ронник и разработчик. Но посылка В. А. Косоговского в Иран и недовольство военного начальства излишней старательностью ротмистра «для шаха и Персии» позволяют предположить, что в своих задумках новый Заведующий был не одинок. Для начала необходимо было навести порядок в ПКБ, сделав из нее крепкую воинскую часть. Именно этим и собирался заняться В. А. Косоговский. Обстоятельства отодвинули решение указанной задачи. К тому же ситуация вокруг ротмистра его откровенно раздражала и мешала сосредоточиться на деле. Все его действия свидетельствуют, что В. А. Косоговский поставил себе целью любыми средствами избавиться от популярного конкурента.
На обеде 30 августа садразам ласково обращался с В. К. Бельгардом и высказал свое сожаление, что тот не остался командиром ПКБ. Видимо, это окончательно вывело полковника из равновесия. На следующий день он отказался принять ротмистра на завтрак, на который до этого пригласил. Днем В. К. Бельгард получил от В. А. Косоговского 800 туманов и расписку о выдаче 1800, как того требовал Е. К. Бюцов. 1000 туманов были удержаны Заведующим для погашения долга банку[1193]. В письме главе Миссии он, правда, об этом не сообщил, написав, что «по приказанию Вашего превосходительства 1800 туманов выданы Бельгарду в руки»[1194]. В том же документе полковник заявил, что не имеет ничего против выдачи ротмистру 75 полуимпериалов для возвращения в свой полк. От последнего требовалось лишь составить рапорт персидскому правительству. В тот же день В. А. Косоговский подписал аттестацию своему подчиненному на производство в штаб-офицеры.
Аттестация эта по-своему интересна. Она позволяет с уверенностью утверждать, что полковник стремился возможно быстрее удалить ротмистра из Персии, соглашаясь на любые разумные требования и вступая в противоречие со своими же собственными заявлениями. Скорее всего, она стала результатом закулисного соглашения между командиром ПКБ и посланником – в ее тексте много фраз, повторявших ходатайства Е. К. Бюцова начала года. К тому же она служит веским подтверждением того, что в своих воспоминаниях и письмах В. А. Косоговский далеко не всегда был искренен и говорил всю правду. Писал ее В. К. Бельгард, но подписал командир ПКБ, таким образом, согласившись с тем, что в ней говорилось. Главное, на что было обращено внимание в указанном документе, – это деятельность ротмистра на должности Заведующего. Особо было отмечено, что в год его командования Насреддин-шах вернул отнятые при Н.Я. Шнеуре 16 854 тумана. «Этим шах показал, – констатировалось здесь, – что нисколько в настоящее время не сомневается в положительной пользе… деятельности русских инструкторов». В аттестации утверждалось, что за время руководства В. К. Бельгарда, благодаря его стараниям, по сравнению с временем командования Н.Я. Шнеура, ПКБ была «поставлена весьма высоко в глазах общественного мнения, как персидского, так и европейского». В заключении хорошо оценивалась деятельность ротмистра, и содержалось ходатайство о производстве его в штаб-офицеры «по избранию[1195], в виду приближения срока выслуги в 4 года 3 марта 1895 г.»[1196]. Несмотря на явное противоречие написанного с высказывавшимися В. А. Косоговским взглядами и откровенно «соглашательское» содержание документа, выделенные нами позиции всё же не следует отрицать. Во-первых, шах действительно распорядился вернуть ПКБ отнятые ранее деньги. Правда, сделал он это с расчетом сохранить ротмистра на посту Заведующего. Во-вторых, внешний эффект бригады, особенно пошатнувшийся после табачного бунта и проблем с финансированием при Н.Я. Шнеуре, действительно был восстановлен. А именно этого и добивались русские дипломаты в Тегеране – не боеспособной части, но сохранения еще одного места, свободного от английского влияния.
1 сентября В. А. Косоговскому неожиданно сообщили, что шах перенес дату смотра с 15 на 2 сентября. Это была первая попытка «изловить» полковника. Тем не менее выпутался он из сложной ситуации довольно успешно. «Первый же смотр, на котором мне пришлось представлять эту самую “бригаду”, вышел необыкновенно удачен, и покойный шах, растроганный, сказал своему садразаму (великому визирю): “кажется, наконец-то русские прислали нам полковника по душе: подождём ещё, может быть из этого будет толк”», – писал позже В. А. Косоговский[1197]. «Смотр сошёл блестяще, – констатировал он в своих набросках для истории ПКБ, – и шах, садразам, принц Наиб ос-Солтане, все сановники и высшие военные чины, бывшие на смотру, выражали свой восторг. На этом смотру шаху было представлено около 500 конных казаков, всех же в это время насчитывалось уже 800. Благодаря блестящим результатам смотра, бригада была оставлена ещё на неопределённое время»[1198].
Конечно, к сообщениям полковника следует отнестись критично. Из высказывания шаха очевидно, что для него проблема крылась не в самой бригаде, а в новом ее командире. Именно для него было сделано это своеобразное испытание. Во второй цитате вызывают сомнения цифры и последнее утверждение. 27 ноября, перед очередным смотром, полковник записал в своем дневнике, что у него нет налицо и 300 «казаков»[1199]. Видимо, путем вызова из отпусков и набора новых людей на время смотра В. А. Косоговский действительно сумел набрать около 500 человек[1200].
