В августе 1894 г. посланник обратил внимание на упоминавшуюся болезнь ротмистра и ненормальное поведение инструкторов относительно своего товарища. К тому же полковник несколько раз являлся в Миссию с требованием скорейшего удаления опального офицера. Сначала к В. К. Бельгарду был отправлен первый секретарь Миссии А. Н. Шпейер, затем беседу с ним имел сам Е.К. Бюцов. На вопрос посланника, что Заведующий имеет против него, ротмистр ответил, что не знает. Из-за предвзятого отношения к нему В. А. Косоговского он настаивал на немедленном своем отчислении из Персии. В. К. Бельгард ходатайствовал перед членами диппредставительства о получении им «в виду… категоричного обещания полковника Косоговского девятимесячного содержания или 1800 туманов» для выплаты долга[1181].
Ходатайство это было удовлетворено. 20 августа ротмистр явился к своему командиру с аналогичной просьбой. Тот высказал согласие и дал слово содействовать во всём. Но выдвинул одно условие – чтобы В. К. Бельгард отсутствовал на шахском смотру, предполагавшемся в середине сентября. «Если смотр будет удачен, – заявил он, – то это будет неприятно для вас, а если неудачен, то присутствие ваше на нём будет неприятно для меня»[1182].
Указанный смотр имел важное значение для ПКБ. Несмотря на старания русской Миссии «не выносить сор из избы», конфликт в бригаде стал известен персидским сановникам и шаху. Этому способствовал и сам полковник, изначально неблагоприятно отзывавшийся о своих предшественниках перед Насреддин-шахом, садразамом и военным министром. Не могло не броситься в глаза игнорирование шахских пожеланий видеть В. К. Бельгарда в бригаде и самому правителю. Тем более что Заведующий всячески старался ограничить возможности ротмистра на инструкторском поприще.
С августа 1894 г. начинаются попытки персидской стороны «изловить», выражаясь словами полковника, нового Заведующего. Это дало бы повод для ходатайства о его удалении, а возможно, и для изменения статуса ПКБ. Сам В. А. Косоговский так описал ситуацию: «К приезду (11 мая 1894 г.) нового командира полк. Косоговского, бригада была в сильном упадке. Военный министр Наиб ос-Солтане подал шаху мысль совсем упразднить “казачью” бригаду, оставив только 165 “казаков” при одном русском офицере, как конвой шаха, военного министра и некоторых вельмож. Шах знал про плачевное состояние бригады, но не желал накладывать руки на бригаду, чтобы не ссориться из-за этого с русским правительством, а выжидал, что сами русские командиры настолько запутаются, что дальнейшее существование бригады станет невозможным. Полковник Косоговский произвёл хорошее впечатление на шаха, и он назначил смотр бригаде на 15 сентября… Этот смотр должен был иметь решающее значение для бригады. Германский посланник, уверенный в гибели бригады, вёл уже переговоры о замене русских инструкторов немецкими. Шаху были поданы на рассмотрение рисунки различных форм германской кавалерии. Шах склонялся на предложение германского посланника. Но немцы сделали крупную ошибку, потребовав на содержание каждого всадника по 150 т. в год. Персиянам цифра эта показалась очень большой, и они отказали немцам»[1183]. Этот фрагмент нуждается в комментариях.
Полковник сильно «приукрасил» свой рассказ, а многие исследователи (в том числе отчасти и мы) последовали вслед за ним. С его утверждениями можно согласиться лишь частично. К приезду нового Заведующего ПКБ действительно находилась в упадке. Но утверждение, что В. А. Косоговский спас ее от ликвидации или переформирования неверно. Именно его назначение и поведение в Персии стали непосредственной причиной, по которой вообще возник вопрос о дальнейшем существовании бригады. До появления В. А. Косоговского шах не собирался ликвидировать ПКБ. Напротив, высказывал желание увеличить ее численность и бюджет. И добился этого ротмистр В. К. Бельгард. Но в силу нежелания российской стороны оставить того командовать элитной частью и изначального поведения В. А. Косоговского хорошее впечатление, сформированное ротмистром, стало исчезать. Персы стали охладевать к ПКБ. Заносчивость, самоуверенность и излишняя прямолинейность полковника повлияли на мнение шаха и военного министра. Впрочем, последний давно хотел ликвидировать ПКБ, только это ему не удавалось. Теперь представился удобный случай, и он не замедлил им воспользоваться.
