Так определяется основной факт нашей общественной истории начала XVII века. В нем находит свое объяснение внутренняя политика новой династии в первое время после Смуты. Созданная средними слоями населения на их земском соборе и даже в отсутствии бояр седмочисленной думы, новая династия была тесно связана с избравшею ее средою и действовала с ее постоянной поддержкой. Царь и земский собор составляли единое и вполне согласное правительство, главной заботой которого было поддержать и укрепить восстановленный государственный порядок. Обе силы дорожили одна другою: собор был единственной опорой власти, действовавшей в расстроенном государстве, а царь был внешним символом народной независимости и порядка. Не собор стремился разделить с властью ее прерогативы, а царь желал разделить с собором тяжелое бремя управления и ответственность за возможные неудачи253. К полной солидарности власть и ее совет приводились сознанием общей пользы и взаимной зависимости. Поэтому политика правительства царя Михаила совпадала со стремлениями земского собора, служившего органом господствовавших в стране классов. Она была холодна к интересам старой родословной знати. Даже Пожарский, клонивший свои симпатии к этой знати, не был, несмотря на свои исключительные заслуги, хорошо поставлен в Кремлевском дворце: его выдали головою Борису Салтыкову всего через год после освобождения им Москвы. А перворазрядные княжеские фамилии из уцелевших после Смуты, например, Голицыны и Куракины, до конца XVII века сошли с первого плана придворной жизни. Гораздо внимательнее относилась новая династия к простому служилому классу. Его землевладение было одною из самых больших забот правительства. Уже 5 июня 1613 года новый царь слушал указы Ивана Грозного об ограничении права распоряжения вотчинами и восстановил их силу: "вперед бояром и дьяком Поместнаго приказу велел о княженецких и о монастырских вотчинах делати по прежнему указу царя и великого князя Ивана Васильевича всея Руссии"254. Таким образом, на земельные операции тарханных владельцев, светских и духовных, правительство попреж- нему налагало свою руку. Простым же служилым людям в их хозяйственной нужде правительство шло навстречу. Оно устраивало их на поместьях и, по их челобитьям, крепило за ними крестьян, обещая полную отмену знаменитых "урочных лет". Крепостной труд, без которого не умели жить землевладельцы, правительство признавало, как и они, непременным условием земельного хозяйства служилого человека. В жертву потребностям этого хозяйства и приносилась гражданская независимость сельского работника. Зато в других своих слоях, на землях черных и дворцовых, тяглое сословие "торговых", "посадских" и "уездных" людей пользовалось большим правительственным вниманием. Правительство не раз высказывало свое пожелание, чтобы все эти люди от бед и скорбей своих "поразживались". Всеми подобными мероприятиями, взглядами, пожеланиями правительство, в сущности, давало ответ на то, что говорили ему его избиратели в своих челобитьях и в речах на земских соборах.
Но были и такие последствия Смуты, которые осложняли положение нового правительства и мешали ему работать согласно с желанием его подданных. Это - политические отношения Московского государства к его соседям, образованные неудачами Смутного времени. Нельзя было оставлять за шведами Новгород, за Сигизмундом Смоленск, за Владиславом титул государя московского. Неизбежные войны требовали большой траты сил и денег. Служба ложилась тяжело на служилых людей, и они роптали на ее напряженность и неравномерное распределение служебных тягот между отдельными служилыми людьми. Платежи истощали последние средства тяглых миров, и тяглые люди роптали на тяжесть тягла, на неравномерное распределение податного бремени, наконец, на угнетающую конкуренцию иностранных капиталов, допущенных на московские рынки правительством. Выходило так, что будучи верно серединным слоям насления, которые его избрали и поддерживали, московское правительство все-таки не удовлетворяло их и вызывало откровенные жалобы на тягость жизни и на его собственную деятельность. Когда при царе Алексее от жалоб народная масса перешла кое-где к открытому ропоту и волнениям, правительство поставило земскому собору 1648 года общий вопрос об улучшении житейских условий путем упорядочения законодательства. На земском соборе и сказалось еще раз, кому в то время в государстве принадлежало преобладание силы и влияния. Не казачество и "боярские люди", не старая знать, не тарханные землевладельцы из духовенства и высшего чиновничества, а опять-таки средние слои общества, сильные соборною организацией, дали направление общественным реформам Уложения 1648-1649 гг. Насколько это Уложение вышло за пределы простой кодификации, настолько оно было работою земских представителей служилого и тяглого класса. Служилые люди добились уничтожения урочных лет для сыска беглых крестьян, запрещения духовенству приобретать вотчины, уничтожения судебных льгот духовенства. Тяглые люди достигли закрытия посадов, возвращения в тягло закладчиков, конфискации частновладельческих слобод на городских землях, уничтожения иностранного торга внутри страны. Право челоби- тий сослужило добрую службу тем, кто умел им вовремя воспользоваться.
В 1648-1649 гг., стало быть, мы видим такое же торжество середины московского общества над его верхом и низом, как ив 1613 году. Но времена за 35 лет переменились. Если низшие слои населения попрежнему не могли даже и позже, в разинское время, низвергнуть крепостной порядок, то в высших слоях общества к середине XVII века успела окрепнуть новая сила - знать дворца и приказа. Она оценила значение событий, совершившихся на земском соборе 1648 года, и настоящий характер реформ Уложения. Организация общественной середины на земских соборах ей казалась опасною для правительственного авторитета, и она постаралась упразднить эту организацию. Недаром Никон, соединявший в себе авторитет пастыря с влиянием временщика, писал о соборе 1648 года, что он "был не по воли, боязни ради и междоусобия от всех черных людей". Со вступлением Никона в соправительство с царем земские соборы исчезли из Московского обихода. Напрасно московские горожане в 1662- 1663 гг., когда от них требовалось мнение об общем земском деле, просили о созвании земского собора и говорили такие речи: "О том у великого государя милости просим, чтоб пожаловал великий государь, указал для того дела взять из всех чинов на Москве и из городов лучших людей по пяти человек; а без них нам одним того великого дела на мере поставить не возможно". Государь на это ничего не указал255.
