. С. Ломницкий, посетивший Персию летом 1898 г., отмечал, что В. А. Косоговский пользовался большой популярностью в Тегеране и у шаха[1119]. «Мне приходилось видеть его (В. А. Косоговского – О. Г.) среди его подчинённых и среди простонародья, – писал в 1900 г. поручик Лейб-гвардии Егерского полка Пётр Александрович Риттих о своем посещении Тегерана, – и я вынес впечатление, что он властвует над всеми, и что войска и серая толпа исполнит всё то, что он захочет»[1120].
В. А. Косоговский сумел вжиться в окружавшую его среду, приспособиться к ней, но при этом остаться самим собой. И в этом, по нашему мнению, заключался секрет его успеха. На рубеже веков британский поверенный в делах в Тегеране, секретарь Миссии Сесил Спринг-Райс оценивал проделанную В. А. Косоговским работу следующим образом: «Единственная дисциплинированная сила здесь – это 1 000 “казаков”, вооружённых и подчиняющихся русским офицерам. Они могут взять Тебриз в один день, Мешхед – в два, Тегеран – в шесть. Если персы сделают что-нибудь к неудовольствию русских, последние двинут свои войска вперед. Мы можем только оперировать морскими портами в заливе (Персидском – О.Г.), которые влияют на их положение в гораздо меньшей степени, чем они могут угрожать столице»[1121]. О значении ПКБ и В. А. Косоговского много писал и обозреватель английской газеты Валентин Чайрол в связи с проблемой обороны Индии. По его мнению, все закончившие службу в бригаде кавалеристы направлялись затем в провинции, продолжая служить в качестве «телохранителей губернаторов, агентов российского влияния и получателей сведений, интересовавших их русских покровителей»[1122]. Английский военный атташе Генри Пико вообще считал ПКБ частью русской армии[1123]. Правда, английские сведения в их фактической части следует использовать крайне осторожно. Основной тенденцией британских наблюдателей в изложении информации относительно ПКБ (да и русской политики в целом) было преувеличение возможностей противника с целью показать его агрессивный потенциал в контексте обороны Индии. Так, в конце 1899 г. численность ПКБ была около 1000 человек; главная ее цель была на тот момент не в наступлении по территории Ирана с целью подчинения его русскому влиянию, а в контроле столицы государства для обеспечения русских интересов в противовес британским, а также охране порядка и династии; службу в разных районах государства проходили не окончившие службу в ПКБ, а служившие в ней «казаки», которых небольшими отрядами командировали по приказу шаха или первого министра. Они действительно были агентами влияния, но при этом В. А. Косоговский жаловался начальству, что таким образом ПКБ распыляется и ослабляется ее состав в Тегеране. Однако, сведения англичан свидетельствуют, что с рекламной стороной дела В. А. Косоговский также справлялся неплохо, сумев создать у внешних наблюдателей иллюзию ПКБ как решающей силы в русских руках. Именно его стараниями, как справедливо отметил Е.Ю. Сергеев, к началу XX в. бригада превратилась в непременный атрибут персидской политической сцены, оставалась важнейшим рычагом давления России на шахское правительство[1124]. Когда в период иранской революции 1905–1911 гг. под патронажем Британии в иранской прессе и парламенте была развернута антибригадная кампания[1125], именно В. А. Косоговский, которого уже в Иране не было, стал одним из главных субъектов популистской критики. Вот как описывал в своей работе Н.К. Тер-Оганов этот процесс. В мартовском номере 1907 г. иранская газета «Тамаддон» («Цивилизация») прямо ставила вопрос о бесполезности русских военных инструкторов. Она сетовала на чрезмерные расходы, которые вынуждена была нести казна на их содержание, в то время как народ находился в бедственном положении. По утверждению газеты, деятельность бригады не принесла ожидаемых результатов, «от нее не было никакой пользы», – заключала газета. С обострением внутриполитической ситуации в Иране антибригадный порыв иранской прессы нарастал. Два майских номера газеты «Тамаддон» были посвящены ПКБ. В своей статье под заголовком «Иранский народ – живой или мертвый?» ее автор, обращаясь к своим читателям, вопрошал: «Как это возможно, чтобы живой народ, обладающий чувством, открытыми глазами и восприятием, смотрел, как наёмник, которого привезли для службы, будет управлять вопреки данному ему повелению (речь идет о командире бригады – О. Г.) и вместо службы заниматься предательством?! Не дождавшись помощи, народ замолк, пока ежедневная “Хабл ол-Матин” (персоязычная газета, издававшаяся в Калькутте) не начала этот рассказ, осветив наши глаза и сердца. Нам также стало необходимо исполнить свой долг. Генерал Косоговский, инструктор “казачьей” бригады, после своего приезда скрыл свои внутренние мысли и не выходил за пределы дозволенного. Но как только увидел положение Ирана и бесчувственность сановников, он без потери одной минуты приступил к осуществлению своих потаённых мыслей». Газета обвиняла полковника В. А. Косоговского в том, что тот посеял семена раздора между «казаками» и при помощи «самодержавного климата за короткий отрезок времени получил результат. Тех, кто не был согласен с его гнилыми мыслями, без всякого промедления и колебаний, выгнал из бригады и при помощи своих воспитанников составил ежедневные политические планы, которые затем послал за рубеж». Газета обвиняла его в разложении «казачьей» бригады. По утверждению газеты, деньги, выделяемые на содержание бригады, оседали «в карманах русских дам» (?!)[1126].
