Отношения князей-бояр к государям определялись в Москве не отвлеченными теоретическими рассуждениями, а чисто житейским путем. И полнота государевой власти и аристократический состав боярства были фактами, которые сложились исподволь, исторически и отрицать которые было невозможно. Князья-бояре до середины XVI века совершенно признавали "самодержавство" государево, а государь вполне разделял их понятия о родовой чести. Но бояре иногда держали себя не так, как хотелось их монарху, а монарх действовал не всегда так, как приятно было боярам. Возникали временные и частные недоразумения, исход которых, однако, не изменял установившегося порядка. Боярство роптало и пробовало "отъезжать"; государи "опалялись", наказывали за ропот и отъезд, но ни та, ни другая сторона не думала о коренной реформе отношений. Первая мысль об этом, как кажется, возникла только при Грозном. Тогда образовался боярский кружок, известный под названием "избранной рады", и покусился на власть под руководством попа Сильвестра и Алексея Адашева. Сам Грозный в послании к Курбскому ясно намекает на то, чего хотели достигнуть эти люди. Они, по его выражению, начали совещаться о мирских, т.е. государственных делах тайно от него, а с него стали "снимать власть", "приводя в противословие" ему бояр. Они раздавали саны и вотчины самовольно и противозаконно, возвращая князьям те их вотчины, "грады и села", которые были у них взяты на государя "уложением" великого князя Ивана III. В то же время они разрешали отчуждение боярско-княжеских земель, свободное обращение которых запрещалось неоднократно при Иване Васильевиче, Василии Ивановиче и, наконец, в 1551 году: "которым вотчинам еже несть потреба от вас даятся, - писал Грозный о боярах Курбскому, - и те вотчины ветру подобно роздал" Сильвестр. Этою мерою поп "примирил в себе многих людей", т.е. привлек к себе новых сторонников, которыми и наполнил всю администрацию: "ни единые власти не оставиша, идеже своя угодники не по- ставиша", говорит Грозный. Наконец, бояре отобрали у государя право жаловать боярство: "от прародителей наших данную нам власть от нас отъяша, - писал Грозный, - еже вам бояром нашим по нашему жалованью честию председания почтенным быти". Они усвоили это право себе. Сильвестр таким способом образовал свою партию, с которою и думал править, "ничтоже от нас пытая", по словам царя. Обратив внимание на это место в послании Иоанна к Курбскому, В.И. Сергеевич находит полное ему подтверждение и в "Истории" Курбского. Он даже думает, что Сильвестр с "угодниками" провел и в Судебник ограничение царской власти. Осторожнее на этом не настаивать, но возможно и необходимо признать, что для самого Грозного боярская политика представлялась самым решительным покушением на его власть. И он дал столь же решительный отпор этому покушению. В его уме вопрос о боярской политике вызвал усиленную работу мысли. Не одну личную или династическую опасность сулило ему боярско-княжеское своеволие и противословие: он понимал и ясно выражал, что последствия своеволия могут быть шире и сложнее. "Аще убо царю не повинуются подвластные, - писал он, - никогда же от междоусобных браней престанут". Вступив же в борьбу с "изменниками", он думал, что наставляет их "на истину и на свет", чтобы они престали от междоусобных браней и строптивного жития, "ими же царствия растлеваются". Он ядовито смеется над Курбским за то, что тот хвалится бранною храбростью, а не подумает, что эта добродетель имеет смысл и цену только при внутренней государственной крепости, "аще строения в царстве благая будут". Для Грозного не может быть доблести в таком человеке, как Курбский, который был "в дому изменник" и не имел рассуждения о важности государственного порядка. Таким образом не только собственный интерес, но и заботы о царстве руководили Грозным. Он отстаивал не право на личный произвол, а принцип единовластия, как основание государственной силы и порядка. Сначал он, кажется, боролся мягкими мерами: "казнию конечною ни единому коснухомся", говорит он сам. Разорвав со своими назойливыми советниками, он велел всем прочим "от них отлучитися и к ним не пристояти" и взял в том со всех крестное целование. Когда же, несмотря на крестное целование, связи у бояр с опальными не порвались, тогда Грозный начал гонения; гонения вызвали отъезды бояр, а отъезды в свою очередь вызвали новые репрессии. Так мало-помалу обострялось политическое положение, пока, наконец, Грозный не решился на государственный переворот, называемый опричниною24.
На истории опричнины нам придется остановиться подол ее.
III
Опричнина Ивана Грозного как попытка политической реформы: территориальный состав опричнины. Отношение опричнинского управления к земскому. Последствия опричнины
Над вопросом о том, что такое опричнина царя Иоанна Васильевича, много трудились ученые. Один из них справедливо и не без юмора заметил, что "учреждение это всегда казалось очень странным как тем, кто страдал от него, так и тем, кто его исследовал". В самом деле, подлинных документов по делу учреждения опричнины не сохранилось; официальная летопись повествует об этом кратко и не раскрывает смысла учреждения; русские же люди XVI века, говорившие об опричнине, не объясняют ее хорошо и как-будто не умеют ее описать. И дьяку Ивану Тимофееву, и знатному князю И.М. Катыреву-Ростовскому дело представляется так: в ярости на своих подданных Грозный разделил государство на две части; одну он дал "царю" Симеону, другую взял себе и заповедал своей части "оную часть людей насиловати и смерти предавати". К этому Тимофеев прибавляет, что вместо "добромыслимых вельмож", избитых и изгнанных, Иоанн приблизил к себе иностранцев и подпал под их влияние до такой степени, что "вся внутренняя его в руку варвар быша". Но мы знаем, что правление Симеона было кратковременным и позднейшим эпизодом в истории опричнины, что иностранцы хотя и ведались в опричнине, однако не имели в ней никакого значения, и что показная цель учреждения заключалась вовсе не в том, чтобы насиловать и избивать подданных государя, а в том, чтобы "двор ему (государю) себе и на весь свой обиход учи- нити особной". Таким образом у нас нет ничего надежного для суждения о деле, кроме краткой записи летописца о начале опричнины да отдельных упоминаний о ней в документах, прямо к ее учреждению не относящихся. Остается широкое поле догадок и домыслов.
