[1067]. При наличии финансов, расплачивались сразу, а при их отсутствии – по векселям. В последнем случае бюджет части проигрывал, поскольку тамассок предполагал более высокую цену плюс проценты. Однако в условиях, когда правительство не обеспечивало ПКБ необходимым, такое ведение дел было неизбежным. К тому же оно негласно поддерживалось российской Миссией, поскольку заимодатели не требовали от нее засвидетельствовать долговые обязательства[1068]. В первой трети 1894 г. ротмистр «разновременно» взял из денежного ящика бригады 720 (позже они трансформировались в 800) туманов[1069]. Деньги были изъяты им с ведома заведующего хозяйственной частью ПКБ в счет причитавшегося В. К. Бельгарду содержания и израсходованы на хозяйственнее нужды. Именно эти деньги стали в дальнейшем поводом для очередного скандала и кризиса вокруг бригады, который вновь поставил ее на грань существования.
5.2. Назначение в Иран В. А. Косоговского
Очередной кризис очень отчетливо отразил все особенности функционирования русской военной миссии в Иране. Вкратце его ход изложен в воспоминаниях В. А. Косоговского и работах историков[1070]. Тем не менее события 1894 – мая 1895 гг. заслуживают пристального внимания по нескольким причинам. Во-первых, В. А. Косоговский в своих записках изложил лишь часть правды. Он откровенно лукавил, скрывал неугодные факты, пытаясь представить себя единственным человеком, ратовавшим за интересы России. Во-вторых, исследователи (в том числе и мы в своих ранних работах) воспринимали его сведения некритично. В результате, офицер сформировал своего рода парадигму, которая стала доминировать в научной литературе. Интересно, что даже специально занимавшиеся проблемами ПКБ Н.К. Тер-Оганов и О. А. Красняк опирались в описании кризиса не на архивные материалы, с которыми они были неплохо ознакомлены, а на воспоминания В. А. Косоговского. В-третьих, личные бумаги В. А. Косоговского и сопоставление фактов из разичных источников дают возможность увидеть упомянутые события в совершенно ином свете и полностью пересмотреть устоявшуюся точку зрения на них.
С января 1894 г. в высших кругах России, связанных с внешней политикой относительно Персии, развернулось своеобразное соревнование. На кону стояла должность Заведующего обучением персидской кавалерии. 17 января датируется первая известная записка (к сожалению, без подписи) начальнику Главного штаба Н.Н. Обручеву. В ней отмечалось, что В. К. Бельгард на своем посту вполне справился с поставленными задачами, «привёл бригаду в блестящее с персидской точки зрения состояние», добился этим благорасположения к ПКБ со стороны шаха. По мнению автора записки, ротмистра необходимо было оставить командиром бригады. Однако загвоздка заключалась в том, что Насреддин-шах требовал на пост Заведующего штаб-офицера. Поскольку В. К. Бельгард окончил АГШ (хотя и по второму разряду, но имел высшее военное образование), безымянный корреспондент предлагал произвести его в следующий чин и сделать официально начальником «казачьей» части[1071].
Видимо, решение возвратить в ПКБ официального Заведующего в начале года было принято окончательно. Вопрос был в том, кто должен им стать. Судя по имеющимся документам, начальник Главного штаба был против оставления ротмистра. В этом он был не одинок. Решающим стало мнение кавказского начальства. Главноначальствующий гражданской частью на Кавказе, а по совместительству командующий войсками Кавказского военного округа и войсковой атаман Кавказских казачьих войск, генерал-лейтенант С. А. Шереметев выступил против назначения своего бывшего протеже. К сожалению, с чем был связан такой поворот в его отношении к ротмистру, сказать сложно. Нам кажется, что формальные причины, изложенные в документах, не дают ответ на этот вопрос. В феврале 1894 г. С. А. Шереметев ответил Н.Н. Обручеву на его запрос. Он хорошо характеризовал
B. К. Бельгарда как человека, но отмечал, что тот не является штаб-офицером, молод, специально не подготовлен (не знает языка, страны, ее вооруженных сил). Интересно, что данные недостатки не брались во внимание при назначении ротмистра. К тому же вопрос о специальной подготовке выглядит сомнительным. В. К. Бельгард вначале действительно не знал персидского языка и страны. Но этот недостаток был характерен для многих предыдущих офицеров-инструкторов. За год, проведенный в Иране, он ознакомился не только с его особенностями, но частично освоил язык и изучил армию. Об этом свидетельствуют его работы, предоставленные в Главный штаб, и донесения посланника в Тегеране. Тем не менее С. А. Шереметев настаивал на назначении другого офицера. Из двух кандидатур офицеров ГШ – полковника Руткевича и подполковника В. А. Косоговского – он ходатайствовал за второго. Кавказский начальник особо отмечал, что подполковник владел несколькими иностранными языками (в особенности – персидским и «азербайджанским наречием» татарского), «ознакомился со страной по описаниям и во время неоднократных поездок своих в Персию»[1072].
