Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв — страница 120 из 132

Помимо университета, где он был деканом с 1901 по 1905 г., с 1903 г. Сергея Федоровича пригласили преподавать в высший Педагогический женский институт, который он вскоре и возглавил в качестве директо­ра. При нем институт вырос в целый комплекс: детский сад, гимназия, приготовительный класс и институт с двумя факультетами (с. 280). Не­удивительно, что в результате такой интенсивной деятельности у С.Ф.Платонова образовался большой круг учеников. Среди близких он сам называл С.В.Рождественского, А.Е.Преснякова, И.И.Лаппо, М.А.Полиевктова, Н.П.Павлова-Сильванского, П.Г.Васенко, К.В.Хи- линского, Б.А.Романова, Е.Ф.Церетели, литературоведов С.А.Адриа- нова, В.Ф.Боцяновского и др. (с. 269-270).

Но, судя по составу авторов двух юбилейных сборников, выпущен­ных в честь С.Ф.Платонова, учеников, друзей и почитателей у профес­сора было значительно больше. Так, в сборнике 1922 г. опубликовали свои работы 39, а в 1922 г. - 37 человек¹⁶. Оба эти издания совпали не только с круглыми датами (в 1910 г. - 50 лет, в 1920 г. - 60 лет), но и с выборами Платонова в члены-корреспонденты Российской академии наук, а затем и в действительные члены Академии наук.

Одновременно с интенсивной организационно-педагогической деятельностью С.Ф.Платонов продолжал вести исследовательскую ра­боту. Первой публикацией Платонова был фрагмент из его кандидат­ской диссертации: "Заметки по истории московских земских соборов" (1883 г.)¹⁷. Историк поставил своей задачей выяснить, какие социальные силы Среднего Поволжья сумели подавить междоусобие, создать в Яро­славле свое правительство - "власть в потрясенном государстве" - и вывести страну из непрерывных смут (с. 264).

В том, что С.Ф.Платонов занялся проблемой Смуты, было что-то судьбоносное. Ведь и до него историки интересовались этой темой: пуб­ликовали документы, искали ее причины, спорили, выпускали труды, рисовали образы деятелей Смуты, драматурги писали пьесы и т.д. Но подспудно неспокойная обстановка в России в последнюю четверть ве­ка предвещала грядущие бури и историк почувствовал это раньше дру­гих. Он весь без остатка отдался этой проблеме, и даже отвлекаясь на другие темы, никогда, до последней минуты, занятия ею не оставлял.

В течение шести лет после окончания университета он выявлял ру­кописи в двадцати одном архивохранилище. Среди них были Отделы рукописей двух основных библиотек - Публичной в Санкт-Петербурге и Румянцевской в Москве, - рукописные собрания Археографической комиссии, Библиотеки Академии наук. Кроме того, он работал в архи­вах Министерства иностранных дел, Синода, Духовной академии в ряде городов (Москва, Санкт-Петербург, Киев, Казань). Им были обследова­ны также хранилища четырех монастырей и Троицко-Сергиевой лав­ры. Он побывал в университетских библиотеках и просмотрел собрания Общества истории и древностей Российских при Московском универси­тете, Санкт-Петербургского университета, Императорского общества любителей древней письменности, а также частные собрания (гр. Ува­рова, Хлудова, Шляпкина, Соколова, Семенова и др.).

В результате этой титанической работы он выявил 60 сказаний о Смуте, просмотрев 150 рукописей (конечно, не все они были им сразу использованы). Это было открытие целого комплекса культурно-ис­торических памятников России XVII в., посвященного событиям, захле­стнувшим страну на рубеже XVI - XVII вв.

В отличие от своих предшественников, обращавшихся также к это­му виду источников (Н.М.Карамзин, С.М.Соловьев, А.Н.Попов, И.Е.Забелин, Н.И.Костомаров, Д.И.Иловайский) С.Ф.Платонов поста­вил целью "историко-критическое изучение сказаний о Смуте во всей их совокупности". Такая задача оказалась чрезвычайно трудной не только из-за многочисленности сказаний и их разнородности, но и необ­ходимости выработать методику их отбора и обработки.

С.Ф.Платонов отверг замысел группировать их по типу изложения или по хронологии событий. Он систематизировал наиболее значитель­ные и интересные памятники, которые показывали развитие идей о Смуте, начиная с современных ей писателей до конца XVII в. В ре­зультате тщательного отбора он проанализировал около тридцати ис­точников. Сюда не входили отдельные отрывки, поскольку, по его мне­нию, число "компилятивных описаний Смуты не поддается точному оп­ределению".

Теперь уже прояснилась тема его исследования: "Древнерусские ска­зания и повести о смутном времени XVII века как исторический источ­ник". Прежде всего он выработал схему рассмотрения памятников: ус­тановить время составления и обстоятельства написания, выявить авто­ра - что известно о нем лично, какова его цель (фактологическая, пуб­лицистическая, морально-дидактическая), сделать вывод о репрезента­тивности источника, т.е. о его "достоверности и правдоподобности".

Таким образом, автор выявлял не отдельные известия или факты, а изучал рукописный материал по произведениям, располагая его в хро­нологическом порядке написания. Тогда уже можно было решать во­просы об обстановке создания сказаний, целях писателей, их взглядах, литературных приемах и т.д.