Конечно, легче всего объявить "нелепым" разделение государства на опричнину и земщину и объяснить его причудами робкого тирана; так некоторые и делают. Но не всех удовлетворяет столь простой взгляд на дело. С.М. Соловьев объяснял опричнину как попытку Грозного формально отделиться от ненадежного в его глазах боярского правительственного класса; устроенный с такою целью новый двор царя на деле выродился в орудие террора, исказился в сыскное учреждение по делам боярской и всякой иной измены. Таким именно сыскным учреждением, "высшею полицией по делам государственной измены" представляет нам опричнину В.О. Ключевский. И другие историки видят в ней орудие борьбы с боярством, и притом странное и неудачное. Только К.Н. Бестужев- Рюмин, Е.А. Белов и С.М. Середонин склонны придавать опричнине большой политический смысл: они думают, что опричнина направлялась против потомства удельных князей и имела целью сломить их традиционные права и преимущества. Однако такой, по нашему мнению близкий к истине, взгляд не раскрыт с желаемою полнотою, п это заставляет нас остановиться на опричнине для того, чтобы показать, какими своими последствиями и почему опричнина повлияла на развитие Смуты в московском обществе25.
До нашего времени не сохранился подлинный указ об учреждении опричнины, но мы знаем о его существовании из описи царского архива XVI века и думаем, что в александро-невской летописи находится не вполне удачное и вразумительное его сокращение. По летописи мы получаем лишь приблизительное понятие о том, что представляла собою опричнина в своем начале. Это не был только "набор особого корпуса телохранителей, вроде турецких янычар", как выразился один из позднейших писателей, а было нечто более сложное. Учреждался особый государев двор, отдельно от старого московского двора. В нем должен был быть особый дворецкий, особые казначеи и дьяки, особые бояре и окольничие, придворные и служилые люди, наконец, особая дворня на всякого рода "дворцах": сытном, кормовом, хлебенном и т д. Для содержания всего этого люда взяты были города и волости из разных мест Московского государства. Они образовали территорию опричнины чересполосно с землями, оставленными в старом порядке управления и получившими имя "земщины". Первоначальный объем этой территории, определенной в 1565 году, был в последующие годы увеличен настолько, что охватил добрую половину государства. Сначала в опричнину были взяты некоторые заоцкие города: Козельск, Перемышль (два жеребья, остальное до времени оставалось, кажется, за князем М.И. Воротынским), Белев, Лихвин, Медынь, Опаков на Угре, и соседние с ними городки Ярославец Малый и Вышего- род на р. Протве, также волости и большие села в тех же местах: Товар- ково на Угре, Суходровь на реке того же имени и др. Это был, можно сказать, сплошной округ. Такими же сплошными округами можно считать Галич, взятый в опричнину со всеми пригородами, и Суздаль с Шуею, с Юрьевцом-Поволжским и Балахною. Когда, немного спустя, взята была в опричнину Кострома с уездом, то она соединила галицкие и суздальские места в одно громадное пространство "опришнинных" земель. Далее, в 1565 же году попали в опричнину лучшие места Поморья: Вологда, То- тьма, Устюг, Двина, Вага, Каргополь; взяты были города Можайск и Вязьма и некоторые места в Новгородском крае: Старая Русса, Ладожский порог на Волхове и р. Ошта, впадающая с юга в Онежское озеро у истоков Свири. Наконец, к новому дворцу были отделены дворцовые села и волости кругом Москзы и в других местах: Гвоздна, Пахра, Хотунь, Аргуново на Киржаче, "Числяки и Ординские деревни", Белгород в Кашине, Гусь на р. Гусе и т.д. Если бы все эти города и земли лежали в одной меже, они составили бы целое государство. Но их все-таки оказалось мало. Устраивая опричнину, царь обещал, если ему "доходу не достанет на его государский обиход, -- и иные городы и волости имати"; и он сдержал обещание. В 1566 году присоединена была к опричнине волость Ча- ронда, также Соль Вычегодская, а с нею и земли Строгановых. В 1567 году взята боша Кострома "всем городом". В 1569 году вошел в опричнину Симонов монастырь "со всею вотчиною". В 1571 году, после новгородского погрома, Грозный прислал в Новгород 'опришных" дьяков "да Торговую сторону взял в опришную, две пятины, Обонежскую да Бежицкую пятину, царь государь пожаловал". Всеми этими прибавлениями, насколько можно судить, дело не ограничивалось; у нас есть полное основание думать, что к новому "двору" Грозного приписаны были Ярославль и Пе- реяславль-Залесский, взятые из земщины в 70-х годах, также Ростов, По- шехонье и Дмитров (Дмитров, вероятно, после казни князя Владимира Андреевича, владевшего им): три последние города определенно названы "дворовыми" в 1577 году. Таким образом территория опричнины нарастала постепенно и, можно сказать, удвоилась; окончательные ее размеры приблизительно определяются прилагаемой картой26.