По заведенной традиции, штат ПКБ зависел напрямую от желания шаха. Он решал, какое количество человек должно находиться в бригаде или какую сумму денег выделить русским инструкторам. Заведующий же, исходя из этих пожеланий, должен был разрабатывать штаты и бюджет. Делалось всё это через посредство русского посланника[922]. Положение осложнялось тем, что контракт Н.Д. Кузьмина-Караваева истек и необходимо было заключать новый – на Н. Я. Шнеура. В данном случае момент был выбран удачно – Е.К. Бюцов отсутствовал в Тегеране – он отбыл в Россию. Поэтому переговоры с персидским правительством некоторое время вынужден был вести непосредственно сам Н. Я. Шнеур. Полковник, судя по документам, был доволен предложенной реформой. Как говорилось, он изначально был настроен на переформирование ПКБ в боеспособную часть с четкими правами ее командира, желая «возвысить боевое значение бригады увольнением дорогого шаху нестроевого элемента в лице массы влиятельных офицеров и “пенсионеров” из представителей племенного начала (т. е. мухаджиров – О. Г.)»[923]. Поэтому полковник составил новый штат бригады, включавший в себя «318 конных казаков при 30 офицерах, 1 конно-артиллерийская батарея и хор пешей музыки, всего около 500 нижних чинов вместо числящихся в бригаде 1 000 нижних чинов при 210 генералах, штаб-и обер-офицерах». Экономия от такого сокращения получалась 38 000 туманов в год при бюджете в 96 000 туманов[924]. Н.Я. Шнеур предложил оставить в ПКБ всего 5 русских инструкторов, 45 нижних чинов в хоре, в трех эскадронах – 25 офицеров и 326 «казаков», а в батарее 4 офицера и 54 артиллериста. Кроме того, «в пешей команде и вольнонаёмной прислуге» 40 человек, плюс 1 доктор. «Таким образом, действительная боевая годность бригады выигрывает», – писал он[925]. Новый проект полковник представил иранскому военному министру и российской дипломатической миссии, получив «от обоих одобрение»[926].
Однако идея Н.Я. Шнеура оказалась нереализуемой. Снова проявилась «болезнь» российских Заведующих – не зная планов правительства, слабо разбираясь в хитросплетениях жизни персидского высшего общества, да и вообще местных нравах и обычаях, Н.Я. Шнеур стремился качественно исполнять свои прямые обязанности (как он их видел) – превратить ПКБ в боеспособную часть со структурой, системой власти и подчинения, свойственной российской армии. Но боеспособная персидская бригада не нужна была России, а инициаторы реформы в Персии видели ее цель в совершенно ином. Если Н.Я. Шнеур стремился избавиться от «балласта» и «мертвых душ», то его непосредственное начальство в Тегеране желало обыкновенного сокращения расходов, не особо вдаваясь в детали того, за чей счет они будут сделаны.
Вплоть до октября 1892 г. переговоры вокруг изменений в ПКБ велись непосредственно между Н.Я. Шнеуром и Наибом ос-Солтане. Причины этого до конца не понятны. Возможно, это объяснялось отсутствием в сентябре в Тегеране как шаха, так и российского посланника. По крайней мере, поверенный в делах поручил вести их Н.Я. Шнеуру, так как ему «эти переговоры было бы более удобно вести, чем Миссии»[927]. Как показали дальнейшие события, инициатива сокращения штатов бригады, хотя и была согласна с желаниями Насреддин-шаха уменьшить расходы казны, исходила от его сына. Основной ее целью Камран-мир-за, видимо, ставил дискредитацию русской военной миссии. Главный «удар» сокращений должен был пасть на мухаджиров. Скорее всего, исходя из опыта предшествующих лет, военный министр рассчитывал на сопротивление последних и беспорядки в ПКБ, которые дадут ему возможность поставить перед отцом вопрос о необходимости присутствия русских инструкторов в Персии вообще. Отчасти эти надежды подтвердились. В рапорте начальнику отдела ГШ Кавказского военного округа генерал-лейтенанту ГШ А.С. Зеленому от 18 сентября 1892 г. Н.Я. Шне-ур сообщал: «Протестуют (против увольнения – О. Г.) пока только лишь 170 офицеров, почти исключительно мухаджиров, у которых правительство хочет удержать половину их наследственного содержания. Они угрожают поголовным выселением в Россию, но я думаю, что дело уладится»[928].
