Войска Бориса не могли сосредоточиться на осаде Рыльска и Путивля, во-первых, потому, что этого не позволяли успехи казаков и прочих пар- тизанов Самозванца на "польских дорогах", на левом фланге и в тылу армии кн. Мстиславского. Казаки продолжали захватывать города на имя Самозванца. Уже после своего поражения, в Путивле, Самозванец получил известие о том, что его признали Оскол, Валуйки, Воронеж, Царев- Борисов город и Белгород, а немногим позднее Елец и Ливны. Из этих городов к нему в Путивль приходили отряды казаков и стрельцов, даже из далекого Царева-Борисова пришло 500 стрельцов. Войска Мстиславского должны были знать, что восстание охватывает все Поле и что они могут быть отрезаны от Москвы, если мятежники через Кромы, которые были в их власти, пойдут на украинные и заоцкие города. В этом была первая причина, заставившая Мстиславского снять осаду Рыльска и отойти по направлению к Кромам в Радогожский острог (Радогощ на р. Нерусе). Вторая причина заключалась в том, что войска Мстиславского, как и всякие вообще московские войска того времени, не были пригодны для продолжительных кампаний. Известно, что тогда довольствие войска не имело никакой организации: съев свои личные запасы, каждый обращался к грабежу и мародерству. Страшное опустошение Комарицкой волости, в которой долгое время с января 1605 года находилась московская армия, объясняется, между прочим, и тою нуждою, какую терпели ратные люди, обреченные на продолжительный зимний поход. Эта нужда заставляла их попросту дезертировать, уходить домой или отбиваться от армии в поисках за пищей и фуражом. Уже в конце февраля и начале марта 1605 года в Путивле знали, что Борисово войско под Рыльским тает; была даже перехвачена отписка царю Борису от какого-то воеводы (illustrissimi principis) с донесением, что его ратные люди разбегаются, и с просьбою о подкреплении, без которого воевода не мог держаться. В таких обстоятельствах Мстиславский и другие воеводы пришли к мысли о необходимости окончить кампанию, Отойдя от Рыльска к радогощу, они, по сообщению Маржерета, "хотели распустить на несколько месяцев свое войско, очень утомленное"; но Борис, продолжает Маржерет, "сведав о том, строго запретил увольнять воинов". Наш летописец тоже знает, что Борис "раскручинился" на бояр и на воевод и прислал к ним с выговором в Радогожский острог за то, что "того Гришки не умели поймать". Недовольство царя и запрещение увольнять людей возбудили в ратных людях злобу на Бориса и желание "царя Бориса избыти". Но армия все-таки не была распущена; усталая и ослабевшая, она не годилась для наступления и решительных действий и потому была направлена на смену отряда Ф.И. Шереметева, осаждавшему Кромы. Отсюда ратные люди продолжали уходить, избывая службы, как уходили и раньше; когда же они узнали о смерти царя Бориса, то разъехались в очень большом числе под предлогом царского погребения. В 1608 году правительство Шуйского, вспоминая события 1605 года под Кромами, удостоверяло, что в полках по смерти борисовой осталось "немного бояр и с ними только ратные люди Северских городов, стрельцы, казаки и чорные люди"75.
Вот при каких обстоятельствах ведена была знаменитая осада Кром, под обгорелыми стенами которых решилась участь династии Годуновых. Непредвиденное никем восстание на Поле против московского правительства сообщило Кромам огромное стратегическое значение, а Борисовы воеводы не сумели во-время удержать за собою этот крепкий городок. Они не могли оперировать на р. Сейме против Самозванца, имея за собою кромскую крепость, к которой многими дорогами могли подойти в тыл им казацкие войска. Но и Самозванец, если бы потерял Кромы, вместе с тем потерял бы и возможность удобного выхода к Калуге и через нее к Москве и был бы поставлен в необходимость наступать далее по правому берегу Оки, имея перед собою ряд сильнейших крепостей на переправах. Обе стороны стремились обладать Кромами, и всю весну 1605 года провели в борьбе за этот пункт. Московские воеводы стянули сюда все свои силы, а Самозванец из Путивля посылал сюда подкрепления и писал в другие города о необходимости поддержать гарнизон Кром. Маленький городок, построенный всего за десять лет перед тем, в 1595 году, получил совершенно такое же значение, какое принадлежало на нашей памяти маленькой болгарской Плевне.
