ин восстания и руководство действиями; но при удобном случае то или другое племя готово было подняться на утеснителей. В Смутное время, как и раньше, бывали такие удобные случаи, и мы далее увидим значительные инородческие движения в Среднем Поволжье.
Вот обстановка, в которой приходилось действовать московскому правительству и жить русскому населению в Понизовье. Если здесь не было так опасно, как на южной украйне, зато не было и спокойно. Укрепленный город здесь был безусловно необходим: на него опирается и московская власть и мирный поселенец. "Достаточно взглянуть на карту Казанской и Вятской губерний, - говорит И.Н. Смирнов, - чтобы оценить значение, которое имели в деле русской колонизации ничтожные уездные городки: чем ближе к городу, тем больше вокруг него мы встречаем русских селений. Около Царевококшайска, Царевосанчурска, Яранска и Уржума мы на значительном расстоянии видим сплошное русское население; отсюда оно двигается уже в глубину черемисских лесов". Но это русское население не представляет собою сплошь вооруженной пограничной милиции, как на юге; оно оседает и на городском посаде, и на речном берегу, и на лесной росчисти для торга, промысла и пахоты, сохраняя ту мирную посадскую и крестьянскую физиономию, которая знакома нам по Замосковью. Военным делом занят здесь присланный на годовую службу в город или на житье в поместье служилый люд; прочее же население не носит оружия и не "прибирается" на государеву службу. Таким образом общественный состав здесь отличается от украинного. Каков он всего лучше покажет нам разбор данных о городах.
Сохранились писцовые книги Казани, Свияжска и Лаишева от 60-х годов XVI столетия (7074-7076 гг.); из них мы узнаем много интересных частностей, позволяющих поставить Казань и Свияжск (о Лаишеве меньше данных) в особую своеобразную группу городских поселений Московского государства. Казань - прежде всего военный город; в ней каменный кремль и деревянный дубовый "острог" кругом посада. Ворота, стены и башни этих укреплений, а также и самые городские улицы на посаде охраняются караулами и разъездами "всегда в день и в ночь"; правильность и исправность сторожевой службы тщательно проверяется воеводами и стрелецкими головами. Видно, что московская власть еще не считает Казани замиренною и держит гарнизон города, так сказать, на военном положении. Этот гарнизон очень велик: в его составе было до 200 детей боярских, более 600 человек стрельцов и до сотни людей специальных крепостных служеб. В составе детей боярских были дети боярские "жильцы", присланные в Казань на постоянную службу, и "годовалыцики", которые "из верховных городов годуют в Казани", т.е. присылаются на временное дежурство. Все они живут в самом городе, а не в уезде, и действительно занимают свои дворы, а не оставляют их на попечении дворников, как это обычно бывало в других городах в мирное время. Казань, таким образом, была всегда готова в полном составе своего гарнизона встретить нечаянное нападение. Но вместе с тем Казань была и местом мирного торга и промысла. Она оставалась, как и раньше, привычным культурно- хозяйственным центром для обширной области ее прежних подданных. Перейдя в московские руки, она получила и новое значение; из Московского государства через нее лежал путь на Каспийское море и на Каму с ее левыми притоками. В Казани образовался складочный пункт для астраханских и камских товаров - "на гостине дворе" и на судовых пристанях. Благодаря этим обстоятельствам в стенах Казанского "острога" сформировался большой торгово-промышленный посад, в котором сосчитано было переписью около 600 дворов тяглых, а "на Казанском торгу" - 365 лавок, да около 250 мелких торговых помещений (скамей, полков и др.). В этот счет не входила еще особая татарская слобода, находившаяся за городскою стеною, вне "острога". Не сосчитаны были с посадами и дворы архиепископа, монастырские и церковные, которые, числом более 150, были разбросаны на посаде и по особым слободам. Можно подивиться тому, что в короткое время, - менее чем в 20 лет, - на далекой окраине вырос такой крупный русский город с монастырями, десятками церквей, тысячною массою населения и бойким рынком. Очевидно, что, укрепляя Казань, правительство опиралось здесь не на одинокие "юрты" дикого поля, а на обильный поток русского населения, стремившийся на волжское приволье из верховских городов. Этою же народною тягою наполнялся и Свияжск, поставленный всего одним-двумя годами ранее русской Казани и достигший также значительных размеров. В нем, как и в Казани, был сильный гарнизон из 26 детей боярских, нескольких сотен стрельцов (по итогам писцовой книги - 584 стрельца) и около 50 человек иных гарнизонных служеб. Посадских людей в Свияжске также довольно много: в городе и на посаде за ними было около 300 дворов. В Свияжске на торгу считали 254 лавки и с полсотни других мелких торговых помещений, а сверх того был и "двор гостин", поменьше, чем в Казани. Словом, Свияжск очень походил на Казань по общему складу жизни. Оба города, бесспорно, относятся к разряду военных украинных городов, оба только что устроены и заселены и оба уже полны населением помимо правительственных гарнизонов. Здесь, стало быть, было удобно селиться и трудиться и не было той ежеминутно грозящей опасности вражеского набега, которая на юге превращала каждого поселенца в вооруженного сторожа границы. Если мы посмотрим на преобладающие в этих городах занятия населения, то увидим, что здесь мало пашут и огородничают, много торгуют и еще больше занимаются ремеслами: из числа посадских людей ремеслами занимаются в Казани две трети (318 человек), в Свияжске чуть не половина (103 человека), а всего ремесленников насчитано в Казани 474 человека, в Свияжске 226. Ремесленная деятельность направлена, в громадном большинстве случаев, на производство предметов первой необходимости, а в составе ремесленников подавляющее большинство людей "молодших", добывающих ремесленным трудом свое пропитание. Нетрудно, кажется, объяснить такое развитие торгово-ремесленной деятельности в рассматриваемых нами городах. С одной стороны, в этих городах почти все "приходцы" (о которых есть сведения, откуда они пришли) происходят из промышленных городов поморских и замосковных; оттуда принесли они привычку к торгу и промыслу. С другой стороны, не вполне еще была доступна инородческая земля, не сразу замиренная и успокоенная, для мелкой земледельческой заимки простого пахаря. Население еще жмется к городской стене и садится на пашню лишь там, где уже есть во- оружейный помещик или благоустроенная вотчинно-монастырская администрация.
