Очерки по истории политических учреждений России — страница 24 из 52

боярам, днепровские казаки устами своего выборного гетмана Юрия Хмельницкого объявили ему, что первым условием, которое он должен выполнить, чтобы обеспечить себе их верность, является отозвание бояр. И против этих самых бояр и того суда, который они чинили, поднялись толпы людей на Дону, на Волге, на Урале по призыву другого казацкого вождя Стеньки Разина. А с того момента, когда реформа Никона, его рабское подражание византийской церкви, расколола население Московского царства на две почти равные части, на никониан и раскольников, — дух независимости проявился в той непрекращающейся оппозиции, которую оказывали последние священникам и религиозным церемониям, противоречащим традиционному обычаю.

Следующих фактов будет достаточно, чтобы дать представление о всеобщем возмущении народа против гнета. Из 30 или 40 тысяч человек, сосланных в Сибирь в царствование Анны, большинство составляли раскольники. С другой стороны, во время царствования Елизаветы в ответ на меры, принимаемые правительством, чтобы обеспечить недавно созданным мануфактурам даровой, рабский труд, русские крестьяне восставали иногда в числе, превосходившем 50 тысяч, так что только военная сила могла принудить их к повиновению. Через несколько лет Екатерина, желая создать твердую базу для местного дворянского самоуправления, укрепила и распространила на новые области систему, которая превратила в рабов некогда свободных жителей восточных провинций, Малороссии и Новороссии. После этого снова поднялись массы людей под руководством народного вождя, казака Пугачева, и показали свое желание сбросить с себя гнет административной машины и возвратить себе вместе с личной свободой те земли, которые с такой расточительностью были раздарены императрицей и ее непосредственными предшественниками политическим авантюристам и фаворитам.

Но оставив в стороне спорадические вспышки гнева, нужно тем не менее признать, что вообще русский подданный остается тем, что он есть в действительности, т. е. скорее плательщиком налогов, чем гражданином. Разделенный на две неравные части, меньшинство — благородных, предназначенных для занятия должностей в военной и гражданской службе и поэтому освобожденных от всяких других повинностей, и большинство — подлых людей, обязанных своими деньгами обеспечивать функционирование всей государственной машины, русский народ продолжал из поколения в поколение поддерживать систему, которая менее всего пользы приносила ему. Как объяснить столь ненормальное явление? Тем более ненормальное, что в самих учреждениях нельзя найти ничего подобного тем учреждениям, которые даже в эпоху падения Византии продолжали удерживать единство Римской империи. Русские историки указывают как на главные характерные черты русского народа на патриотизм и приверженность законной власти. Но патриотизм, по определению одного из них — Карамзина, это, собственно говоря, любовь к учреждениям своей страны. Однако, как было указано, со времени Петра не было собственно русских учреждений, ибо те, которые существовали, были шведского, немецкого или французского происхождения. А если вспомнить, что на русском престоле были ребенок немецкого происхождения, любовница и позже незаконная дочь великого Петра, то станет ясно, что русские не вправе утверждать, что приверженность законной власти является характерной чертой для их соотечественников. На самом же деле единство России и внутренний мир поддерживались, главным образом, силою военного деспотизма.

Тем не менее никакой военный деспотизм не мог быть продолжительным, если бы не находил в одном или нескольких классах населения заинтересованных союзников. В полном понимании этой истины и заключается разгадка так называемого величия Екатерины II: ей удалось сделать русское дворянство опорой самодержавия. Ее предшественницы Анна и Елизавета старались только восстановить учреждения великого реформатора. Так, Анна уничтожила высший совет и говорила о восстановлении всей прежней власти сената. Конечно, это были только обещания, потому что в действительности императрица управляла при помощи своего фаворита и частного совета, душой которого был хитрый Остерман. Елизавета была более расположена к восстановлению петровских учреждений. Она предоставила отправление высших административных функций сенату, подчинила ему разные коллегии и восстановила важную должность генерального прокурора, настоящего первого министра или министра внутренних дел, называемого, по характерному выражению Петра, «всевидящее око царево».

Но эти реформы очень мало способствовали пересаждению бюрократии на русскую почву. Это видно из следующих фактов. «По личному свидетельству Екатерины, она при восшествии на престол застала несколько тысяч дел, не рассмотренных еще сенатом, и в одном только судебном ведомстве 6 тысяч неразрешенных процессов, многие из которых были начаты еще в 1712 году. Опять-таки по сообщению императрицы низшие чиновники обращали так мало внимания на приказания сената, что эти приказания приходилось повторять по два или три раза для того, чтобы они были, наконец, исполнены. С другой стороны, единственным результатом введения системы чиновных шпионов в виде прокуроров и фискалов было создание новых способов для преступника ускользнуть от преследования, самому донося на других. Стоит упомянуть по этому поводу историю одного знаменитого вора. Как только он увидел себя в опасности быть арестованным за свои преступления, он произнес магическую формулу: «слово и дело», превратившись таким образом внезапно из обвиняемого в обвинителя. Много лиц было на основании его обвинений брошено в тюрьмы и предано пыткам, а сам он ускользнул от всякого наказания. Однако вновь созданная бюрократия унаследовала от старого московского порядка знаменитую идею о том, что вымогательства у населения являются для чиновников естественным способом добывать средства существования. Правда, лица, избиравшие карьеру чиновника, не упоминали уже в просьбе о назначении традиционной формулы: «дайте мне воеводство, дабы я мог прокормиться», но они принимали взятки от жалобщиков и вымогали деньги и подарки натурой простым обещанием немедленно заняться принесенной им жалобой. Нужно ли говорить, что эти обещания обыкновенно не выполнялись и что старый русский термин волокита не потерял своего смысла при новом режиме, который, как казалось великому реформатору, создан им по европейскому образцу? Все классы общества сильно страдали от плохого управления, как это явствует из адресованных Екатерине II депутатами собраний 1767 года просьб реформировать все законодательство России. Некоторые доходили до требования смертной казни для чиновников, изобличенных во взяточничестве.