В цитированном письме к А. Н. Нелидову полковник вновь повторял версию, в которую, видимо, и сам верил. «Перед моим приездом в Персию, – писал он, – покойному (шах умер в 1896 г.; письмо не датировано, но писалось примерно в 1899 г. – О.Г.) Насреддин-шаху до того надоело это неестественное положение вещей (речь идет о проблемах финансового характера – О. Г.), что было решено отделаться от “казачьей” конницы с русскими инструкторами во главе; не знали только с какого конца взяться за это дело, боясь, как бы не обидеть русское правительство»[1184]. Рассказ В. А. Косоговского о том, что шах давно хотел избавиться от ПКБ – выдумка. Назначение нового Заведующего и отстранение В. К. Бельгарда продемонстрировали Насреддин-шаху в очередной раз пренебрежение России его желаниями. Этого, по всей видимости, опасался Е.К. Бюцов, лоббируя ротмистра. Естественно, шах с некоторой долей враждебности отнесся к В. А. Косоговскому, а затем и к самой военной миссии. Именно тот своими откровениями и поведением спровоцировал шаха на охлаждение. Вплоть до декабрьского смотра бригады отношение к ней шаха базировалось исключительно на личной неприязни к полковнику[1185]. Возможно, тогда действительно возник проект замены русских инструкторов на немцев.
Германия действительно в конце XIX в. развернула активную политику на Востоке, желая стать вровень с ведущими колониальными державами[1186]. И у нее был на тот момент казавшийся успешным опыт в преобразованиях азиатских армий – в Китае, Японии, Османской империи1187. Но о плане создания военной миссии мы знаем пока только из записей В. А. Косоговского. Насколько он был реален – сказать сложно. В исследованиях, касающихся иранских вооруженных сил последней трети XIX в., о попытках немцев внедрить в персидскую армию своих офицеров в 1894 г. ничего не говорится. А вот английский след здесь наверняка был[1187][1188]. Англичане с начала 1890-х гг. терпели от русского представителя в борьбе за влияние при шахском дворе поражение за поражением и были не прочь отыграться. Камран-мирза, действуя в своих интересах, не забывал и о тех, кто платил ему деньги. Скорее всего, прав Н. Тер-Оганов, который вслед за В. А. Косоговским утверждал, что именно персидский военный министр «предлагал своему отцу вообще упразднить» ПКБ, «тем не менее шах, опасаясь недовольства со стороны правительства России, не дал своего согласия»[1189]. Только произошло это не в начале, а во второй половине 1894 г.
Ситуация с ПКБ к концу лета сложилась таким образом, что формально можно было легко добиться если не ее ликвидации, то сокращения: из конной она превратилась в «полупехотную», численность была значительно меньше заявленной. Достаточно было указать, что на воинскую часть расходуются непомерные средства, при этом налицо нет и половины штатного состава, и это был бы прекрасный повод для действий не в пользу российских интересов. ПКБ держалась, несмотря на договоры и соглашения, в основном на благорасположении персидского правителя. Формальная сторона ее существования всегда играла второстепенную роль – давала законные основания. Но она же могла служить и препятствием в развитии, поскольку реальная жизнь Персидской монархии строилась не на законах, а на прецедентах, традициях, воле шаха и сановников. Последние могли использовать законы по своему усмотрению, а в случае, если это не получалось (как иногда с европейскими державами), создавали условия, не благоприятствовавшие их исполнению.
В. А. Косоговский испортил первоначально отношения и с Миссией, и с шахом и его окружением, и с ротмистром. Этим объяснялись все его проблемы и «некоторая инертность» русских дипломатов, «когда решалась судьба бригады»[1190]. Тем не менее он оказался упорным и последовательным в отстаивании своих (или своего начальства) интересов и представлений. Трудности, с которыми он столкнулся помимо изложенных, описал сам офицер. «Косоговский принуждён был работать день и ночь. С одной стороны, надо было сокращать разные экстраординарные, сверхбюджетные расходы и задумываться над каждым шаем[1191] ради погашения принятого им на себя дефицита: с другой стороны, всех пеших сажать на коней, а непокорных и не пожелавших приобретать лошадей совсем исключать из состава бригады, возбуждая этим неудовольствие и даже вражду многих высокопоставленных лиц, ходатаев за этих негодяев. Пришлось вызывать из различных провинций отпускных, из которых многие только числились по спискам, а в действительности не были уже в живых, между тем командиры полков продолжали получать половинное жалованье на такие мёртвые души; зачислять новых “казаков”, дабы умудриться показать шаху на смотру полное число их»[1192]. Критикуя В. К. Бельгарда за то, что тот большое внимание уделил внешнему виду бригады в ущерб воинской подготовке, В. А. Косоговский, оказавшись на его месте, вынужден был сам прибегнуть к тем же действиям. На большее в тот момент ПКБ не была способна.
Однако полковник имел больше полномочий, иные задачи и видение будущего своей части. Он реализовывал идею создания боеспособного воинского формирования в Персии, находившегося бы под контролем России и служившего бы орудием отстаивания ее интересов. Кому она принадлежала изначально – сказать сложно. Судя по записям полковника и его последующей деятельности, он был ее явный сто