Если тяглые городские люди не имели здесь связи с уездом, то служилые люди, состоявшие в Казани и Свияжске на "житье", были устроены поместьями в уездах именно этих городов. В Казанском уезде сперва были поверстаны 155 старых "жильцов" детей боярских, затем 44 человека новых жильцов, и всем им было дано до 17 тыс. четвертей в поле пашни доброю землею с 575 крестьянскими дворами. В Свияжском уезде испо- мещено было 34 человека "жильцов" детей боярских с 5551 четью и 485 крестьянскими дворами. Для ратных приборных людей под городами были отведены обширные покосы. Эти-то служилые земли и становились опорными точками для дальнейшей колонизации края так же, как и земли церковные, щедро отводимые здесь государством духовенству и монастырям.
Скудные данные о Лаишеве, сохранившиеся от той же поры, переносят нас в несколько иные условия заселения края. Лаишев был поставлен в Камском перелазе и представлял собою во время его описи, в 1566— 1568 гг., маленькую деревянную крепость еще в периоде образования. В Лаишеве нет воевод, а есть "головы", начальствующие над стрельцами, которых насчитано всего 25, и над "лаишевскими полоняниками", происхождение которых довольно-таки загадочно. Эти "лаишевские полоняники посадские жильцы" были устроены в числе 150 на Лаишевском "посаде" на маленьких "поместьях" и, вероятно, зачислены в гарнизон нового городка. Как ни неопределенны эти указания, они, однако, дают нам право сказать, что рядом с городами промышленно-торгового склада в Поволжье существовали и чисто военные поселки. К числу таких принадлежали, вероятно, и все новые городки в инородческих местах. Они оставались военными до той поры, пока развитие хозяйственной деятельности в крае не превращало их в культурные центры или не ставило их на новых путях сообщения. Так, например, поставленные в последней четверти XVI века Козьмодемьянск, Шанчурин и Яранск были основаны для наблюдения за черемисою, с целями военно-политическими; между тем очень скоро, уже с самого начала XVII века, через них пролегла дорога от Москвы и Нижнего на Хлынов и Соликамск и далее в новозанятую Сибирь, и это обстоятельство, разумеется, изменило значение и характер новых городков. Они становятся, - как мы об этом сказали выше словами И.Н. Смирнова, - центрами русских селений, от которых русские люди двигались уже в глубину черемисских лесов. К сожалению, от XVI века не сохранилось точных данных о второстепенных городах "Казанского государства", а позднейшие сведения о них не пригодны нам потому, что здесь, в среднем Поволжье, при особой энергии колонизационного движения городская жизнь изменяла свои формы быстро и существенно.
Нам нет нужды много останавливаться на характеристике более восточных и более южных местностей Понизовья. В XVI веке на Волге ниже Тетюшева была уже пустыня. Для того чтобы облегчить сообщение с Астраханью, на волжских берегах были основаны укрепленные сторожевые пункты: Самара, Саратов, Царицын. Для наблюдения за башкирами и ногаями построен был городок Уфа при слиянии р. Уфы и Белой. Политические отношения, завязавшиеся у московского правительства с Кавказом, в исходе XVI века, повели к построению городов на р. Тереке и Койсу. Все названные города вместе с Астраханью были военными постами, выдвинутыми далеко за черту народной русской оседлости. Эти посты имели гарнизоны, но, строго говоря, еще не имели русского населения. Оно не могло держаться в пустынных местах, которые оживлялись лишь редкими кочевьями татар, ногаев и башкир да временными "станами" и "кошами" полевых казаков. Только под стенами Астрахани образовались рыбный промысел и соляная добыча и шел торг с иранскими и среднеазиатскими купцами. Но торговые сношения Астрахани с "верховьем" в XVI веке не были правильны и производились караванным способом или по самой Волге или по ее пустынным берегам: московские люди еще не чувствовали себя хозяевами нижнего Поволжья19.