Через 6 лет после окончания университета, 11 сентября 1882 Г. со­стоялся диспут С.Ф.Платонова на звание магистра¹⁸.

Работа была проделана поистине колоссальная и так выделялась сре­ди магистерских диссертаций, что на нее тут же были написаны рецензии таких маститых историков, как В.О.Ключевский и В.С.Иконников¹⁹. Оба они весьма положительно оценили работу молодого ученого, а В.С.Иконников написал развернутую рецензию в 55 печатных страниц, которую можно считать самостоятельным произведением на эту тему.

Безусловной заслугой Платонова явилось то, что он не только вы­полнил свое исследование, но и издал источники. Они были опублико­ваны в 1892 г. в XIII томе "Русской исторической библиотеки"²⁰. От­дельно были напечатаны самые значительные из них: «Так называемое "Иное сказание"» (СПб., 1907); "Временник дьяка Ивана Тимофеева" (СПб., 1907); "Новая повесть о прославленном Российском царстве и Великом государстве Московском" (СПб., 1907); "Повесть" кн. Ивана Михайловича Катырева-Ростовского (СПб., 1908); "Сказание Авраа­мия Палицына" (СПб., 1909) и др. Они составляли целый пласт "как по многочисленности произведений, так и по богатству историко-литера­турного содержания и по разнообразию литературных приемов". При всей важности любого из этих источников, их огромном культурно-ис- торическом значении, Платонов критически оценил каждый из них. Он подчеркивал в необходимых случаях тенденциозность и необъектив­ность авторов, особенно современников и свидетелей Смуты. Одни пы­тались объяснить причины Смуты пороками московского общества, другие винили Бориса Годунова. Платонов больше ценил как историче­ские источники произведения, появившиеся при первых Романовых. Он считал, что они дальше отступали от принятых литературных стереоти­пов. Конечно, он не ограничился только нарративными материалами. Были привлечены актовые документы, различного рода указы, гра­моты, договоры, записки иностранцев - современников Смуты (Флет­чера, Таубе, Крузе и др.), были проштудированы и многочисленные летописи, фольклорные памятники.

Одновременно проф. Васильевский привлек Платонова к редактор­ской работе в Журнале Министерства народного просвещения, что дало дополнительный литературно-журналистский опыт.

Прочный источниковедческий фундамент "Древнерусских сказа­ний..." открывал возможность построения основного здания - монумен­тального труда о Смуте в целом.

Уже к концу 90-х годов С.Ф.Платонов смог представить на защиту свой основной труд - "Очерки по истории Смуты в Московском госу­дарстве XVI - XVII вв. (с!*пыт изучения общественного строя и сослов­ных отношений в Смутное время)". Диспут по докторской диссертации Платонова состоялся в Киевском университете 3 октября 1899 г. Объ­яснялось это тем, что там в ученом совете было три доктора наук по русской истории - В.С.Иконников, С.Т.Голубев и В.Б.Антонович (с. 278-279). Защита прошла с блеском.

В "Автобиографической записке" С.Ф.Платонов писал: "Эта книга была высшим достижением всей моей жизни. Она не только дала мне степень доктора, но, можно сказать, определила мое место в кругу дея­телей русской историографии" (с. 270).

Объективно же настоящее издание книги в наше время показывает ее непреходящую ценность. Пагубность неуемной жажды власти, ги­бельность для страны придворных переворотов и гражданских войн, близорукость и безответственность некоторых политиков, наконец, алчность и зависть иных соседей, нередко зарившихся на российские просторы или стремившихся подорвать ее могущества - вопросы, увы, отнюдь не утратившие важность и после Смутного времени.

С.Ф.Платонов следующим образом объяснял причину, заставившую его остановиться на теме истории Смуты: "Мне представлялось, что это время является историческим узлом, связующим старую Русь с но­вой Россией. Естественным казалось взяться прежде всего за этот узел и потом, держась за путеводные нити, расходящиеся из этого узла, или восходить в древнейшие эпохи, или спускаться в новейшие времена"²¹.

На наш взгляд, такие явления, как перераспределение земельной соб­ственности закрепощение крестьян были зафиксированы Соборным Уложением 1649 г., придавшим юридическую форму существующему порядку и надолго отодвинувшему нарождение новой эпохи в России.

Но то, что "смутное время с его катастрофами и социальными по­трясениями" (с. 271) было одним из важнейших узлов в истории России, является непреложным фактом.

В историографии XIX в. многие историки искали истоки Смуты в политике Ивана IV (Н.М.Карамзин) и вообще во внутренней политиче­ской ситуации, сложившейся в России к концу XVI века (С.М.Соловьев,

О.Ключевский), другие (как Н.И.Костомарова, Д.И.Иловайский) счи­тали развернувшиеся события случайностью, порожденной польско-ка- толическими происками.

С.Ф.Платонов пошел по другому пути. Он писал: "Из нашего уни­верситета вместе с навыками научной критики я вынес и стремление к отвлеченным историческим построениям и веру в то, что плодотворна только та историческая работа, которая идет от широкой исторической идеи и приходит к такой же идее". Далее он продолжает: "Вот почему, выбирая эпоху для специальных занятий по русской истории, я не забы­вал общей схемы русской исторической жизни и остановился на смут­ном времени"