[1257]. Е.К. Бюцов категорически заявил, что взыскание долга ротмистра не может быть возложено на ПКБ, и вообще из Ирана тот был удален безосновательно. «По предмету позаимствования ротмистром Бельгардом 800 туманов из бригадной кассы» посланник считал, что в этом нет ничего предосудительного. В своем выводе он опирался на слова В. К. Бельгарда, что тот мог бы взять деньги, когда подъесаул находился в 4-месячном отпуске, а ротмистр остался единственным офицером в ПКБ.
Относительно «назначения к выдаче ротмистру Бельгарду 1800 туманов из бригадных сумм по отъезде его из Тегерана» Е. К. Бюцов в принципе не возражал. Аргументировал он свою позицию схоже с объяснениями ротмистра. При отъезде или отчислении инструкторов им сохранялось жалование, полученное по контракту, за 3 месяца вперед. Выдачи эти производились из бригадного бюджета. Поэтому «трудно было отказать ротмистру Бельгарду в освящённом прецедентами праве на 600 туманов из 1800, которые, во исполнение просьбы его, полковник Косоговский выразил готовность назначить к выдаче ему под условием немедленной подачи им рапорта об отчислении от службы в бригаде. Выдача ротмистру остальных 1200 туманов не оправдывалась никакими правилами», – утверждал посланник[1258]. Тем не менее он согласился их выдать. Причина этого читается между строк: конфликт между двумя офицерами. Е. К. Бюцов заявлял, что оставить ротмистра в ПКБ не было никакой возможности, поскольку склоки между инструкторами повредили бы репутации России. Именно поэтому, когда В. А. Косоговский попросил выдать ротмистру 1800 туманов, посланник поддержал это предложение, желая таким образом прекратить раздоры и вознаградить офицера за заслуги[1259].
Обращает на себя внимание, что в письмах Е.К. Бюцов отводил от себя какую-либо ответственность за происходившее в ПКБ и стремился выставить ротмистра в лучшем свете. Фактически он непрямо обвинил В. А. Косоговского, что тот в виде 1200 «незаконных» туманов предложил своеобразные отступные В. К. Бельгарду за отъезд из Персии. Но это было не всё. Значительное место было уделено «несправедливому» отношению В. А. Косоговского к своему подчиненному. Было ли это наветом, или же приводимые факты имели место, но были поданы в нужном ракурсе, точно утверждать сложно. Учитывая натянутые отношения между посланником и полковником (особенно со стороны второго) и хорошее отношение Е.К. Бюцова к В.К. Бельгарду, вполне возможно предположить, что тон и построение письма к П.Т. Перлику были продуманными. Тем не менее, не понимая до конца поступков В. А. Косоговского и их мотивов, посланник в целом довольно адекватно изложил их.
«Когда я вернулся в Тегеран из России в июне минувшего года, – сообщал Е.К. Бюцов, – поверенный в делах Шпейер… сказал мне, что заметил в полковнике Косоговском с самого приезда его в Тегеран сильное против ротмистра Бельгарда предубеждение»[1260]. В дальнейшем, по утверждению посланника, полковник сам неоднократно заявлял, что на Кавказе недовольны деятельностью В. К. Бельгарда и ему поручено отчислить того от службы в Персии, не объясняя причин. По словам Е.К. Бюцова, чтобы ликвидировать его колебания, В.А. Косоговский поставил жесткий ультиматум. Он предложил выбрать, кого тот желает видеть в Иране – его или ротмистра, поскольку совместно они служить не будут. Не совсем честно поступил полковник, по мнению главы русской Миссии, и с выдачей денег В. К. Бельгарду. Ротмистр просил выдать ему жалование за известное время вперед, чтобы рассчитаться с долгом. А Заведующий посчитал, что раз в рапорте заявил, что берет долг в 1800 туманов на бригаду, значит, он их уже выдал[1261]. Особое внимание Е. К. Бюцов обратил на соответствие обвинений полковника и его действий на своем посту. В. К. Бельгард занимал деньги на нужды ПКБ без заверений со стороны торговцев. В. А. Косоговский, когда вступил в должность, составил об этом рапорт, ставя такие действия в вину своему предшественнику. Теперь же он сам стал делать долги, но у ростовщиков-евреев, которые требовали Миссию засвидетельствовать долговые обязательства[1262]. Таким образом, полковник фактически обвинил ротмистра в том, чем затем занялся сам, да еще и на худших условиях. Заверенные дипломатами вексели становились не просто бригадным долгом, а долгом русского государства в Иране. К тому же, как отмечалось нами выше, В. К. Бельгард работал с торговцами-персами, а В. А. Косоговский, видимо, по наивности и стремлению к формализму, обратился к классическим ростовщикам[1263].
