В XIX в. были записаны разные варианты легенды о происхождении упомянутых летописью «Змиевых валов» на Украине. В легендах рассказывалось, что валы — это отвал борозды, проведенной плугом, в который запряг грозившего Киеву страшного дракона-Змия киевский богатырь Кирило Кожемяка[32]. В летописи мы тоже находим рассказ о молодом кожевнике («кожемяка»), обладавшем чудовищной силой. Показывая свою силу князю, он голой рукой вырвал клок мяса у разъяренного быка, а в решающей схватке победил страшного печенежина и этим спас Киев от набега кочевников[33]. Видимо, это разные варианты одной легенды, в которой создание огромных по протяженности валов под Киевом приписывалось укротившему чудовище богатырю.
Наконец, от конца XVI в. до нас дошла специальная запись легенды о происхождении характернейших для русского Севера археологических памятников — каменных выкладок в виде лабиринта, относящихся, как недавно выяснено, к началу I тысячелетия до н. э.[34] (см. рис. на стр. 14). В 1592 г. два видных русских дипломата Григорий Борисович Васильчиков и князь Семен Григорьевич Звенигородский были досланы в Колу для переговоров с послами Христиана IV о русско-датской границе в Лапландии. Выясняя, где шла древняя межа русских и норвежских владений, наши послы записали легенду о карельском богатыре Валите или Варенте, служившем Новгороду Великому и победившем «норвежских немцев»: «А в Варенте, на побоище немецком, где Варенской летней погост, (Валит. — А. Ф.) на славу свою принесши с берегу своими руками, положил камень, в вышину от земли есть и ныне больше косые сажени, а около него подале выкладено каменьем как бы городовой оклад в 12 стен, а назван был у него тот оклад Вавилоном. А в Коле, где ныне острог, обложено было у него каменьем в 12 стен тем же обычаем, и тот камень, что в Варенге, и посейчас словет Валитов камень, а что было в Коле развалено, как острог делали»[35]. Может быть, имя Валит — только вариант слова «волот», как думал академик А. Н. Веселовский[36], но может быть, эта легенда сложена о реально существовавшем лице. По новгородским летописям XIV в. мы знаем о двух воеводах по имени Валит[37].
Каменный лабиринт («Вавилон») близ Кандалакши (по Н. Н. Гуриной)
Итак, бытующие еще и сейчас легенды о том, что на городищах жили богатыри, что богатырь похоронен в том или ином кургане[38], существовали еще в древней Руси. Люди древней Руси думали, что поражавшие их своими размерами древние укрепления и курганы — дело рук великанов и богатырей.
Очень часто в деревнях можно услышать легенды о кладах, зарытых разбойниками на городище или в курганах[39]. Это тоже древние легенды. В XVII в. во многих местах Средней России возникла эпидемия кладоискательства. «Сыскные дела» — акты, составленные властями, посланными проверить слухи о находке клада, содержат сведения о десятках грабительских раскопок в курганах и на городищах Курской, Воронежской, Мценской округи. В этих актах часто приводится легенда о разбойнике Кудеяре и говорится, что кладоискатели хотели сыскать «Кудеярову поклажу»[40].
Третий вид легенд об археологических памятниках связывает их с определенными историческими лицами или событиями. Если в XVI в. сооружение северных лабиринтов приписывали Валиту, то в XIX в. в народе считали, что лабиринты сложены Петром I или Пугачевым[41]. Жители Малоярославца не сомневаются, что славянское городище XIV в. в черте города осталось от войны 1812 года. С разными событиями в истории России связано происхождение названий курганов — «шведские могилы» на Украине, «французские могилки» и т. д. Это явление свойственно не только русским. Казахи все древние погребальные сооружения в степи называют «Калмак-мола» — калмыцкие могилы, относя их к «годам великого бедствия» — началу XVIII в., времени войны с калмыками.
Но если большинство таких легенд просто переносит на древние памятники более свежие исторические воспоминания, то отдельные легенды, возможно, сохраняют зерно исторической правды. В «Повести временных лет» под 945 г. говорится о кургане над могилой Игоря: «Есть могила его у Искоростеня града в деревах и до сего дне»[42]. Через 750 лет, в 1710 г. жители Коростеня показывали В. Н. Татищеву курган, считавшийся могилой Игоря[43].
Легендарному князю Черному приписывало население Чернигова большой курган на окраине города. И раскопки показали, что это, бесспорно, не рядовое, а княжеское погребение[44].