Но затем отпускники вернулись по домам, а наемные – к своим первоначальным занятиям. Наем на время каких-либо воинских мероприятий людей с улицы практиковался в частях персидской армии часто[1201]. Так, упоминавшийся В. А. Франкини приводил пример дяди шаха губернатора Ирака Фируз-мирзы. Тот уплатил шаху 15 000 туманов за право командования тремя батальонами. «Принц эксплуатирует их в свою пользу с ведома высших властей, – сообщал генерал. – Для того, чтоб вознаградить себя, он берёт для своих надобностей бесплатно сколько угодно людей, и с другой стороны, выдаёт за деньги произвольное число отпускных билетов, так как ему нечего опасаться серьёзной проверки наличного состава частей, которые никогда не проверяются»[1202]. Люди шли на работу, куда им выгодно, а командир подкупал казначея или нанимал на их место «временных заместителей, которым он выдаёт несколько шахи (копеек) за эту услугу, получая сполна жалование и содержание всего штатного состава батальона»[1203]. Что до 800 человек, то это был примерный штатный состав ПКБ. Реально на всех этих людей полковник рассчитывать не мог.
В силу уже излагавшихся причин нельзя доверять и утверждению, что бригада была сохранена на некоторое время. Скорее, сохранен был сам В. А. Косоговский: частично удовлетворенный шах не имел повода к недовольству его командованием. Тем не менее все проблемы решены не были, хотя утверждение полковника, что ПКБ стояла на грани ликвидации, не отвечало реальному положению дел.
В середине сентября состоялось предварительное решение военного руководства относительно конфликта в бригаде. После доклада начальника штаба, командующий войсками Кавказского военного округа генерал-адъютант, генерал-лейтенант С. А. Шереметев решил немедленно удалить из Персии как ротмистра В. К. Бельгарда, так и подъесаула А. Ф. Рафаловича, «действия которого вполне заслуживают наказания, наравне с действиями ротмистра Бельгарда». Главноначальствующий Кавказской администрацией полагал, что оба офицера подлежат суду. Однако удаление должно было состояться быстро и без особых разъяснений для персидской стороны, поскольку гласность его могла нанести ущерб русскому влиянию[1204]. О последнем, впрочем, он беспокоился зря – как уже отмечалось, конфликт, пусть и не «во всей красе», уже отчасти выплыл наружу и стал известен иранской стороне.
Решение кавказского начальника было сообщено в Главный штаб и доложено военному министру, который одобрил отозвание. Основываясь на указаниях российского начальства, В. А. Косоговский приказал бывшему исполнявшему обязанности Заведующего срочно покинуть Иран. Полковником было запрещено ротмистру сделать традиционное в таких случаях представление шаху и военному министру[1205]. По возвращении в Россию В. К. Бельгард был откомандирован в свой полк, а в Военном министерстве было начато дознание относительно его вины[1206]. А. Ф. Рафалович был оставлен в бригаде до окончания расследования из-за недостатка инструкторов. После окончания расследования он не был отозван и оставался в Иране до 1898 г.
5.4. Начало второго этапа кризиса. Конец «дела Бельгарда»
С этого момента в ходе кризиса начинается второй этап. Он характеризовался борьбой В. А. Косоговского за сохранение и укрепление как своего положения в Персии, так и ПКБ, и расследованием «дела Бельгарда» на уровне Санкт-Петербурга.
Осень – начало зимы выдались очень сложными для нового Заведующего. После «внезапного» отъезда В. К. Бельгарда Насреддин-шах всячески старался вредить полковнику. Не исключено, что действовал он так не только по личным побуждениям, но и подталкиваемый английскими представителями[1207]. Удалить В. А. Косоговского он не мог, опасаясь последствий со стороны России. Поэтому основной упор был сделан на помехи в формировании и переустройстве ПКБ, в частности, путем задержки бюджетных выплат. Одним из методов давления на В. А. Косоговского стали различные смотры, с начала сентября «посыпавшиеся» на бригаду. Они были опасны тем, что часть, находившаяся в стадии переформирования, могла оказаться попросту не готовой даже в строевом отношении. Реальная численность ПКБ Заведующим была несколько увеличена, однако к ноябрю налицо он не имел и 300 «казаков». Сложностью был вызов и подготовка отпускников. Во-первых, они были рассеяны по стране. Во-вторых, по возвращению в часть им нужно было платить полное жалование. При отсутствии быстрой связи и недостатке финансов это создавало трудности. Вызывая «казаков» из отпусков, полковник вынужден был действовать только своим авторитетом, а после окончания смотров – распускать их по домам. Ситуацию осложняло наличие «мертвых душ»: некоторые из формально находившихся в отпуску «казаков» уже умерли, но из списков исключены не были. Таким образом, для соответствия списочного и наличного состава на смотрах полковнику приходилось прибегать к различного рода уловкам: временному найму или зачислению новых, необученных нижних чинов. Особенно это касалось мухаджиров. «Мухаджирский вопрос» по-прежнему оставался актуальным