Исаак Масса и русские сказания, особенно "повесть 1606 года", картинно описывают осаду Кром. Поставленный на горе, на левом берегу р. Кромы, городок был отовсюду окружен болотами и камышами, и к нему вела всего одна дорога. Крепость в Кромах состояла из обычных двух частей: внешнего "города" и внутренней цитадели - "острога". И тот и другой были окружены высокими валами, "осыпями", на которых стояли деревянные стены с башнями и бойницами. Гарнизон в Кромах был невелик: в нем числилось всего 200 стрельцов и 300 казаков. В начале войны Басманов увел из Кром сотню казаков в Новгород-Северский, и она сражалась там все время за царя Бориса. Таким образом Самозванцу в конце ноября в Кромах передался даже не весь кромский гарнизон. Были ли в Кромах какие-либо другие войска Самозванца, когда Кромы осадил отряд Ф.И. Шереметева, точно неизвестно. Осада Шереметева была безуспешна, хотя длилась более двух месяцев (вероятно, с конца 1604 года). Когда в начале марта подошла к Кромам главная московская армия, она пыталась штурмовать Кромы, зажгла "город" и загнала защитников во внутренний "острог". Государевы люди даже овладели стенами наружного "города": когда деревянные части стен сгорели, осаждающие засели- было на осыпи, однако не могли там удержаться. Один из воевод, М. Салтыков, свел со стен государеву рать, а в это время большой отряд казаков с атаманом Корелою проскользнул в Кромы и усилил гарнизон. Корела оказался хорошим предводителем: после того как государевы люди разбили острог из пушек и спалили его стены, Корела изрыл крепостную гору землянками и траншеями и отсиживался "в норах земных". Московское войско, как мы видели, было утомлено войною; под Кромами оно стало жертвою эпидемии, болело "мытом" и очень тяготилось стоянкою в разоренной стороне среди болот и топей, в сырое время ранней весны. Немудрено, что оно разбредалось. В подкрепление ему Борис посылал свежие дружины, но это было ополчение, "посоха", с монастырских и черных земель московского севера, - люди, не привыкшие к ратному делу, которые, по выражению И. Массы, "ничего не делали". А Самозванец в то самое время, заслоненный Кромами, в Путивле формировал новую армию. Искусство Корелы спасало дело Самозванца, и несмотря на полное почти отсутствие польских отрядов в его казацко- стрелецком войске он бодро готовился к походу на помощь Кромам76.
В такую-то минуту царь Борис отошел в вечность. Его не стало 13 апреля 1605 года, и очень скоро после его кончины дела приняли дурной оборот для его семьи. Военные действия приостановились. Митрополит новгородский Исидор и бояре кн. М.П. Катырев-Ростовский и П.Ф. Басманов, посланные из Москвы к войску для того, чтобы привести его к присяге на верность нареченному царю Федору Борисовичу, прибыли под Кромы уже 17 апреля. Войско присягнуло, но в нем сейчас же началась смута: прошло всего три недели, и 7 мая то же войско передалось Самозванцу. Участь государства и годуновской династии была решена одним ударом. Мы сейчас увидим, что не совсем легко решить, кто именно нанес этот окончательный удар.
V
Слабость правительства Годуновых и отсутствие правительственной партии в боярстве. Реакция со стороны княжат и ее вожаки Шуйские и Голицыны. Отношение к ним Бориса и вероятное отношение их к делу Самозванца. Поведение княжат после смерти Бориса. Голицыны с П. Басмановым под Кромами возмущают армию против Годуновых. Участие в этом Ляпуновых и украинных детей боярских. Измена и распущение войска. Путь Самозванца к столице. Назначение временного управления в Москве. Настроение Москвы после смерти Бориса и измены войска. Чернь и бояре совершают переворот в Москве
История возвышения и воцарения Бориса показала нам, что он из-за власти дошел до разрыва с тем кругом дворцовой знати, к которому долгое время принадлежал, и потому достигши престола и удалив своих прежних друзей, остался одиноким среди московского боярства. В этом было его несчастье. Он не имел в боярах партии, и круг его близких ограничивался родней - несколькими ветвями годуновского рода и родом Сабуровых и Вельяминовых, шедших от одного с Годуновыми корня. В этой многочисленной родне было мало талантливых людей. Дядя Бориса, конюший и боярин Дмитрий Иванович Годунов, получивший боярство еще при Грозном (в 1578 году), был бесспорно выдающимся сановником, но настолько состарился ко времени воцарения Бориса, что уже не принимал участия в делах, молился и благотворил монастырям; да он и умер в одно время с царем Борисом. Из прочих Годуновых заметны дворецкий Степан Васильевич и боярин Семен Никитич, одного поколения с Борисом, оба не наделенные государственными дарованиями. Первый из них проходил обычные дипломатические и военные службы; второй, возвышенный уже при Борисе, был, по выражению Карамзина, "главным клевретом нового тиранства" и, кажется, заведовал политическим сыском. Наконец, из младшего поколения Годуновых оставил по себе хорошую память троюродный племянник Бориса, Иван Иванович, женатый на Ирине Никитишне Романовой; в 1605 году он был одним из воевод стоявшей под Кромами рати. В конце царствования Борис, вообще очень скупо возводивший в думные чины, стал отличать братьев Басмановых и, по общему свидетельству, возлагал особые надежды на Пет- pa Федоровича Басманова. Других же лиц, о которых можно было бы сказать, что они составляют правительственный круг при царе Борисе, мы не видим. В отсутствии такого круга - "ближней государевой думы" - заключался весь ужас положения семьи Бориса в те дни, когда внезапная смерть отняла у нее отца. Хотя Борис и прихварывал уже с 1602 года, но он был в таком возрасте, что нельзя еще было ждать неизбежной скорой развязки и нельзя было