[1227]. Далее был «двусторонний маневр». Вот как описывал его В. А. Косоговский. «Одной стороной командовал мирпяндж (эмир-пендж – О.Г.) Андрини, противной стороной – австрийский инструктор сартип Гейслер, обозный капитан у себя на родине, а в Персии генерал-майор. Конницей обеих сторон предложили командовать Косоговскому, но он отказался, ввиду невозможности быть в одно и то же время начальником и своей и неприятельской кавалерии. Долго не могли также найти, кому поручить руководство всем манёвром, так как военный министр был совершенно некомпетентен в военном деле, Косоговского же нельзя было назначить, так как он, по персидским чинам, был младше начальников обеих сторон. Тогда шах назначил военного министра Наиб ос-Солтане руководителем манёвра, а начальником штаба – полковника Косоговского, приказав ему не мешать и подтверждать, что все его распоряжения исходят от военного министра. Так и было: Косоговский от имени военного министра стал отдавать приказания. По первому предположению, “казаки” были предназначены в засаду против иррегулярной кавалерии шахсевен, совершенно не обученных и впервые за много лет стянутых в Тегеран, но Косоговский хорошо знал, с кем ему придётся иметь дело, перевёл незаметно “казаков” в резерв, а на их место поставил тоже шахсевен, выделив часть из 1800 человек, бывших на шахском смотру. Во время атаки шахсевен, которые сначала думали, что они действуют против “казаков”, а не против своих, было несколько убитых и раненых. Шах, боясь возмущения шахсевен, был сначала очень недоволен»[1228]. В конце их Насреддин-шах спросил полковника, «что будет стоить довести бригаду до 1000». По окончании мероприятия все чины ПКБ получили по 2 крана в награду[1229]. Очевидно, что шах окончательно утвердился в своем положительном отношении к новому Заведующему. Возможно, результатом этого стала выплата долга В. К. Бельгарда уже через 2 дня после смотра.
Как уже отмечалось, В. А. Косоговский принял долг в 1000 туманов, сделанный ротмистром, на бригаду. Срок погашения его истекал 9 сентября. Однако между Заведующим и руководством банка была достигнута договоренность, что сумма эта будет уплачена в течение 3 лет[1230]. Тем не менее 7 декабря на квартире Н. А. Орановского состоялись переговоры полковника с директором Ссудного банка Персии Шаскольским. В. А. Косоговский наотрез отказался выплатить проценты, соглашаясь вернуть лишь занятую сумму. В результате условия Заведующего были приняты. 8 декабря было «уплачено 1 000 туманов по расписке Бельгарда»[1231]. Таким образом, задолженность была ликвидирована досрочно, хотя вопрос о ней окончательно был закрыт лишь в начале 1895 г. Из каких именно сумм полковник взял деньги, не совсем ясно. Хотя изначально он признал долг бригадным, тем не менее перед кавказским начальством ходатайствовал, чтобы выплачен он был из средств, выделявшихся В. А. Косоговскому на военную агентуру (1000 рублей). Согласие на это было получено. И таким образом деньги были выделены из военного бюджета Кавказского военного округа. Но были ли выплачены именно они – точно неизвестно. В начале января 1895 г. В. А. Косоговский сообщая о резком улучшении финансовых дел ПКБ[1232], что было вызвано благорасположением со стороны шаха. Вполне возможно, что именно благодаря этому 1 000 туманов были возвращены банку.
Параллельно с усилиями В. А. Косоговского, по заданию Военного министерства штабом Кавказского военного округа было начато дознание относительно обвинений полковника против В. К. Бельгарда и А. Ф. Рафаловича. Были опрошены Заведующий, ротмистр, Е.К. Бюцов, А.Н. Шпейер, Шаскольский, полковое начальство В. К. Бельгарда. Основным дознавателем был российский посланник в Тегеране Е.К. Бюцов. Именно он по официальной просьбе Главноначальствующего на Кавказе, согласованной с Министерством иностранных дел, делал запросы большинству лиц, задействованных в деле, поскольку они находились в Иране. Затем он сам подготовил обобщение, изложенное в секретных письмах начальнику штаба Кавказского военного округа генерал-лейтенанту ГШ П.Т. Перлику и С. А. Шереметеву. Штабом округа были опрошены непосредственно сам ротмистр, его бывшее начальство, а также составлены отчеты относительно работ В. К. Бельгарда по военно-агентурной части.
Основанием для расследования стали уже упоминавшийся рапорт В. А. Косоговского за номером 26 от 19 августа 1894 г. на имя посланника, докладная записка В. К. Бельгарда от того же числа и рапорт ротмистра от 23 октября 1894 г. на имя начальника отдела ГШ штаба Кавказского военного округа.
