Таковы были действия против Москвы Вора и его советников после большого боя под Москвою 25 июня 1608 года. Убедясь, что им не взять Москвы сразу, они решили подвергнуть ее блокаде, отрезать от всякой помощи извне и выморить голодом. План блокады был ими задуман хорошо, но не мог быть выполнен. Прежде всего этому помешало сопротивление Коломны, связывавшей Москву с Рязанским краем, а затем недостаток средств для хорошего наблюдения за малыми подмосковными дорогами, вроде Ольшанской дороги, Хомутовки и т.п. В то же время легкие и быстрые успехи отрядов Вора в замосковных городах и даже за Волгою отвлекали внимание тушинцев от самой Москвы и давали им надежду овладеть Москвою без особых усилий тогда, когда уже все государство добьет челом царю Димитрию Ивановичу. Таким образом, рпе- рации под Москвою теряли свою исключительную важность в представлении тушинских руководителей, а на первый план выступала задача подчинения Тушину областей московского севера126.
Подмосковная битва 25 июня 1608 года имела влияние и на сторону царя Василия. Если тушинцам она показала необходимость дальнейших усилий и невозможность овладеть Москвою с одного удара, то и царь Василий, а с ним и все вообще москвичи убедились в том, что войска Вора представляют грозную боевую силу, с которою предстоит тяжелая борьба. Страх перед Вором и предчувствие его торжества очень скоро деморализовали подданных царя Василия. Мы видели, что первая "ша- тость" обнаружилась в войсках Шуйского даже раньше битвы под Москвою, еще на походе Вора к столице. Но тогда на речке Незнани пытались изменить Шуйсхому члены заведомо неприязненного ему кружка Романовых. Во главе шатавшейся рати стоял, между прочим, Иван Николаевич Романов; главными виновниками измены были сочтены его шурин князь Иван Федорович Троекуров, женатый на Анне Никитичне Романовой, и зять его брата князь Иван Михаилович Катырев-Ростов- ский, женатый на Татьяне Федоровне Романовой. К ним пристал один из Трубецких, князь Юрий Никитич. "Шатость" на Незнани была чисто боярскою шатостью, к которой Шуйскому достаточно было времени привыкнуть, начиная с первых дней правления. Но совершенно новые явления стали происходить в Москве после Ходынской битвы 25 июня: начался открытый "отъезд" от царя Василия к тушинскому царю. "После того бою, - говорит современник о Ходынском сражении, - учали с Москвы в Тушино отъезжати стольники, и стряпчие, дворяне московские, и жильцы, и городовые дворяне, и дети боярские, и подьячие, и всякие люди". В эту пору отъехали в Тушино люди из близких к Романовым по свойству семей - князья Алексей Юрьев, Сицкий и Дм. М. Черкасский. Отъехал известный впоследствии князь Дм. Т. Трубецкой, к которому скоро присоединился в Тушине и его старший двоюродный брат князь Юрий Никитич, сосланный Шуйским за измену на Незнани в Тоть- му и оттуда ушедший к Вору. Отъехали затем люди помельче, вроде Бутурлиных и князей Засекиных, и уже вовсе мелкие людишки, как "первый подьячий" Посольского приказа Петр Третьяков и с ним иные подьячие. Измена отдельных лиц и явный переход их в Тушино не могли не влиять на настроение других, оставшихся в Москве, служилых людей. Когда в конце сентября Сапега разбил московские войска под Рахманце- вом и овладел дорогами Дмитровской и Ярославской, в полках Шуйского началась настоящая паника. Дворяне и дети боярские новгородские, псковские и северных заволжских городов сообразили, что они теперь отрезаны Сапегою от своих мест, и заспешили домой. Царь Василий пробовал их "унимать", даже приводил ко кресту, но они не послушались, говоря: "Нащим-де домам от Литвы и от русских воров быть разореным". За русскими бросились из Москвы служилые татаре и прочие инородцы с Волги; они "поехали по домам же". Словом, осенью 1608 года, по заключению современного наблюдателя, "с Москвы дворяне и дети боярские всех городов поехали по домам, и осталися Замосковных