Опиравшаяся до тех пор на средние классы общества и ими даже созданная, власть искала для себя иной опоры. Но это - уже другая тема.
ПРИМЕЧАНИЯ
П.Н. Милюков. Государств, хозяйство России и реформа Петра В. С.-Пб. 1892, § 22. - В.О. Ключевский. "Хозяйственная деятельность Соловецкого монастыря в Беломорском крае" (из "Московских университетских известий" № 7, 1867), стр. 6-7, 34 и др. - А.Я. Ефименко, "Исследования народной жизни", I, М. 1884, стр. 267. - Досифей, "Описание Соловецкого монастыря", М. 1836,1, стр. 81 и сл.; III, стр. 25 и сл. - А.А.Э., I, № 268, 299, 300, 309, 310, 312, 323,347, 351,352,353,355,359; II, № 30. - А.И., I, № 141. Д. к А.И., I, № 58,134, 140, 223. - Сборник грамот Соловецкого монастыря в библиотеке Казанской дух. академии, № 18, грамоты № 48,49,52,61,64,66,72,94, 113,115,120. - Не- волин, "О пятинах и погостах новогородских в XVI веке", С.-Пб. 1853, приложение VI, стр. 166-169. - "Русская церковь в северном Поморье" в "Правосл. собеседнике", 1860 (две статьи, особенно вторая). - Е.К. Огородников, "Очерк истории города Архангельска", С.-Пб. 1890, гл. П. - Его же, "Прибрежья Ледовитого и Белого морей с их притоками по книге Большого Чертежа", С.-Пб. 1875 ("Зап. Имп. русск. геогр. общ. по отд. этнографии" т. VII). - Его же, "Мурманский и Терский берег по книге Большого Чертежа", С.-Пб. 1869 (те же "Записки", т. И).
Д. к А.И., I, № 154 (А.А.Э., I, № 93 и 94, III). - А.И., И, № 72. - А.А.Э., I, № 204. - Гамель, "Англичане в России в XVI и XVII ст.", С.-Пб. 1869, стр. 39-40, 190-197. - Костомаров, "Очерк торговли Московск. государства", С.-Пб. 1889, стр. 71, 88. - А.И., И. № 30. - Ефименко, о.с., стр. 203. - Гамель, стр. 211,218.- Д. к А.И., III, № 19. - Е.Е. Замысловский, "Герберштейн", С.-Пб. 1884, стр. 149. - В.О. Ключевский, "Сказания иностранцев о Моск. государстве", М., 1866, стр. 241. - Костомаров, о.с., стр. 71-72. - Огородников, о.с., гл. IV- VI. - Чтения М. о.и. и др. 1884, IV, "Известия англичан", стр. 92. - А.А.Э., I, №338.
"История г. Соли Вычегодской, сочиненная А. Соскиным в 1789 г." (из "Воло- годск. епарх. вед."), Вологда 1881-1882, стр. 32-33 и 50-52. - Дмитриев, "Пермская старина", I, стр. 41. - Русск. ист. библ., II, стр. 116, 119, 120. - Доп. А.И., IV, № 127. - "Устюг Великий. Материалы для истории города", М. 1883, стр. 2, 10,19 и сл. - Кильбургер, "Краткое известие о русской торговле", С.-Пб. 1820, стр. 33, 36, 39, 58. - Костомаров, "Очерк торговли", стр. 8-9, 212, 250, 257, 273, 288. - А.А.Э., I, № 233, 234, 361; II, № 25; III, № 112. - "Журн. Мин. внутр. дел", 1853, октябрь, Смесь, стр. 32-34. - А.Ю., № 209, IX-XII. - Доп. А.И., III,
24 С.Ф.Платонов
№ 27. - Чтения М. общ. ист. и др. 1884, IV, "Известия англичан", стр. 30, и Костомаров, о.с., стр. 211, 259, 316. - П.И. Савваитов, "Описание Тотемского Спасо-Суморина монастыря", С.-Пб. 1850, стр. 6,39, 51-52.
Гамель, "Англичане в России", стр. 109. - А. Ильинский, в "Журн. Мин. нар. проев.", 1876, июнь, стр. 261-265. - Костомаров, "Очерк торговли", стр. 113.- Собр. Г.Г. и Д., И, № 69. - А.И., I, № 141, 152. - Н.Д. Чечулин, "Города Моск. государства", С.-Пб. 1889, стр. 42, 49, 51. - А. Ильинский, о.с., стр. 250-253, 262. - Никитский, "Очерки экономии, быта Великого Новгорода", стр. 90. - Неволин, "О пятинах и погостах новгородских в XVI веке", стр. 228-229 и приложение VI. - Доп. А.И., т. III, № 64, стр. 230-231; т. VIII, стр. 135. - "Журн. Мин. нар. проев.", ч. 181, стр. 116 (перечень Лопских погостов в примеч. 2-м) и Русск. ист. библ., II, № 119 и 120.