17 С Ф. Платонов место порубежное". Это соображение было совершенно основательно. Слабонаселенный, бедный и малоустроенный Пермский край служил в то время государству важную службу в отношении новозанятой и еще не вполне замиренной Сибири. Он представлял собою базис для всех действий власти в новой провинции, и в то самое время, когда города требовали от Перми людей на борьбу с "ворами", московское правительство приказывало Перми искать людей для заселения Пелымского уезда, а тобольский воевода требовал экстренной присылки денег и хлеба. Зная малочисленность и скудость пермского населения, спокойный наблюдатель не решится обвинять пермских людей за их сдержанность и осторожность, тем более, что пермские отряды все-таки были в земских войсках, и потому пермичей невозможно было уличить в прямом нежелании помочь общему делу145. Много хуже, даже прямо позорно было поведение костромских и галицких детей боярских. Сначала они соединились с тяглыми людьми в их походе на Кострому и Ярославль, но под самым Ярославлем изменили мужикам и стали отнимать у них "галицкий наряд", т.е. пушки, взятые из галицких городов и острогов. Когда же мужикам удалось отбиться и увезти пушки в Кострому, дети боярские соединились с Лисовским, пришли с ним на Кострому, разогнали мужиков, взяли пушки и пошли с ворами на Галич. В это время детей боярских собралось у Лисовского, говорят, "тысяча семьсот", вероятно, со всею их дворнею. Но скоро Лисовский увел свои войска на правый берег Волги, а к галицким мужикам пришли поморские дружины; дети боярские остались одни, без тушинской поддержки, против сильного врага. Они были побиты и разбежались. Часть их села в осаду от мужиков в Ипатьевском монастыре с тушинцем Н. Вельяминовым, который не надеялся с ними одолеть врага, потому что их было "немного, да и те иные побиты и поранены и лошади у них побиты ж". Другая часть принесла царю Василию "в изменах своих повинные за своими руками", иначе говоря, сдалась мужикам, а мужики "тех детей боярских до государева указа пометали в тюрьму". Шатость служилого поместного люда объясняется его неустройством. В то время как городской и уездный тяглый человек имел опору в своей организованной общине и мог искать защиты и приюта в городских стенах или за лесными засеками, служилый помещик был, в сущности, беззащитен в своем уединенном поместье. Нашествие врага подвергало опасности все благосостояние служилого человека, который не мог легко скрыть за городскою оградою или в лесной чаще свою семью и свой скарб и не мог без привычного почина из Москвы скоро соединиться "всем городом" для отражения врага. Вот почему он малодушно шел навстречу тому, кого считали сильнее, и служил ему. По словам Палицына, служилые землевладельцы "ближних" к Москве городов рассуждали между собою так: "аще убо стояще пребудем с поляки вкупе на Москву и на Троицкий Сергиев монастырь, то поместья наши не будут раззорены". В данном случае расчет детей боярских оказался неверным: они не могли угадать того, что случилось: что с восстанием всего Поморья "се не та пора стала" и "мужик" оказался сильнее пана. Общий разгром галицких и костромских детей боярских был естественным последствием их шатости, но не знаменовал собою возникновения острой социальной вражды на севере. Когда пошли слухи, "будто дворян и детей боярских черные люди побивают и домы их разоряют", то поморские люди писали о самих себе, что они "чтут" служилых людей и "тому рады и благодарят о том всемилостивого бога, что бог соединачил всех". Они грозили войною и разорением только "изменникам" и "ворам", не различая того, к каким общественным слоям эти воры и изменники принадлежат. Шатость местных служилых людей вела к тому, что "мужики" привыкали в ратном деле обходиться без них. Они или просили "надежного крепкого воеводу" у царя Василия или же действовали со своими избранными "головами". В число этих голов иногда попадал и сын боярский, вроде галичанина Второго Черепова; чаще же головами бывали городские люди, излюбленные "миром". В тотемской рати головою был вдовый поп Третьяк Симакин. В числе солигалицких руководителей были также священники церквей Солигалича, скрепившие своими "руками" за весь город городскую отписку. Так из среды самого посадского и уездного населения выходили вожаки движения против Тушина, за сохранение исконного порядка146.
Итак, движение Заволжских городов против Вора представляло собою явление большой сложности.\Охватив громадное пространство, населенное почти исключительно тяглым государевым людом, это движение получило характер простонародного - "мужичьего", как презрительно обзывали его тушинские воеводы. Служилые люди были в восставших массах сравнительно малочисленным, случайным и малонадежным элементом. Единодушие, взаимное доверие и согласованность действий, отличавшие в эту пору деятельность северных городов, истекали не только из единства народного чувства и политических симпатий, но также из однородности мирской организации по городам и из торгово-промышлен- ных отношений, скреплявших взаимною связью хозяйственную жизнь различных районов московского севера. Привычные сношения северных городов с другими городами и с собственным уездом много содействовали устройству военной обороны края, собиранию ратей и соединению их в важнейших пунктах борьбы. В то же время и стороннее влияние на северные областные миры содействовало их соединению и вносило единство и планомерность в их операции. Это стороннее влияние шло, во-первых, из Новгорода от М.В. Скопина; он при первой для себя возможности послал на север свои войска, а с ними воевод и голов, которые и приняли на себя руководство военными действиями. Во-вторых, царь Василий из Москвы постоянно писал на север свои грамоты, в которых заключались не одни увещания и похвалы, но и практические указания вроде того, чтобы в случае удачи направлять наступление всех ратей к Ярославлю. Наконец, в Вологде, кроме постоянного ее населения, случайно задержались на время борьбы "все лучшие люди московские гости" и иностранные купцы. Не принимая участия в деле официально и стоя в стороне от внутренней жизни местных миров, они, однако, должны были влиять на эти миры в пользу Москвы и Шуйского как житейски сильные люди. В грамотах на Вологду и в Каргополь царь Василий упоминает о гостях и немцах и указывает местным людям принимать их содействие, "приговоры" и "думу".
