ключительную важность. Еще не взяв Вологды, тушинцы уже "обсуждали способы охранить ее товары от беспорядочного грабежа ратных людей; когда же Вологда присягнула Вору, туда явился из Тушина дьяк и хотел, по сообщению И. Массы, запечатать купеческие товары с тем, чтобы их конфисковать; однако владельцы товаров не допустили этого. Узнав, какою тяжестью для населения будет тушинская власть, вологжане обратились к царю Василию, и тот немедля постарался устроить в Вологде соответствующие обстановке формы самоуправления и привести Вологду в связь с Новгородом. Он предписывал вологодским воеводам привлечь к делу обороны Вологды находившихся в городе гостей и иноземцев; от них выборные люди должны были участвовать в руководстве военными действиями "с головами и с ратными людьми в думе заодин". По словам же Массы, царь Василий предписывал, чтобы воевода на Вологде выбрал несколько человек из торговых англичан и голландцев и отправил их в Новгород к Скопину для совета и содействия ему. Заключая в своих стенах московских гостей и "всех иностранных купцов, ведущих в этой стране торговлю", Вологда в злополучную зиму 1608-1609 года играла исключительную роль: ее случайное население связывало ее тесной связью и с Москвою, откуда происходили сидевшие в ней русские гости, и с архангельским портом, откуда в ней явились иноземные купцы. И те и другие, оберегая свое имущество, готовы были до последней крайности защищаться от воров и звали на борьбу с ними все окружающие места140.
Как Вологда была посредницею между московским центром и всем Поморьем, так Великий Устюг был посредником между северо-восточными областями и остальным государством. Bo-время получив сведения о "воровском" характере тушинской власти, Устюг не присягал ей, а напротив, усердно действовал против нее, призывая к борьбе с нею все местности, лежавшие за ним на север и восток. Для этих местностей он был истолкователем событий и руководителем деятельности. Для Вологды и Галича он являлся базисом, на который можно было опираться в действиях против воров и от которого можно было ждать помощи и поддержки, а в случае погрома получить и убежище от врага.
Так обозначились центральные пункты народного движения на севере от средней Волги. Костромичи и галичане взяли на себя почин действий. Городки Галицкого края целовали друг другу крест "заодин умереть" и образовали в Галиче "собранье великое ратных людей", иначе говоря, ополчение, состоявшее как из тяглых людей "с сохи по сту человек", так и из галицких детей боярских. Известив северные города в Подвинье о своем вооружении, галичане просили у них поддержки, и пошли на юг, к Костроме, которая, как мы знаем, была связана с Галицким краем, представляя собой галицкую пристань на Волге. Кострома отложилась от Вора и соединилась с галичанами, после чего галичане пошли к Ярославлю. Сапега под Троицей получил известие об этих событиях в начале декабря 1608 года и тотчас же послал свои войска на галичан. В то же время отряд вологодцев с головой Ларионом Монастыревым, направляясь на "воров" к Ярославлю, занял Пошехонье и Данилов. Вероятно, весть об этом и опасение потерять Ярославль заставили Сапегу усилить посланный на Волгу отряд Стравинского другими отрядами. За Стравинским был послан Лисовский с 2000 казаков и несколькими ротами "больших панов". В конце 1608 и начале 1609 года "литовские люди и русские воры", перейдя за Волгу, разбили городские дружины как вологодские, так и галицкие. Кострома и Галич со всем уездом были заняты Лисовским; войска его доходили даже до Солигалича и не укрепились в нем только потому, что там около посада вовсе не было острога, а "город сгнил и развалялся"141. Казалось, земское движение за Волгою было подавлено совершенно, и тушинцы готовы были от Галича и Солигалича двумя дорогами, по речкам Совьюге и Толшме, выйти на Сухону в поморские места. Жители Вологды и Тотьмы уже ждали к себе врага. Они высылали отряды "на заставы к засекам", которые были поделаны в лесах, покрывавших сплошною чащею водораздел между северными и волжскими реками. В этих лесах попрятались также от литвы и казаков остатки разбитых галицких и костромских ополчений, галицкие "остали- цы" и "остальцышка", как они себя сами называли. Конечно, ни эти ос- тальцы, ни заставные караулы вологодские и тотемские не могли бы остановить "больших панов" регулярной польской конницы, если бы паны решились идти на север. Поэтому из Вологды и Тотьмы обращались ко всему Поморью с просьбою о скорой помощи. Здесь-то Великий Устюг и выступил посредником между северными местами и первой линией бойцов, стоявшею на лесных позициях водораздела. Устюжане вели деятельные сношения с городами на Вычегде, Вятке и Каме, сообщали им вести, требовали присылки людей и средств и распределяли приходившие на Устюг северные дружины между Вологдою и Тотьмою, одних "отпуская" на Вологду, других на тотемские засеки по лесным речкам. Неизвестно, какой успех имели бы эти воинские сборы, если бы Лисовский остался в Галиче. Но он должен был для боя с поморскими людьми, в феврале 1609 года, очистить Галицкий уезд и уйти за Волгу к Суздалю. Его туда послал Вор для усмирения отпавших от него владимирских мест. Удаление Лисовского развязывало руки галицким остальцам и поморским дружинам в Тотьме и Вологде. Они стали двигаться за ушедшими тушинцами опять на Кострому и Ярославль. В это время, 9 февраля, уже подоспели в Вологду посланные от М.