В своих документах[1233] В. К. Бельгард вынужден был отвечать на обвинения полковника, которые отчасти стали для него новостью – до возвращения в Россию офицер не знал, в чём именно тот его обвинял[1234]. Его позиция, возможно, и не совсем открытая, представила положение в ПКБ несколько в ином свете, чем рапорт В. А. Косоговского. Поэтому потребовалось более детальное изучение происшедшего. Сам ротмистр 2 ноября 1894 г. кавказским начальством был временно, до окончания дознания, откомандирован в свой полк[1235].
В первую очередь, В. К. Бельгард доложил, что им действительно из денежного ящика бригады разновременно было взято 720 туманов, о чём было известно заведующему хозяйственной частью. Деньги эти были изъяты ротмистром в счет его содержания. Объяснял это В. К. Бельгард сложившейся традицией. В случае необходимости офицер ПКБ мог получить от Заведующего «Уз причитающегося ему содержания». «Я считал для себя совершенно законным воспользоваться этим правилом», – пояснял ротмистр[1236]. Погасить же образовавшийся долг он решил частным займом в Ссудном банке Персии. «В конце марта текущего года мною действительно занята в Русском ссудном банке в Тегеране 1 000 туманов взамен чего выдан вексель по 9 сентября», – сообщал офицер. Полные подписи им и Рафаловичем были поставлены по требованию банка. Что касается поручительства подъесаула, то его ротмистр пояснял тем, что тот «был единственный мой товарищ, находившийся в это время в Тегеране»[1237]. В. К. Бельгард опровергал обвинения В. А. Косоговского, что, подписавшись полными должностями, офицеры (точнее, исполнявший обязанности Заведующего) взяли долг на бригаду. Подписи на векселях, пояснял он, приобретают силу для ПКБ только в том случае, если они заверены в Миссии. Но такого заверения не было.
«Означенную 1000 туманов, – писал ротмистр, – имел в виду уплатить из моего содержания, так как рассчитывал до окончания трёхлетнего срока пробыть в Персии ещё 2 года. Из содержания 2400 туманов в год это можно было сделать». «Первоначально, – описывал он развитие событий, – было решено с полковником Косоговским… что я уеду из Персии в марте будущего года, предварительно воспользовавшись отпуском в Россию». Таким образом, В. К. Бельгард предполагал получить необходимые ему для выплаты по обязательству деньги. Но в середине лета полковник потребовал немедленного отъезда ротмистра без объяснения причин. Тот, по его словам, обратился к А. Н. Шпейеру, сообщив, что для погашения долга и немедленного выезда ему необходимо девятимесячное жалование в размере 1800 туманов, «которое и решено мне выдать»[1238]. Поясняя свое требование, ротмистр раскрывал особенности финансового обеспечения российских военных в Иране. «Все инструкторы, – писал он, – выезжавшие из Тегерана, получали при отъезде minimum трёхмесячное жалование, что теперь по курсу составляет 600 туманов. Было несколько таких, которые получали за 6 месяцев… Суммы эти выдавались из экономии, которая получается в жаловании русских офицеров от промежутка времени… между отбытием старого и прибытием нового инструктора»[1239]. В. К. Бельгард утверждал, что то, что ему
выдали жалование за 9 месяцев, «все находят логичным», поскольку он командовал ПКБ не без успеха, а также потому, что полковник лишил его права отпуска своим требованием немедленного отъезда, соответственно, не дав ему возможности погасить задолженность[1240]. Ротмистр особо отмечал, что за отъезд полковник обещал ему любую сумму, лишь бы та была одобрена посланником. При этом Заведующий фактически запретил ему присутствовать на сентябрьском смотре. Е.К. Бюцов одобрил сумму в 1800 туманов. «31 августа, – сообщал В. К. Бельгард, – получены мною от полковника Косоговского 800 туманов. 1000 туманов оставлены были для погашения моего долга в банке. Мною выдана полковнику расписка в получении 1800 туманов. В оставлении же у него 1000 туманов для уплаты банку я от него никакого документа не получил»[1241]. «Я уехал из Тегерана 22 сентября, – рапортовал ротмистр, – не будучи представленный перед отъездом ни шаху, ни принцу (Камран-мирзе, военному министру – О./Т)»[1242].
Отводя от себя подозрения в незаконном использовании финансов ПКБ, В. К. Бельгард отмечал, что сам ввел в ней гласную отчетность по хозяйственной части и денежным суммам. Кроме того, если бы он действительно хотел нажиться за счет бригадных средств, он мог бы это сделать в отсутствие А. Ф. Рафаловича, когда был единственным русским офицером в Тегеране. Ротмистр утверждал, что его долг Ссудному банку – единственный за время пребывания в Персии. Объясняя подпись А.Ф. Рафаловича под векселем, В. К. Бельгард до