городов немноги, из города человека по два и по три; а Заречных и Украинных городов дворяне и дети боярские, которые в воровстве не были, а служили царю Василию и жили на Москве с женами и детьми, и те все с Москвы не поехали и сидели в осаде и царю Василью служили, с поляки и с литвою, и с русскими воры билися, не щадя живота своего, нужу и голод в осаде терпели"127. Эти "заречные" дворяне, если бы и захотели уехать из Москвы, не знали бы, куда им ехать, потому что их родные места были заняты и опустошены "ворами". Еще до прихода Вора под московские стены, весною 1608 года, в виду возобновления смуты на украйнах и появления Лисовского с большими скопищами на Рязани царь Василий предписывал рязанским воеводам убеждать служилых людей, "чтобы они для воровского приходу жен своих и детей присылали б к нам к Москве с людьми своими". Такое распоряжение, не предвидевшее прихода "воров" под Москву, имело целью избавить женщин и детей от ужасов осады, "чтоб в воровской приход женам и детям в осадное время, будучи в осаде, всякого утесненья не учинилось". Очевидно, рязанцы, послушавшись царского слова, отослали в Москву свои семьи, а там как раз и застигло их осадное "утесненье" от Вора. Тогда и сами рязанцы в большом числе были вызваны в московскую осаду, и таким-то путем образовалась та тесная связь между Москвою и "заречным" Рязанским краем, которая может удивить наблюдателя, не знакомого с только что изложенными обстоятельствами. Царь Василий постоянно требует от рязанских воевод присылки хлеба и ратных людей и часто благодарит главного рязанского воеводу Прокопия Ляпунова за его верность и усердие. Со своей стороны, рязанские служилые люди действительно "прямят" царю Василию и крепко стоят за Москву. Они борются и с крымскими людьми, набегавшими на южные рязанские окраины, и с местными "ворами", воровавшими на Оке, и с тушинцами, подходившими к Коломне; они увещают касимовских татар обратиться к истинному царю Василию от ложного Вора. Зато они считают себя вправе возвышать свои голоса на Москве и впоследствии играют важную роль в перевороте, низложившем Шуйского128.
Таким образом, Москва осталась против Тушина без поддержки поморских и замосковных городов, имея опору в одной Рязани и в собственном населении. При первых признаках отпадения своих подданных и уклонения их от защиты Москвы Шуйский уже начал прибегать к экстренным мерам обороньь Он очень чутко и верно понял еще летом 1608 года опасность предстоявшей ему блокады и невозможность ведения борьбы с Вором исключительно средствами столицы. С одной стороны, он старался всякими мерами увещания и понуждения собрать под Москву ратных людей, рассылая "во многие грады с царскими епистолиями на собрание чина воинского" и грозя жестокими наказаниями за "нетство" и за укрывание "нетей". Окраинным воеводам Ф.И. Шереметеву, бывшему под Астраханью, и М.Б. Шеину, бывшему в Смоленске, было велено идти к Москве с "понизовною ратью" и со "смоленскою ратью". Заволжские северные города царь Василий старался возбудить и к самодеятельному сопротивлению врагам; он побуждал их "собраться" в Ярославле и остаивать "свои места". С другой стороны, царь Василий, начал строить расчеты на иноземную помощь. В конце июля 1608 года он заключил с польско-литовскими послами перемирие, в числе условий которого было обязательство со стороны Речи Посполитой вывести из Московского государства всех польско-литовских людей, служивших Вору без позволения королевского. На эту услугу со стороны короля Шуйский возлагал большие надежды, несмотря на то, что обязательство короля его послами не было распространено на Лисовского как на изгнанника из Речи Посполитой. Вскоре после заключения договора 25 июля 1608 года и выезда из Москвы польских послов бояре московские известили о договоре тушинского гетмана Рожинского и предложили ему "прислать" своего Вора к царю Василию, а самому удалиться