казывал, что никакого давления он на него оказать не мог, поскольку не имел к этому средств. К тому же подъесаул, переписывавшийся и друживший с В. А. Косоговским, знал о его назначении, и уже это знание «должно было дать ему силу против моего принуждения»[1243]. В. К. Бельгард заявлял, что попросил А. Ф. Рафаловича по-товарищески и тот согласился.
Далее ротмистр подробно остановился на «своем-бригадном» долге. «Уплата же долгов ротмистра Бельгарда, – писал он, – бригада… была вынужденною в размере 1800 туманов взять на себя, обязавшись 1000 из этой суммы выплатить банку в 3 года»[1244]. В. К. Бельгард доказывал, что именно благодаря В. А. Косоговскому этот частный долг превратился в бригадный. «Я утверждаю, – заявлял он, – что полковник сам принудил бригаду к уплате этой суммы: 1) требованием без причин моего отъезда; 2) не дав мне возможности перед окончательным отъездом из Персии воспользоваться отпуском, как это было решено вначале». В качестве третьей причины ротмистр называл то, что Заведующий сам согласился выдать ему любую сумму. При этом пятым пунктом он заявлял, что тот не предупредил его, что смотрит как на проступок на имевшую ранее место выдачу инструкторам трехмесячного жалования перед отъездом[1245].
Далее В. К. Бельгард утверждал, что «сумма в 1800 туманов исчислена неправильно и вот почему:…по контракту инструкторы получают содержание за 3 месяца вперёд. Я уехал из Тегерана 22 сентября, а 9 сентября (день выдачи содержания за третью четверть года) я находился на службе в Тегеране и имел законное право получить эту J/4 – 600 туманов, следовательно, бригада имела право исчислить выданную мне сумму в 1800 – 600 – 1200». Далее ротмистр сообщал, что каждый инструктор по приезде и отъезде имел право на получение от персидского правительства 75 полуимпериалов (около 300 туманов по тогдашнему курсу), которые ему выданы не были. Он написал полковнику рапорт с просьбой о выплате указанной суммы. Тот пообещал дать, но лишь когда получит деньги от персов. Однако, когда В. К. Бельгард узнал, что бригада вынуждена платить за него его долги, то отказался от этой суммы. Таким образом, ротмистр не получил на законных основаниях 919 туманов (600 + 319). «Вот сумма, которую я, с согласия полковника и с одобрения посланника получил в счёт моего содержания, сверх того, на что имел неотъемлемое право, – констатировал ротмистр. – Выдача же при отъезде инструктору содержания за 4 ½ месяца по прецедентам не представляет ровно ничего из ряда вон выходящего»[1246].
Кроме того, в качестве подтверждения своей невиновности В. К. Бельгард приводил еще два довода. Во-первых, он обращал внимание на то, что 18 мая ПКБ была сдана им и принята полковником в полном порядке. Конечно, рассуждая рационально, этот аргумент был не слишком убедителен. В. А. Косоговскому могли предоставить внешне упорядоченную во всех отношениях часть, а тот, не вникнув еще в дело, принял ее, поскольку имел приказ (или указание) сделать это как можно скорее. Куда интереснее второй аргумент. По словам ротмистра, полковник не предупредил его, что не признаёт законной выдачу В. К. Бельгарду денег, а о его обвинениях тот вообще узнал только после прибытия в Тифлис[1247]. Последнее нам представляется самым важным во взаимоотношениях офицеров – оба они подходили к одной проблеме с разных позиций, поэтому найти компромисс им было сложно. Заведующий считал В. К. Бельгарда растратчиком и вымогателем, в то время как ротмистр вполне естественно думал, что действует на законных, с точки зрения существовавших традиций, основаниях. Как уже отмечалось, В. А. Косоговский, помимо имевшегося указания отстранить ротмистра, приехал в Персию с устоявшимися взглядами на организацию военной службы, в том числе и управления воинской частью. Модель, на которую он опирался, была сугубо европейской и воспитывалась в нём изначально как единственно возможная. Всё, что выходило за ее рамки, не имело утвержденных уставами и прочими документами форм, было незаконным[1248]. В. К. Бельгард, прослуживший в Каджарской монархии уже больше года, был более гибок, не перенося российскую практику на персидскую реальность, а приспосабливаясь к последней. В его пояснении на рапорт полковника от 19 августа эта разница мировоззрений ощутима очень отчетливо.
В. К. Бельгард утверждал, что долг его бригаде был погашен до приема ПКБ В. А. Косоговским путем займа в Ссудном банке. Отметая от себя обвинения в финансовой нечистоплотности, ротмистр обращал внимание на то, что до того, как он стал исполняющим обязанности Заведующего, бригадные деньги хранились у персидского казначея. Тот давал их под проценты купцам тегеранского базара и по мере надобности доставлял в бесконтрольное распоряжение командира бригады[1249]. То есть, фактически В. К. Бельгард ликвидировал прекрасный источник возможного незаконного обогащения Заведующего, вместо того, чтобы его эксплуатировать.