Все эти факты ясно показывают, что во второй половине XVIII века бюрократия оказалась несостоятельной. Но кем же тогда должна была управляться Россия, если не чинами бесчисленных высших и низших коллегий, терпеливо подымающимися от чина к чину сообразно знаменитой табели о рангах, скопированной Петром с немецкого образца? Единственный другой класс людей, который мог взять на себя тяжелую задачу чинить суд и обеспечить порядок, был прикован к пожизненной службе в армии и флоте. Естественно, что первым шагом к самоуправлению было освобождение этого класса от обязательной службы, освобождение сперва частичное, затем полное. Первый шаг был сделан еще в царствование Анны; с этого царствования 25-летняя служба стала рассматриваться как достаточно продолжительная, а семьям, в которых было по несколько сыновей, разрешалось оставлять дома, по крайней мере, одного, который сам бы управлял имениями. Следующий шаг сделан был при Петре III, который в 1762 году освободил дворян вообще от обязательной военной или гражданской службы. Таким образом, был создан материал, при помощи которого Екатерина II могла построить новое, глубоко аристократическое здание местного самоуправления, которое, по крайней мере, имело то преимущество, что обеспечивало русскому самодержавию поддержку класса, призванного разделять с ним и тягость, и выгоды власти. Этот факт повлек за собой целый ряд последствий. Чтобы отдаться вполне своим административным функциям, русское дворянство пожелало обеспечить свои экономические интересы распространением системы рабства и созданием для себя монопольного права владеть и приобретать населенную собственность, т. е. земли, занятые крестьянами. Но всецело принося в жертву интересы сельского населения интересам высшего сословия, правительство помешало дворянам сделаться тем, чем они были в других странах и особенно в Англии, т. е. пионерами движения за политическое освобождение. В большой степени обеспечивая свое экономическое богатство во вред народу, русское дворянство потеряло возможность быть поддержанным народом, когда оно потребовало личной свободы и контроля над государственными делами.

Глава VРеформы Екатерины II

Царствование Екатерины II может быть рассматриваемо, по крайней мере, как начало новой эры в развитии политических учреждений России. До освобождения крестьян в царствование Александра II, за которым вскоре последовало введение местного самоуправления, призвавшего все классы общества к дружной работе, Россия жила в большей или меньшей степени идеалами, намеченными и отчасти осуществленными Екатериной Великой. Конечно, ее идеалы, как и идеалы Петра, были одинаково малым результатом самостоятельных изысканий; те и другие были иностранного происхождения. Но на этот раз источником, из которого Екатерина почерпнула великие принципы своей реформы, были не столько существовавшие в Швеции, Франции и Германии учреждения, сколько политические теории, выработанные в Англии и популяризованные потом французскими писателями, особенно Монтескье. Она открыто признала в своих письмах к Гримму, что она в большой степени заимствовала из «Духа законов» главные пункты для Наказа, который она приготовила для представительного собрания, призванного помочь ей в коренном пересмотре всего законодательства империи.

Действительно, рассматривая различные главы этого необыкновенного произведения, более похожего на юридическую энциклопедию, чем на практический свод законов, изумляешься огромному количеству заимствований из знаменитой книги, судьба которой во всей Европе и Америке была так своеобразна. Но, конечно, Екатерина обложила данью не одного только Монтескье. Известный итальянец Беккария был также, по выражению самой императрицы, «ограблен» ею. Нельзя сказать, впрочем, что Екатерина следовала за своим учителем Монтескье в области всех развиваемых им теорий. Ее книгу можно даже рассматривать, как верх искусства толковать автора и его убеждения в смысле прямо противоположном тому, в каком он их высказывал. Хорошо известно, что Монтескье писал свою книгу под впечатлением осознания большого зла, причиненного народам недавним усилением абсолютизма на континенте, и что ею он пытался помешать процессу перехода политических прав, которыми в течение целых веков пользовались различные сословия во Франции, в руки короля и его чиновников. С этой целью он ставил в пример учреждения Англии, единственной страны, где благодаря разделению властей, как он полагал, дворянство и народ сохранили еще некоторое право контроля над общественными делами. Понятно, незачем прибавлять, что Ека