к Н. Я. Шнеуру как командиру ПКБ[844]. В своем очерке истории бригады В. А. Косоговский оценивал его деятельность сдержанно-отрицательно, но в целом старался быть объективным. Однако в личных бумагах первый историк ПКБ не скупился на нелестные эпитеты. Будучи проникнут националистическими взглядами, характерными для многих русских военных правления Александра III и Николая II, В. А. Косоговский вообще крайне негативно характеризовал всех, кто не являлся, по его мнению, природным русским, но находился на русской службе и делал российскую политику. Н.Я. Шнеура он знал лично: около 2 лет – с 1888 по 1890 гг – они служили вместе. Н.Я. Шнеур был начальником штаба, а капитан ГШ В. А. Косоговский – старшим адъютантом по строевой части 2-й Кавказской казачьей дивизии. Затем В. А. Косоговский, произведенный в подполковники ГШ, был назначен штаб-офицером для поручений при штабе округа[845]. Оценивая
EL Я. Шнеура, В. А. Косоговский акцентировал внимание на его происхождении: «еврей, выкрестившийся в лютеранство из иудейства, сын лудильщика из города Пскова»[846]. А также на том, что Н.Я. Шнеур был «пехотинцем»[847] – тот большую часть своей службы провел в пехотных частях[848]. Хотя в этих сообщениях всё соответствовало действительности, однако поданы они были в пренебрежительном тоне. Еще более презрительная оценка содержалась в описании его поведения во время «табачных» волнений 1892 г. в Тегеране, речь о которых будет ниже[849]. Следует отметить, что, не зная действительного положения дел вокруг ПКБ и ее места в планах правительства или не желая их адекватно оценивать, В. А. Косоговский был откровенно пристрастен. Он подавал информацию в том ключе, в котором ему было выгодно для того, чтобы подчеркнуть свое значение в истории ПКБ.
Н.Я. Шнеур, как и предыдущие Заведующие, находился в подчиненном положении и выполнял указания своего правительства, иранского военного министра (формально Заведующий, как глава инструкторской миссии, был ему подчинен), шаха, одновременно исполняя функции военного агента[850]. Естественно, решение начальства назначить командовать кавалерийской частью пехотного офицера, к тому же не имевшего длительного опыта руководства военными подразделениями, выглядело странным. Из характеристики, данной ему А.М. Дондуковым-Корсако-вым при назначении, видно, что важной его функцией должна была быть разведка. Впрочем, определенную роль здесь мог сыграть и протекционизм, характерный для внутренних и внешних сношений Российской империи. Тем более, что Н.Я. Шнеур был исполнительным и старательным офицером. Создание же из ПКБ боеспособной части на тот момент в планы высших чинов империи не входило. Этим, возможно, и можно отчасти объяснить такое необычное на первый взгляд назначение. Следует также помнить, что Н.Я. Шнеур был, прежде всего, штабистом. Будучи, видимо, хорошим исполнителем, он не претендовал на особую роль в осуществлении российской внешней политики, как это было в случае с его критиком. Нельзя не отметить его положительные качества как офицера и человека[851]. Еврей по происхождению, выходец из мещан, он получил высшее военное образование (окончил Николаевскую Академию ГШ в 1875 г.), участвовал в русско-турецкой войне 1877–1878 гг., в различных секретных и официальных миссиях на Востоке. Он самостоятельно частично изучил китайский и персидский языки, что свидетельствует о старательном отношении к служебным обязанностям (помимо заведования ПКБ, в 1883–1886 гг. Н.Я. Шнеур был военным агентом в Китае)[852]. Вряд ли он пренебрегал русскими интересами, в чём обвинял его В. А. Косоговский. Н.Я. Шнеур считал себя русскоподданным и Россию воспринимал как родину, чьи интересы он должен отстаивать. Доказательством тому может служить его служебная деятельность на посту военного атташе в Китае[853]. Интересны в этом отношении также его публикации, в которых он четко отождествлял себя именно с русским офицерством, с интересами страны, в которой он родился и жил. Проблема полковника (как, впрочем, и большинства командиров бригады) заключалась не в том, о чём несправедливо писал В. А. Косоговский, а в том, что на свою должность он был назначен, не имея опыта подобной службы вне России. Н.Я. Шнеур хорошо знал лишь одну из своих будущих функций – сбор военно-агентурных сведений. Но ни знания языка, ни местных условий жизни, ни политической «кухни» он не имел. Не было у него и навыков командования частями выше роты и эскадрона. Н.Я. Шнеура рекомендовали на должность как «знавшего иностранные языки и как бывшего военного агента в Китае, а, следовательно, имевшим требуемый опыт для исполнения обязанностей начальника бригады и военного агента»[854]. Как видим, главными его обязанностями должны были быть координация разведки и обеспечение военных интересов в Персии. Тем не менее российское правительство пренебрегло рекомендациями управляющего делами российской Миссии в Тегеране А.Е. Лаговского, изложенными им еще в 1857 г. Он отмечал, что офицеров нужно выбирать тщательно, «чтобы они убеждали больше примером, нежели сухим наставлением… Это лучшее средство заставить персидских сановников слушать их советы… Чтобы наши офицеры говорили если не по-персидски, или по-татарски, то в крайней мере по-французски, чтобы употребить с пользой в качестве помощников или переводчиков воспитанников здешней военной школы[855]»[856]. Ни персидского, ни татарского[857] Н.Я. Шнеур не знал (хотя местный язык за время пребывания в Тегеране изучил). Вряд ли представлял он и все «подводные камни», сопровождавшие деятельность русских военных в Каджарской империи.
