[1100]. Хотя согласиться с мнением о его авантюризме[1101] очень сложно. Будучи сторонником активной внешней политики на Востоке (особенно в противовес англичанам), В. А. Косоговский придерживался мысли, что российские представители должны жестко отстаивать интересы своего государства. В качестве аналогии он акцентировал внимание на действиях англичан.
Относительно Персии В. А. Косоговский разделял мнение части политической и военной элиты империи о необходимости русского доминирования в этой стране и жесткого противостояния Англии. Исходя из этого представления, он делал всё, чтобы подчинить Иран российскому влиянию.
Существовало ли у него цивилизаторское предубеждение относительно страны своего нового назначения и ее населения, сказать сложно. Вне всякого сомнения, идеи «отсталости Востока» и «цивилизаторской миссии России», которые (особенно последняя) стали символом новой «восточной» политики при двух последних императорах из династии Романовых, он разделял. Но в более поздних документах, принадлежащих перу В. А. Косоговского, пренебрежение имперского типа можно встретить лишь по отношению к персидской верхушке. В целом страну и людей он воспринимал вполне адекватно. Однако в личностных оценках иранских сановников внутреннее предубеждение всё-таки присутствовало. Как правило, характеристика того или иного лица прямо зависела от того, какую позицию оно занимало относительно России и самого В. А. Косоговского, как защитника ее интересов.
За время последующей службы в Персии проявилась еще одна черта личности В. А. Косоговского – бескомпромиссность[1102]. Она и помогала ему, и вредила. Его бескомпромиссность не означала, что офицер не мог понять чужую позицию. Однако происходило это тяжело. К людям, не разделявшим его убеждений или действовавших вопреки им, В. А. Косоговский относился негативно. Особенно это касалось дипломатических представителей России в Тегеране. Болея за дело, подполковник пристрастно оценивал тех, кто, по его мнению, действовал в ущерб русским интересам, вопреки представлениям В. А. Косоговского о том, что важно и что нужно для их успешного обеспечения. Будучи слабо осведомлен о задачах, которые ставило им Министерство иностранных дел, он старался продавливать собственные идеи, иногда даже вопреки мнению тех, кому был непосредственно подчинен. В результате, это вызывало конфликты на личностном уровне. Дипломаты считали, что не вправе раскрывать все «виды правительства» своему подчиненному, а тот, соответственно, обвинял их в игнорировании интересов России. К тому же активность В. А. Косоговского в Персии, рост его популярности при дворе также играли в этих противостояниях немалую роль. Обыкновенная человеческая зависть, задетое тем, что Заведующий пытался стать в один уровень с главой дипмиссии, честолюбие, – эти факторы обостряли отношения. У В. А. Косоговского недовольство российскими посланниками и их окружением было обусловлено также этнической составляющей. И Е. К. Бюцов, и сменивший его в июле 1897 г. К. М. Аргиропуло были нерусскими по этническому происхождению.
К указанным качествам, присущим В. А. Косоговскому, следует добавить обостренное чувство профессионального долга, достаточный уровень командирского мастерства и способности военного агента в широком смысле слова. При всей своей импульсивности, он был прям и деятелен. «Слабее было по части Персии, которую тогда, хотя и не без основания, всерьёз не принимали и вообще относились в духе “Хаджи-Бабы”[1103], каковое настроение поддерживалось в Отделе ГШ писаниями Косоговского, – писал К.Н. Смирнов, – а Косоговский составил себе в Тегеране известность своим самодурством, чудачествами и бесцеремонными распоряжениями персидскими средствами, в то же время проявляя неоправдываемую теми временами трусливость (аж на втором этаже у него окна были с решётками) и не пускался в серьёзные обследования страны»[1104].