Е. К. Бюцов отметил, что с точки зрения исполнения служебных обязанностей В. К. Бельгард проявил добросовестность и усердие. К письму имелась приписка. «Письмо от управляющего Ссудным банком, – говорилось в ней, – …раскрыло неизвестное мне до того обстоятельство, что посредником между Шаскольским и ротмистром Бельгардом для заключения займа был подъесаул Рафалович, каковое обстоятельство подтверждает… заявления первого из названных офицеров о том, что не было проведено давление на Рафаловича для поручения его поручительства». Подъесаул предупредил Шаскольского, что примет на себя поручительство по обязательству ротмистра[1264].
В целом выводы посланника свелись к следующему: «I. По предмету произведённого ротмистром Бельгардом займа в 1000 туманов в Ссудном банке объяснения его признать правомерными… II. По предмету позаимствования ротмистром Бельгардом 800 туманов из бригадной казны… нельзя, по моему мнению, усмотреть что-либо предосудительное»[1265]. По третьему пункту – «Назначение к выдаче ротмистру Бельгарду 1800 туманов из бригадных сумм при отъезде его из Тегерана» – российский дипломат заявлял, что прецеденты такого рода действительно имели место, хотя лично он против этого правила[1266].
И января Е. К. Бюцов написал и второе секретное письмо на имя начальника штаба Кавказского военного округа. В ответ на запрос по поводу докладной записки и рапорта В. К. Бельгарда посланник изложил свое видение ситуации. Здесь он сообщал, что, отправляя 24 октября 1894 г. упоминавшуюся телеграмму С. А. Шереметеву, был убежден, что «многое из того, что сообщил Косоговский о ротмистре верно». Однако, получив новую информацию, посланник переменил свое мнение. «Рассмотренное ныне при помощи сообщённых мне Вашим превосходительством объяснений этого офицера (В. К. Бельгарда – О.Г.) раскрыло мне крайнюю односторонность и пристрастие, с коими полковник Косоговский истолковал поступки ротмистра Бельгарда». В заключении Е. К. Бюцов утверждал, что если бы знал об этом ранее, то просил бы не о снисхождении к В. К. Бельгарду и А. Ф. Рафаловичу, а о полном освобождении их от всякой ответственности[1267].
13 января 1895 г. Е.К. Бюцов дал секретное предписание Заведующему сделать разъяснения по поводу упоминавшихся записки и рапорта ротмистра[1268]. Тот не замедлил исполнить порученное. «Господа офицеры, – докладывал он, – отчислявшиеся из Персии, получали содержание за 3 месяца вперёд, но были и исключения» – есаулу Н. С. Ремизову было начислено за 6 месяцев вперед. «На получение 75 полуимпериалов… от персидского правительства по контракту имели право те из господ офицеров, которые прослужили в Персии не менее 3-х лет, – сообщал полковник. – Не взирая на это, мною был подан через военного министра Наиб ос-Солтане рапорт, на конверте которого шах… написал “Дайте дженабе садразаму. Я не знаю, какая необходимость в этих приездах и отъездах, за которые надо постоянно платить полуимпериалы… Пусть дженабе садразам установит какое-либо правило”». В. А. Косоговский писал, что испросил аудиенции у первого министра. Тот заявил, что ротмистр не прослужил 3 лет, поэтому 75 полуимпериалов получить не может. Тем не менее полковник решил, что, поскольку ранее офицеры, прослужившие менее положенного срока, получали полуимпериалы, то и В. К. Бельгарду отказывать не следует. В. А. Косоговский зачел указанную сумму в уплату уже выделенных ротмистру 1800 туманов. Поскольку дела ПКБ «поправились», Заведующий брал на себя смелость «выдать Бельгарду шестимесячное жалование в 1 320 туманов». Таким образом, долг его останется 180 туманов[1269]. В данной части рапорта обращает на себя внимание стремление В. А. Косоговского представить себя «благодетелем» ротмистра и «очернить» отношение высших сановников Ирана к В. К. Бельгарду. Хотя долг банку к рассматриваемому времени уже был уплачен, денежный вопрос с ротмистром решен не был. Предлагая указанную комбинацию, полковник стремился его решить. Но делал он это методами, против которых еще в середине прошлого года активно выступал. Это позволяет предположить, что между ним и посланником (а возможно, и не только между ними) была заключена какая-то устная договоренность относительно «дела В. К. Бельгарда».
Подтверждением нашей догадки могут служить официальные просьбы В. А. Косоговского, направленные посланнику и министру иностранных дел Н.К. Бирсу, об освобождении ротмистра от всякой служебной ответственности[1270]. «С точки зрения чисто строевой – ротмистр Бельгард выдающийся кавалерийский офицер», – писал он[1271]. Конечно, можно предположить, что, освоившись с должностью, полковник осознал, что действия В. К. Бельгарда, за которые он его критиковал, были оправданы. Отсюда – и резкое изменение тональности в характеристиках коллеги. Но в свете менявшейся политики российских высших властей относительно Персии и ПКБ, а также очевидного задания сместить ротмистра более предпочтительнее выглядит версия о стремлении «замять» дело к обоюдному удовлетворению обеих сторон.