C. А. Шереметев просил сделать Заведующим В. А. Косоговского при сохранении В. К. Бельгарда в бригаде в качестве инструктора[1073].
Здесь следует особо остановиться на тезисах, предложенных О. А. Красняк и фактически поддержанных Н.К. Тер-Огановым. Характеризуя деятельность ротмистра, она, опираясь, видимо, на мнение В. А. Косоговского, оценивала ее исключительно негативно. По мнению исследовательницы, ПКБ при нём пришла в окончательный упадок.
«Чётко осознавая пошатнувшееся положение бригады, кавказское начальство, как нам представляется, оправдывало неумелое управление ротмистра Бельгарда его молодостью и неопытностью», – констатировала она[1074]. Однако, приведенный нами материал явно показывает, что-упадок бригады начался не при В. К. Бельгарде. Ротмистр, напротив, сумел сохранить вверенную ему часть и завоевать благорасположение шаха. Другое дело, что высшему руководству империи Романовых ненужна была боеспособная персидская армия. Задача ПКБ заключалась в том, чтобы «застолбить место», не допустив английских инструкторов, и поддерживать в шахе расположение к России через внешний эффект, производимый бригадой. Утверждение О. А. Красняк, что при ротмистре «существенно снизился уровень боевой подготовки личного состава» вообще не соответствует действительности. На уровень этот обращал внимание лишь первый Заведующий. Для остальных же более важным моментом было умение бригады держать строй, джигитовать, рубить, выглядеть по-молодецки и т. п. Такая позиция объяснялась политикой российского правительства, для которого ПКБ была лишь «инструментом влияния», призванным крепче привязать Насреддин-шаха к интересам России. К тому же бригада испытывала постоянный недостаток в боеприпасах и вооружении. Так, бригадная батарея не проводила учений со стрельбой боевыми снарядами с 1883 по 1898 гг. «из-за невозможности пополнения» ими[1075]. По поводу обучения стрельбе из винтовок писалось выше. К тому же ружейный фонд не обновлялся с 1879 г. В результате, к 1899 г. из 600 «берданок» в наличии оставалось 548. Из них, в свою очередь, 291 были негодны, 46 могли «служить в крайности», 20 находились в починке и также считались негодными. 100 винтовок находились на руках «казаков», находившихся в командировках вне Тегерана. А им, как писали инструкторы, «обычно в большинстве случаев выдаются ружья из числа худших». Оставалось 90 «более-менее годных, но сильно изношенных»[1076]. Поэтому командиры ПКБ вынуждены были обращать особе внимание на строевую подготовку подчиненных в ущерб боевой, и В. К. Бельгард не составлял исключение.
Не ставя под сомнение утверждение, что «чётко осознавая пошатнувшееся положение бригады, кавказское начальство… тщательно подошло к выбору кандидата на должность инструктора – главы русской военной миссии», со второй его частью согласиться полностью нельзя[1077]. Историк, видимо, перефразировав выдержку из вышеприведенного документа, констатировала следующее: «Офицеры Генштаба готовились к столь ответственной должности путем изучения языка, самой страны, ее вооруженных сил и др.»[1078]. Однако характеристики предыдущих Заведующих свидетельствуют, что так было не всегда. А. И. Домонтович, П.В. Чарковский и Н.Я. Шнеур персидского языка не знали (последний выучил его в Иране, первые два общались через переводчиков; о Н.Д. Кузьмине-Караваеве сведений нет). Однотипные проблемы, с которыми сталкивался каждый новый командир ПКБ, свидетельствуют, что подготовка их к новой служебной деятельности (в том числе и знание страны, особенностей функционирования армии) была поверхностной, если не сказать больше. Примером может служить И. Я. Шнеур, до заведования имевший опыт лишь 2-х полевых поездок на границу с Ираном. Он был назначен с формулировкой: как знавший иностранные языки (китайский) и как бывший военный агент в Китае, а, следовательно, имеющий требуемый опыт для исполнения обязанностей начальника бригады и военного агента[1079]. В. А. Косоговский был первым из претендентов на командование ПКБ, к кому подошли настолько щепетильно. Причины этого мы изложим ниже.
Новый претендент на должность Заведующего был человеком опытным в военной сфере и с устоявшимися взглядами. Владимир Андреевич Косоговский[1080]