Однако полковник заблуждался. Проблема вокруг увольнения части «казаков» приобретала всё больший размах. В своем рапорте от 16 октября 1892 г. Н. Я. Шнеур писал, что в Тегеране было раскрыто готовившееся покушение на шаха. К тому же Насреддин-шах, «испугавшись» переселения мухаджиров в Россию, «приказал составить новый проект, по которому личное содержание каждого осталось бы неприкосновенным». «Я составил таковой, – докладывал полковник, – (батарея, музыканты и две сотни в числе 248 человек)». Платя всем им, правительство имело бы около 15 000 туманов экономии[929]. Однако проект, поданный через военного министра, был отклонен. Заведующему было предложено сохранение численного состава ПКБ согласно проекту полковника, но с уменьшением финансирования. Камран-мирза сообщил Н.Я. Шнеуру, что бюджет бригады должен быть сокращен до 75 536 туманов. На них полковник должен был содержать, «выплачивая всё жалование всей бригаде», батарею, «музыку… и, сверх того, 2 сотни в 248 человек». «Между тем, – доносил Заведующий в штаб округа, – на эти деньги я могу содержать лишь одну сотню в 159 человек»[930].
Судя по рапортам, ситуация в бригаде накалялась, а лишенный поддержки Миссии Н. Я. Шнеур находился в затруднении, не зная, что предпринять. Он постоянно просил указаний у штаба Кавказского военного округа, который должен был защищать интересы русских инструкторов через Миссию[931]. Это не могло не вызвать соответствующей реакции. Последний рапорт свидетельствовал о том, что в ПКБ зрел бунт. Не имея четких представлений о том, как себя вести, Н.Я. Шнеур предложил три выхода из ситуации: а) подавить волнения силой; б) если будет дано согласие содержать одну сотню – он уладит ситуацию самостоятельно; в) в случае несогласия – ликвидировать русскую военную миссию[932]. Вопрос о ликвидации был поставлен впервые за всё время пребывания российских инструкторов в Иране.
Ситуация обеспокоила кавказское начальство. Во второй половине октября 1892 г. начальник штаба Кавказского военного округа генерал-лейтенант ГШ Пётр Тимофеевич Перлик обратился с докладом к начальнику Главного штаба Н. Н. Обручеву. «Кавказское начальство, – писал он, – …не сочло себя вправе, как непосвящённое в политические виды правительства относительно Персии своими указаниями по запросам, поставленным полковником Шнеуром, предрешить вопрос о дальнейшем существовании наших инструкторов; оно ограничилось… предложением обратиться за разрешением этого вопроса к поверенному в делах, согласно имеющейся у него инструкции и блюдя достоинство наших офицеров, предложило не принимать лично на себя неисполнимых, по его мнению, условий, чем устранялась всякая опасность волнений бригады против наших инструкторов»[933]. Здесь же начальник штаба сжато изложил ситуацию с ПКБ, отметив, что главные возражения полковника ГШ Н.Я. Шнеура заключались в следующем: «1) в желании возвысить боевое значение бригады увольнением дорогого шаху нестроевого элемента в лице массы влиятельных офицеров и “пенсионеров” из представителей племенного начала и 2) оставляя этот элемент на содержании в бригаде, в невозможности исполнить требование шаха содержать 248 конных чинов при отпуске фуражных денег 2 тумана в месяц на лошадь, когда фураж обходится больше 3-х туманов»[934]. Далее начальник штаба предлагал меры для выхода из кризиса. «Не зная политических видов правительства относительно пребывания наших инструкторов в Персии, – писал он, – можно только предположить, что главная цель их присутствия не есть образование боевых частей, а устранение вредных нам влияний враждебных нам инструкторов иностранных и утверждение нашего собственного влияния. В виду этого на первом плане казалось бы должно стоять 1) удовлетворение Его Величества Шаха в его исполнимых требованиях и 2) в сохранении политического элемента (мухаджиров – О.Г.) на жаловании в бригаде. Затем полезно было бы закрепить существующих лиц штатом и при посредстве переговоров нашего посланника с Шахом устранить одинаково неисполнимые требования персидского правительства как для полковника Шнеура и для всех будущих его заместителей, без чего прекращается возможность пребывания инструкторов наших в Персии»[935]. Решение задачи выхода из кризиса требовало вмешательства дипломатов, поскольку оно не входило в компетенцию военного начальства Кавказского военного округа.
Телеграммой от 20 октября 1892 г. полковнику было рекомендовано дословно следующее. «Командующий войсками, – писалось в ней, – …до получения указаний из Петербурга находит, что вы должны были предварительно, согласно инструкции, испросить указаний императорского поверенного в делах и таковые указания сообщить кавказскому начальству. А затем вам… не следует принимать на себя невыполнимых, по вашему мнению, обязательств… Устранение неисправимых требований персидского правительства всецело принадлежит нашему поверенному в делах, так как с этим может быть связан вопрос о существовании русских инструкторов, что выходит из компетенции кавказского начальства и принадлежит ведению Министерства иностранных дел»[936]