Трудно разумеется, с точностью измерить то значение, какое имело для устройства и успеха дела на севере указанное воздействие правительства и московских людей. Но во всяком случае ясно, что движение городов в 1608-1609 гг. стояло в большей связи, чем обыкновенно представляется, с общими мерами правительства Шуйского. Будучи руководимо главным образом из Новгорода, оно было как бы одною из тех операций по устройству государственной обороны, которые были возложены царем на Скопина. Успех этой операции зависел, конечно, не от Скопина, а от решимости городов всеми силами поддержать не столько самого царя Василия, сколько тот правительственный и общественный порядок, какой царь Василий представлял собою в борьбе с ворами. Но Скопин умел воспользоваться этим успехом и сообразовать с ним свои собственные действия. Выйдя в мае 1609 года из Новгорода, он овладел большой дорогой от Новгорода на Москву и дошел по ней до самой Волги, в июле 1609 года взял Тверь. Но из Твери он не рискнул прямо наступать на позиции тушинцев под Москвой, в Дмитрове и около Сергиева монастыря; здесь были главные силы Вора, в столкновении с которыми можно было сразу лишиться всех успехов, добытых столькими усилиями и жертвами. Скопин пошел из Твери по направлению к Ярославлю, где уже образовался центр всех заволжских дружин и откуда уже готовилось нападение на Ростов, плохо защищенный тушинцами. Дойдя до Калязина монастыря, стоящего на мысу в излучине Волги, Скопин укрепился в нем и разослал по всему северу свои грамоты, требуя присылки в Калязин денег и людей. В августе 1609 года воевода его Н. Вышеславцев уже пошел из Ярославля "в сход" к Скопину, оставя пока Ростов. Таким образом, в Калязине произошло соединение Скопина с заволжскими мужиками. "Сождався с костромскими и с ярославскими и иных городов с людьми", Скопин отныне опирается в своих действиях на московский север и переводит свои войска на большую северную дорогу из Москвы к Ярославлю. Заняв в октябре Переяславль-Залесский и Александровскую слободу на этой дороге, он устанавливает связь между столицею и северными областями и медленно подвигается с помощью "острожков" к самой Москве. С ним на освобождение Москвы идут и заволжские мужики, которых Скопин начал даже обучать приемам регулярного боя147.
УШ
Восстание против Вора в области р. Клязьмы; особенности этого края. Значение Нижнего-Новгорода для этого края. Войска от Ф.И. Шереметева в Нижнем-Новгороде. Действия "мужиков" на p. Jlyxe и Тезе против Суздаля. Действия нижегородцев и ."понизовой рати" на Оке и против Владимира. Ф.И. Шереметев на Волге, Оке и Клязьме; состав его войск и их успехи. Общая характеристика движения в области Клязьмы. Результаты земского движения и его конечный исход
На Клязьме, между Волгою и Окою, народное движение против Вора имело несколько иной вид. В этом краю, как нам уже известно, города не были ни крупны, ни цветущи; между посадским и сельским населением не было такого единства, как на севере за Волгой, потому что развитие частного землевладения в крае подчинило крестьян вотчинной власти, чуждой городскому населению. Город здесь не мог иметь сильного влияния на уезд, да к тому же все главнейшие города - Владимир, Муром, Суздаль, Юрьев - находились в Тушинской власти и уже потому не могли руководить народным восстанием в пользу царя Василия. Зато волостные миры Клязьменского края отличались развитием торгово-промышленной деятельности. В больших селах по pp. Тезе и Духу и на ближних к ним волжских пристанях Балахне, Городце, Юрьевце, Решме, Кинешме издавна образовались бойкие центры народнохозяйственной жизни, которые и могли принять на себя руководство народным движением против Тушина. Когда здесь начались тушинские поборы и насилия, то "от великих денежных сборов учинилась смута великая" и "мужики заворовались" против Вора. Их вражда к Вору была тем упорнее, что Шуйские, как мы уже видели, сохранили вотчинные связи с Клязьменским краем. Кругом Шуи были их старинные земли, население которых становилось против ту- шинцев, за своих привычных господ. Иногда во главе восставших "мужиков" в роли их воинских предводителей появлялись даже частные "холо- пи" Шуйского, в роде Семейки Свистова, который с поволжскими мужиками участвовал во взятии от Вора Владимира. К концу 1608 года восстание охватило уже весь Клязьменский край. "Мужики", т.е. крестьяне дворцовых, боярских и монастырских сел, стали собираться в своих волостных центрах и, выбрав себе вожаков, начали борьбу с тушинцами. Соединившись всеми отрядами из Юрьевца, Решмы, Городца, Балахны и Холуя в городке Духе, мужики пошли из Духа на Шую, но здесь они нашли воровского воеводу из Суздаля Ф. Плещеева, который, как кажется, в самой Шуе наголову разбил мужиков; он взял Шуйский острог, а посады сжег "и с мужиками, которые сели по дворам". Это было в ноябре 1608 года. Через несколько дней после поражения восставших тушинцы явились уже в Балахне и оттуда посылали советы Нижнему-Новгороду скорее целовать крест Вору, "не дожидаяся больших ратных литовских и русских людей"14°.