на родину со всеми его земляками. Эта грамота бояр служила как бы ответом на обращение к боярам самого Рожинского, пославшего им торжественное воззвание весною 1608 года; она показывает, что московские власти придавали серьезное значение ссылке на заключенный в Москве договор. Но Рожинский, разумеется, не придал этой ссылке никакого значения и продолжал дело Вора. Одновременно с вопросом о содействии со стороны короля Сигизмунда возник в Москве вопрос и о шведской помощи. Было уже упомянуто, что в 1606-1607 гг. король Карл IX предлагал царю Василию свою помощь и что царь Василий отклонял ее даже с некоторым высокомерием, "похваляя" шведского короля в том, что он его царскому величеству "доброхотает" и его царской "любви к себе ищет". Теперь, в тяжелые дни поражений и московской осады, летом 1608 года, пришел черед самому царю Василию "искать себе любви" шведского короля. Он послал в Новгород Великий своего племянника князя М.В. Скопина- Шуйского с наказом собрать там ратных людей с городов от Немецкой украйны и "послати в немцы нанимать немецких людей на помочь". В такую деликатную формулу облекли московские люди свое обращение в Швецию за союзом и вспомогательными войсками129.
Итак, ни Тушино, ни Москва не нашли в себе сил для одоления врага. Царь Василий и тушинский Вор осуждены были проводить долгие дни в близком соседстве, боясь друг друга и выжидая, пока какая-либо комбинация общественных элементов и политических сил далеко в стороне от Москвы и Тушина приведет их борьбу к определенному и решительному исходу.
VI
Перенесение военных операций в северные области государства; район распространения Смуты. Смута во Пскове и его пригородах. Смута в инородческом Понизовье. Борьба Москвы и Тушина в северных частях Замосковья; особенности общественного строя этих мест. Отношение тушинцев к замосковному населению. Восстание против Вора замосковных и поморских городов и опорные пункты этого восстания
Перенесение военных операций на север и северо-восток от Москвы и обращение к иноземному вмешательству были новым осложнением Смуты и повели к полному разрушению государственного порядка. С того времени как Шуйский оказался не в силах отбить Вора от Москвы и войско его, покинув своего государя в московской осаде, разошлось "по домам" охранять свои очаги, Смута быстро охватила весь московский центр, перешла за Волгу, передала Вору Псков и новгородские места и вспыхнула новым пламенем в инородческом Понизовье. Одно Поморье от Великого Устюга да отчасти города от Литовской украйны остались верны Москве, а то "грады все Московского государства от Москвы от- ступиша", по словам летописца. Надобно заметить, что не везде отпадение городов и волостей от Москвы бывало последствием тушинского завоевания; местами, именно на окраинах, Смута возникала сама собою, и тушинцы приходили "на готовое селение диаволи мечты". Движение Са- пеги и Лисовского в обход Москвы передало во власть Тушина все Замо- сковье за исключением немногих укрепленных пунктов. Обложив Троицкий монастырь, тушинцы стали свободно распоряжаться на том пути, который прикрывать должны были твердыни знаменитого монастыря. Переяславль-Залесский, Ростов, Ярославль, Вологда, даже Тотьма - все города, лежавшие на большой дороге от Москвы к Белому морю, - целовали крест Вору. За ними последовали Кострома и Галич с уездами. Из- под Троицкого монастыря Лисовский легко подчинил Тушину все пространство между Клязьмою и Волгою, от Владимира до Балахны и Кине- шмы. Тушинские отряды пошли затем от Дмитрова и Ростова к Угличу и Кашину и далее по дорогам к Финскому заливу на немецкий рубеж. К Новгороду из Тушина был послан с войсками Кернозицкий. Во Пскове же и его области междоусобие открылось гораздо ранее появления тушинских отрядов, и Псков сам призвал "воровского воеводу Федьку Плещеева". Также самостоятельно поднялись "многие понизовые люди, мордва и чере