Несмотря на опыт разведработы в Иране[1105], с особенностями внутренней персидской жизни будущий Заведующий был знаком лишь поверхностно. Опыт пришел со временем. Это подтверждают как его деятельность в первый год на новой должности, так и собственные рассуждения в конце 1890-х гг.[1106] Однако в вышеприведенной зарисовке большая часть информации не соответствовала действительности, на что обратил внимание и ее публикатор Н.К. Тер-Оганов. «Здесь автор несомненно грешит, – писал он, – за время работы в Иране Косоговским и его агентурной разведкой было собрано большое количество разнообразного материала военно-политического характера»[1107]. О том, что В. А. Косоговского ценили, по крайней мере, в Петербурге, свидетельствует то, что в конце 1890-х, когда заканчивался второй срок его пребывания на посту Заведующего, и он хотел покинуть Иран по состоянию здоровья, именно военный министр настоял на том, чтобы В. А. Косоговский остался на третий срок. Тем не менее из указанных воспоминаний видно, что своим характером и манерой поведения В. А. Косоговский оставил среди сослуживцев по штабу округа не лучшие впечатления[1108]. Достаточно сказать, что в вышеприведенной цитате правды очень мало, а то, что близко к истине, касается личностных качеств офицера. В. А. Косоговский действительно был импульсивным человеком, отчасти даже самодуром, с большим самомнением и желанием играть значительную роль в русской политике и истории. Однако упреки в трусости и небрежении собственными обязанностями абсолютно не соответствуют действительности. В. А. Косоговский был лично смелым и активным офицером. С задачами командования ПКБ и «военной агентурой» он справлялся так, как ни один из Заведующих ни до, ни после него. Достаточно посмотреть список его работ по Ирану[1109], не считая большого количества рапортов в штаб округа о состоянии дел в Иране и персидской армии, чтобы понять, что негласным военным агентом он был отличным. Не мог человек, заложивший свое имение, чтобы спасти ПКБ от финансового кризиса во второй половине 1890-х гг.[1110], быть нечистым на руку за счет бюджета вверенного ему соединения.
С обвинением К.Н. Смирнова и П. Бабича в великодержавном презрении[1111] в целом можно согласиться. В. А. Косоговский действительно с пренебрежением относился к персидскому высшему классу, невысоко ставил армию. Вообще, по меткому замечанию П. Бабича, описывал он Иран и его жизнь в духе стереотипного ориентализма[1112]. Но эти взгляды сформировались в нём не только из-за общего «климата» «цивилизационного превосходства» и «культурной миссии европейцев», господствовавших тогда над умами части высших кругов Российской империи и образованного общества, но и под влиянием окружавшей его действительности[1113]. Ведь при Мозаффарэддин-шахе страна шла к катастрофе, а у ее руля находились люди, заботившиеся исключительно о своих интересах[1114]. То же касалось и вооруженных сил, к концу XIX в. не представлявших из себя никакой боеспособной силы. В. А. Косоговский был энтузиастом своего дела – как в политической, так и в военной, и в исследовательской сферах. В Иране он оказался на своем месте. Главной своей задачей он видел продвижение и укрепление русского влияния в Стране льва и солнца. Им была выработана программа действий, ориентированная на британско-индийский образец. Она включала в себя создание широкой разведывательной сети на основе ПКБ, на ее же основе – сформирование армии нового для Ирана типа, продвижение позитивного образа России в Иране, оказание влияния на ведущих представителей правящих кругов страны. Эту политику он именовал «бескровным завоеванием» (см. по аналогии современную политику «мягкой силы»[1115]). Концом всей этой работы В. А. Косоговский видел превращение Ирана в зависимое от России государство, в колонию[1116]. А ПКБ, по его мнению, должна была служить главным орудием в «завоевании» Ирана. Именно своей энергией и напористостью В. А. Косоговский добился для русского влияния в Иране очень многого: ПКБ была поставлена им на совершенно иной уровень и из нее впоследствии предполагалось создать новые вооруженные силы страны под руководством русских инструкторов; исключительное место он занимал среди европейцев и персидских сановников. В одном из своих рапортов полковник ГШ В.П. Ляхов особо отметил вклад В. А. Косоговского в дело трехкратного увеличения размера бюджета бригады и расширения ее численного состава. По его замечанию, «генерал Косоговский, приняв от своего предшественника 620 всадников и бюджет в 82 000 туманов, в течение 9-летнего командования довёл штат бригады до 1500 человек с бюджетом в 229 000 туманов, то есть увеличил штат части в два с половиной раза, а бюджет её в три раза»[1117].
«Русское влияние, проводимое начальником этой кавалерии (ПКБ – О.Г.) Косоговским, – отмечал русский публицист уже в 1897 г., когда положение ПКБ не было таким уж радужным, как в последний год царствования Насреддин-шаха, – отлично говорящим по-персидски и имеющим личный доклад у шаха, вытеснило английское из армии и уронило престиж последнего»[1118]