Как правильно построенная дезинформация эта информация имела под собой реальные основания. Генерал действительно действовал в русских интересах. Конечно, он манипулировал бригадными деньгами уже без былого контроля со стороны военного министра. Он очистил ПКБ от бунтарского элемента, повысив таким образом ее боеспособность и целостность. Однако построены обвинения были таким образом, что не оставляли сомнения в необходимости удаления инструкторов из Ирана. А при детальном рассмотрении оказывалось, что обвинения против В. А. Косоговского были в основном надуманными[1127].
Так, бригадные деньги он использовал только для нужд части, а не для «русских дам», ПКБ за время его пребывания превратилась в действительно боеспособную и хорошо организованную часть. Оставляя за скобками рассуждения о нуждах народа и пр., как откровенно популистские и пропагандистские и не имеющие никакого отношения к реальности, следует заметить, что своими действиями генерал прямо способствовал укреплению государственной власти и централизации государства, а косвенно – формированию и иранского национального сознания в первую очередь в среде иранских офицеров бригады, которые именно через русских инструкторов получали идеи европейской организации армии и общества. Учитывая что законной властью был монарх, сам В. А. Косоговский был монархистом (да и вообще идея монархии имела в Евразии довольно глубокие корни), обвинять В. А. Косоговского в его взглядах и поддержке шаха по меньшей мере не исторично и неправильно. Он поддерживал законный на тот момент и с его точки зрения порядок. Что до сеяния розни в ПКБ, то такое мог написать только выходец из мухаджиров, которых генерал действительно существенно приструнил, или же из тех знатных или привыкших к неповиновению «казаков», от которых Заведующий избавился в 1895 г. как от бунтовщиков. Люди эти были отнюдь не революционерами, а просто недовольными тем, что
B. А. Косоговский стал вводить в бригаде дисциплину и лишил их привилегий, в том числе и «права» не подчиняться офицерам, когда им захочется. Учитывая время выхода в свет указанных статей и место издания газет, не трудно догадаться, что они были инспирированы англо-индийскими властями с целью подрыва русского влияния и усиления своего. Без сомнения, руководствовался В. А. Косоговский не интересами Ирана, а интересами России. Однако, учитывая то, что он был русским офицером, и международную ситуацию вокруг Ирана, в которой протекала его деятельность, осуждать его за это, как это делали позднее иранские конституционалисты, а за ними и некоторые иранские и английские исследователи, конечно же нельзя.
И Россия, и Англия (Лондон) были заинтересованы поставить Персию под свой контроль. Но в России хорошо понимали неспособность экономически конкурировать с «мастерской мира», поэтому предпочитали оградительную политику. В Лондоне же и в Калькутте видели цивилизаторскую миссию англичан в экономическом освоении Ирана с выгодой в первую очередь для Великобритании и под контролем Великобритании. Поэтому оградительная политика России, тормозившая расширение английских экономических и политических интересов в Иране, не могла не вызывать раздражения и обвинений в сторону России в нежелании нести цивилизацию. В этой связи нельзя полностью согласиться с мнением П. Бабича о том, что Россия не имела плана продвижения своего влияния в Иране, не стремилась превратить его в свой доминион в ближайшем будущем[1128]. Общая линия действий России в иранском вопросе была выражена еще И. А. Зиновьевым – поставить южного соседа под российский контроль. Однако Иран был на задворках российской внешней политики, поэтому идея эта реализовывалась спорадически. Лишь с момента прихода на пост министра финансов
C. Ю. Витте ситуация изменилась: появился и конкретный план, начали разрабатываться и активно реализовываться шаги, приведшие к тому, что к началу русско-японской войны 1904–1905 гг. английское влияние в Иране было сильно поколеблено.