Наконец, некоторые памятники прошлого вызывали в народе суеверный страх и считались связанными с нечистой силой. В районе неолитических наскальных изображений Карелии до недавнего времени сохранялась легенда о бесе и бесихе[45], восходящая, несомненно, к глубокой древности. «Этот бес и нарисован на скалах «Бесова носа»», — говорили местные жители. Раньше это убеждение было, конечно, еще прочнее. Недаром, в XIV или XV в. монахи Муромского монастыря выбили поверх изображения «беса» крест и монограмму Христа[46] (см. рис. на стр. 17).
Крест XIV—XV вв., выбитый поверх неолитических наскальных изображений в урочище Бесовнос в Карелии (по В. И. Равдоникасу)
Итак, люди древней Руси проявляли немалое любопытство к курганам, городищам, наскальным изображениям и другим археологическим памятникам и пытались их осмыслить. В этом осмыслении много наивного, но в нем есть и крупицы истины. Так, и городища, и курганы народ считал следами далекого прошлого. В городищах древнерусские люди всегда видели укрепления. Когда в начале XIX в. З. Ходаковский начал научное исследование городищ, он считал их местами культа. Народная молва оказалась, как мы теперь знаем, более верной, чем мнение одного из основоположников археологии в России.
Если упоминания археологических памятников мы находим еще в документах эпохи Киевской Руси, то в XVI—XVII вв. интерес к этим памятникам стал более явным и активным. В связи с этим об остатках древностей стало известно гораздо больше, чем раньше. Прежде всего делались попытки извлечь из них какую-либо практическую пользу. Как мы уже говорили, от XVII в. до нас дошло множество сведений о грабительских раскопках на курганах и городищах.
Эти грабительские раскопки испортили немало археологических памятников, но как бы нам не были неприятны кладоискатели былых веков, надо отметить, что их раскопки дали самые первые, примитивные представления о том, что содержится в городищах и курганах. Когда землянский воевода обследовал в 1664 г., что за раскопки ведет поп Киприан на Кудеяровом городке на р. Ведуге, он дал одно из самых ранних описаний городища: «В прошлом де, в давних годах, был не то вор и разбойник Кудояр с товарищи, со многими людьми, и воровски де он большую казну собрав, стоял городком в степи... В степи промеже двух гор лог насыпан землею, а длина той насыпи 85 сажен, поперек 12, а инде и 10 сажен, а сыпана в тот лог земля слоями — глина красная и серая и чернозем под глиною»[47]. Воевода, как нетрудно сообразить, наблюдал разрез вала городища.
Находки вещей из драгоценных металлов в курганах и городищах Средней России столь редки, что в этом районе кладоискательство не получило большого размаха. Зато в Сибири, где в могилы эпохи раннего железа и тюркского времени золотые предметы клали достаточно часто, кладоискательство уже с XVII в. распространяется чрезвычайно широко[48]. В XVII—XVIII вв. целые артели «бугровщиков», объединявшие до 300 человек, все летние месяцы раскапывали курганы. Кое-где кладоискательство стало даже профессией. При таких масштабах работ сибирские бугровщики имели возможность сделать больше археологических наблюдений, чем их курские и воронежские коллеги. По словам Г. Миллера, бугровщики начала XVIII в. уже знали, в каких типах могильных сооружений золото встречается, а в каких нет[49]. Именно поэтому погребальные памятники первобытной эпохи сохранились в Сибири гораздо лучше, чем курганы и могильники эпохи железа. Кладоискатели знали, в каких районах больше богатых курганов, в каких курганах находятся лиственничные срубы, а в каких — каменные сооружения, где в могилах лежат драгоценные вещи, и т. д. У бугровщиков была своя классификация типов могильных сооружений. Они различали «чудские» и «калмыцкие» могилы, «сланцы» и «курганы»[50].
Таким образом, народная наблюдательность позволила заметить ряд деталей чисто археологического характера. Это в какой-то мере подготовило исследовательский подход к памятникам в XVIII в. Все ученые XVIII и начала XIX в., писавшие о сибирских курганах, ссылаются на сведения, полученные от бугровщиков.
Если поисками кладов в курганах занимались на свой страх и риск отдельные люди, то в государственном масштабе городища и курганы начали раскапываться с другой целью — из культурного слоя городищ и из курганной земли добывали селитру. В связи с этим в 1630 г. приказу Казанского дворца был дан государев указ отыскать в Тобольском, Томском и других сибирских уездах места «старых городищ и селищ»[51]