«Шнеур в первый же год затратил всю экономию (оставшуюся после предыдущего Заведующего – О. Г.) на выписку из России новых музыкальных инструментов и большого количества обмундировального материала, – писал В. А. Косоговский. – Во второй год он выписал из России кузнеца, шорника, завёл доктора и ветеринара, выписал фургон и через посредство есаула Ремизова – партию русских лошадей для батареи. Он выстроил в лагере, в небольшом саду шаха Каср-е Каджар, дом со службами для командира бригады, а также канцелярию, что обошлось бригаде почти в 2 000 туманов»[858]. Очевидно, что новый командир, столкнувшись с реалиями ПКБ, постарался их изменить. Как свидетельствуют архивные материалы, Н.Я. Шнеур изначально поставил вопрос об избавлении ПКБ от лишних офицеров и «пенсионеров». Однако понимания со стороны персидских властей не нашел[859]. Отличаясь педантизмом и правильностью в службе, именно поэтому в первую очередь полковник решил заняться тем, что составляло видимую заботу и было хорошо известно ему, как работнику штаба – хозяйственной частью и обмундированием. Последнее не обновлялось с момента основания ПКБ. Д.Н. Кёрзон в своей работе сообщал, что «субалтерн-[860]и унтер-офицеры… ежегодно получают от казны по одному мундиру персидской шерстяной материи, по два мундира из тонкой хлопчатобумажной материи и по паре сапог, на сумму в 100 кранов»[861]. Однако все эти вещи получали «казаки» лишь на бумаге. Реально деньги, выделявшиеся на обмундирование, уходили в карман военного министра, а материальный фонд ПКБ не обновлялся. Поэтому командиры бригады вынуждены были экономить одежду, как это делал уже второй из них – П.В. Чарковский. Остальные растраты были сделаны Н.Я. Шнеуром также по делу: кузнец, шорник, ветеринар в ПКБ до этого отсутствовали, а предыдущий врач был врачом лишь по должности. Необходимы были и лошади для батареи, так как местные лошади не были подготовлены да и не подходили по физическим данным. Имелась нужда и в музыкальных инструментах. Музыкантский хор был визитной карточкой ПКБ. Он участвовал почти во всех значимых мероприятиях с участием шаха и иностранных представителей, исполняя различные произведения на торжественных приемах, смотрах, маневрах и пр. Обусловлены были и строительные расходы. В. А. Косоговский отмечал, что до постройки дома со службами и канцелярией «командиры бригады проживали на дачах на расстоянии нескольких вёрст от лагеря, что не могло не отзываться пагубно на обучении, а в особенности навнутреннем порядке и на дисциплине бригады»[862]. Таким, образом, всё, что делал по хозяйственной части Н. Я. Шнеур, было действительно необходимо бригаде для придания ей нормального вида. Вопрос состоял в том, на какие средства были осуществлены указанные закупки и нововведения.
В. А. Косоговский обвинял Н.Я. Шнеура в нерациональном расходовании денежных средств ПКБ. При этом он сделал важную оговорку о том, что полковник делал траты «в надежде получить от персидского правительства добавочные суммы на все произведён