В. Скопина из Новгорода воеводы Гр. Бороздин, Н. Вышеславцев, Овсей (Евсей) Рязанов; они привели с собою каргопольских и белозерских ратных людей - тех самых, которые заставили Кернозицкого уйти из-под Новгорода и уже не были нужны Скопину. Немногим позже в Костромском краю появился также царский воевода Давид Жеребцов, присланный, вероятно, вследствие просьб галицких остальцев, которые не раз, "не в одну пору", писали Шуйскому, что у них нет "государева надежного крепкого воеводы"142. С участием привычных к ратному делу воевод военные действия пошли удачнее прежнего. Вышеславцев взял 3 марта город Романов на Волге, разбил тушинские войска под Ярославлем и 8 апреля занял самый Ярославль. Жеребцов взял Кострому и осадил тушинского воеводу Н. Вельяминова в Ипатьевском монастыре. Разумеется, тушинцы не могли сразу отказаться от Ярославля и Костромы, потому что их утрата была равносильна утрате всего Заволжья. Лисовский пытался выбить "мужиков" из Ярославля, а затем из Костромы. Под Ярославлем стоял он без успеха весь май, а в июне перешел в костромские места и там также не имел успеха: ему не удалось даже овладеть судами на Волге и устроить переправу на левый берег реки, чтобы подойти к самой Костроме. Потерпев поражение от понизовой рати в то время, когда он под Решмою пытался перейти реку, Лисовский отступил к главным тушинским войскам. Заволжские места были тем самым избавлены от "воров": в эту пору уже подходил к верхней Волге Скопин с немецкою ратью из Новгорода, а с юго-востока надвигалось на тушинцев войско Шереметева. Цель заволжских "мужиков" была достигнута: они отстояли свои места от "воров" и теперь готовы были идти "по вестям в сход" к государевым воеводам на освобождение Москвы. Очень чутко следивший за ходом дел на севере, царь Василий уже в середине мая 16D9 года торжествовал успех мужиков и писал похвальные грамоты всем участникам земского подвига: волог- жанам, бе л озерцам, устюжанам, каргопольцам, сальвычегодцам, томи- чам, важенам, двинянам, костромичам, галичанам, вятчанам "и иных розных городов старостам и посадским людям". Так царь Василий определял состав северных мужицких ратей143.
Никак нельзя сказать, чтобы такой решительный успех, как очищение Заволжья, достался "мужикам" легко, без тяжелых жертв, потерь и поражений и без внутренних осложнений и разладицы в среде самих восставших на Вора. Грамоты 1608-1609 гг., уцелевшие от переписки городов между собою и с правительством царя Василия, дают возможность судить как о степени напряжения народных сил на севере в это время, так и о многообразии затруднений, какие приходилось преодолевать народному движению. Сперва по указанию правительства, а затем и по собственным приговорам северные города с уездами собирали "посоху", определяя ее размеры различно: где брали 100 человек с большой сохи, где 4-5-10 человек с сошки. По существовавшему обыкновению "выборные" к ратному делу люди получали денежное жалованье, иногда корм, иногда подводы; словом, содержание их падало всею тяжестью на общины, которые "выбирали" ратников. Обстоятельства Смутного времени не один раз еще до 1608 года привлекали северные города к ратной повинности. Во время борьбы царя Бориса с Самозванцем на театр военных действий через Москву были вызваны значительные отряды посош- ных людей из Тотьмы, Устюга, Вычегды, Холмогор и других мест Поморья. С царем Василием под Тулою также была посоха. Но этих более ранних посох поморские города не вспоминали при тех случаях, когда считали, сколько ратных сборов сделали они для борьбы с Тушином в 1608-1609 годах. И без прежних ратей Устюг, например, отослав в середине апреля 1609 года на юг свою "пятую рать, пятьсот человек", в мае начал собирать шестую рать. Но на этот раз, кажется, он убедился, что уже извлек из своего уезда весь годный к бою контингент, а из своих податных "сох" все платежные средства. В конце мая или начале июня 1609 года устюжане "приговорили всем миром и приговор за руками написали, что взяти из государевы казны из таможни триста рублев денег, для поспешенья, покаместа с сох те деньги соберут; да на те деньги приговорили прибирати охочих вольных казаков, и денег им давати на оружье по рублю человеку, и отпустити их ко государю на службу, ко государевым воеводам в Ярославль". До такого же изнеможения дошли и галицкие мужики, у которых много людей было побито в боях, "животишка" пограблены своими же галицкими детьми боярскими, а для Лисовского "с правежу" была взыскана крупная сумма, чтобы он на них "войны не отпущал", т.е. не разорил и не избил их до конца144. Напрягая последние силы, рискуя самым существованием своим, городские и уездные "миры" Галицкого уезда, Тотьмы и Устюга требовали от других мест Поморья таких же усилий и жертв. С открытым негодованием и жестокими упреками обращались они к Перми Великой, от которой видели мало сочувствия и помощи общему делу. Хотя Пермь и уверяла устами чер- дынских воевод, что готова служить и людьми и средствами, однако же прибавляла, что ей "надобно себя от воров оберегать, потому что у нас