Особое внимание В. К. Бельгард обратил на утверждение В. А. Косоговского, что он якобы обещал посланнику к 1 мая 1894 г. погасить весь бригадный дефицит[1250]. Ротмистр заявлял, что такого обещания не давал. «Но посредством увеличения бюджета дал полковнику Косоговскому средства к уплате почти ⅔ дефицита бригады»[1251]. В подтверждение своего успешного управления финансами ПКБ он приводил следующие цифры. К моменту принятия ПКБ ротмистром 18 мая 1893 г. бюджетный дефицит составлял 13073 тумана. К маю 1894 г. он был уменьшен до 10160 туманов. Однако за год В. К. Бельгард вынужден был израсходовать 11890 туманов на содержание «лишних людей и лошадей». «Значит, – констатировал он, – всего за год экономии сделано на около 15000 туманов». Ротмистр утверждал, что если бы он не был вынужден содержать «лишних людей», то мог бы не только погасить дефицит, но и сэкономить около 2 000 туманов[1252].
Конечно, в отдельных местах ротмистр был не совсем откровенен. Например, за 6 месяцев вперед жалование получал до этого только один офицер, а не несколько. Непонятно также, кто были эти «все», находившие логичным выдачу ему жалования за целых 9 месяцев. Скорее всего, речь идет о членах русской Миссии. Тем не менее его объяснения выглядели достаточно убедительно. К тому же, узнав по возвращении в Россию, что его долг подлежит уплате из сумм Кавказского военного округа, ротмистр принял выплату на себя, о чём донес рапортом в штаб округа[1253]. Именно этот рапорт и указанные объяснения В. К. Бельгарда, скорее всего, послужили толчком для начала полноценного дознания. Немалую роль сыграло и заступничество Е. К. Бюцова. 24 октября 1894 г. он отправил С. А. Шереметеву телеграмму. В ней содержалась просьба оставить без последствий по службе действия ротмистра и подъесаула[1254].
В январе – феврале 1895 г. основные материалы были собраны. На них следует остановиться подробнее, поскольку это позволяет выявить истинные пружины внутреннего кризиса и изменения отношения к ПКБ в России.
В первую очередь обращает на себя внимание изменение в тональности как главного обвинителя, так и российского посланника. Оба они настаивали на освобождении ротмистра от всякой ответственности. Думается, ключевым, по крайней мере для Е.К. Бюцова, стало письмо бывшего управляющего Ссудным банком Шаскольского от 10 января 1895 г. в ответ на устный запрос посланника. В нём банкир писал следующее: «В марте месяце подъесаул Рафалович обратился ко мне с просьбой помочь его сослуживцу по бригаде ротмистру Бельгарду в уплате нескольких неотложных долгов, оставленным последним в России, выдав Бельгарду из Ссудного банка ссуду в 1 000 туманов под его, Рафаловича, поручительство… я выдал из кассы Ссудного банка под личную расписку Бельгарда с поручительством Рафаловича 1 000 туманов». Относительно вида займа Шаскольский утверждал, что «сделанный ротмистром
Бельгардом в Ссудном банке заём имеет безусловно частный характер», поскольку в Миссию при его оформлении В. К. Бельгард не обращался. Поясняя, почему под обязательством стояли подпись офицеров с указанием их официальных должностей, бывший управляющий банком сообщил, «что для формальности сказанного обязательства я просил господина Бельгарда и господина Рафаловича расписаться полными их званиями, как это вообще принято при всяких сделках». На основании изложенного Шаскольский делал вывод, что заем имел исключительно частный характер, и поэтому из бригадных средств обратно его получать не было оснований[1255].
И января Е. К. Бюцов написал ответ на запрос П. Т. Перлика по поводу докладной записки и рапорта ротмистра и сопроводительное письмо к нему для Н. Н. Обручева в Главный штаб. Обвинения В. А. Косоговского против В. К. Бельгарда «признаны мною необоснованными», – подвел он итог своему расследованию[1256].
«По поводу займа в 1000 туманов в Ссудном банке, – сообщал он начальнику штаба округа, – объяснения его (В. К. Бельгарда – О.Г.) признаны правомерными», поскольку сделка носила частный характер и не имела ничего общего с делами ПКБ. «О принуждении ротмистром Бельгардом подъесаула Рафаловича к поручительству на вексель я ничего не слышал», – писал посланник. Зато «дошли до меня слухи, что последний не колеблясь дал это поручительство, считая это обязанностью товарища по оружию»