Беззубцев, служивший Вору, разгромил в Серпухове поляка Млоцкого за то, что тот "направлял дело в королевскую сторону". Месяцем позднее, когда казаки всею массой решили перейти из Тушина в Калугу к Вору, Рожинский напал на них открытою силою и, как говорят, много их побил. Это, однако, не удержало казачества от службы Вору. За исключением немногих, и в том числе Заруцкого, все казаки отстранились от короля и держались прежнего "царика". Зато обращение Сигизмунда к тушинцам очень повлияло на настроение польско-литовских людей в Тушине и на тех русских людей, которых зовут "тушинскими боярами". Литовские люди после долгих переговоров с королем разделились на две стороны: одна желала служить королю, другая же, понимая невозможность оставаться в Тушине, не желала, однако, подчиниться ни королю ни Вору и думала выждать. Всем войском вышли ратные люди из Тушина 6(16) марта и отступили к Волоку-Дамскому, где они могли считать себя в безопасности от войск Шуйского. Отсюда они положили разойтись, кому куда угодно. Лучшие из них готовились идти под Смоленск, другие отправились к Вору. Сапега держался в Дмитрове особняком, выжидал и не желал отставать от Вора. Польское войско тушинского царика, словом, распалось. Если приближение Скопина заставило его отступить из Тушина, то королевские воззвания уничтожили его внутреннее единство и разделили его на разрозненные и даже взаимно враждебные части159.
Вмешательство короля в московские дела и бегство Вора из Тушина столь же решительное влияние оказали и на русских служилых людей, бывших в лагере Вора на его воровской службе. Очень трудно точно определить эту среду высших слуг Вора со стороны ее состава, общественного положения и политического настроения. Во главе русских тушинцев больдшх чинов и высокой породы стоял митрополит ростовский и ярославский, "нареченный" патриарх Филарет Никитич. Его взяли в плен и доставили в Тушино войска Вора, занявшие и разграбившие Ростов в октябре 1608 года. С тех пор Филарет пребывал в Тушине, по одним известиям как пленник, а по другим как добровольный обыватель Тушина и глава той стороны духовенства, которая признала "царя Димитрия Ивановича". Официальное жизнеописание Филарета, составленное по поводу его поставления в патриархи в 1619 году, вовсе умалчивало о тушинском периоде его жизни. Грамоты Гермогена, писанные в 1609 году, упоминая о Филарете, называли его не изменником, а "пленником": "а которые взяты в плен, как и Филарет митрополит и прочие, не своею волею, но ну- жею, и на христианский закон не стоят и крови православных братий своих не проливают, на таковых мы (писал Гермоген) не порицаем". Вполне доверяя искренности слов Гермогена, слушатели и читатели его грамот могли, однако, соображать, что для московского правительства было бы совершенно невозможно отозваться о Филарете иначе, как о пленнике Вора. Если бы оно объявило его добровольным приверженцем "царя Димитрия", то этим самым сильно подняло бы шансы своего тушинского противника. Признание Вора Романовыми было бы тяжким ударом Шуйскому. Впрочем, заявлениям Гермогена русские люди позднейшего времени охотно давали веру: трудно было подозревать в добровольном служении Вору того иерарха, который при первой возможности отстал от Вора, желал на московский престол Владислава и, возвратясь в Москву из Тушина весной 1610 года, стал затем в рядах правительства, безусловно враждебного Вору. Авраамий Палицын с уверенностью писал, что Филарет, будучи окружен в Тушине знаками патриаршеского сана, "разумен сый и не преклонися ни на десно, ни на лево, но пребысть твердо в правой вере". Тонко сплетенная фраза Палицына способна навести читателя на справедливую, по всей видимости, догадку, что, попав поневоле в Тушино, Филарет и в самом деле не намерен был преклониться ни пред Вором ни пред Шуйским, а терпеливо выжидал. Враждебное отношение к олигархии Шуйского должно было сложиться у Филарета еще в первые дни царствования царя Василия, когда вопрос о патриаршестве Филарета получил такое неприятное для Романовых направление. В самые первые дни борьбы с Вором, когда тот еще только подходил к Москве, люди романовского круга, именно Иван Никитич Романов и князья И.М. Катырев и И.Ф. Троекуров, женатые на Романовых, вместе с князем Юрием Трубецким были посланы против Вора на речку Незнань и там едва не увлекли войско к отпадению от Шуйского, за что и были почти все сосланы Шуйским. Впоследствии и Троекуровых и Трубецких видим в тушинских таборах, куда они явились отчасти из ссылки, отчасти из Москвы. В разное время в Тушино приехали и другие лица, близкие по свойству к Филарету. Там видим князя А.Ю. Сицкого, князя Д.М. Черкасского, Ив. Годунова - людей, связанных с Романовыми по брачным отношениям. Всеми указанными обстоятельствами достаточно освещаются отсутствие солидарности и согласия между Шуйскими и романовским родом. Филарета нельзя заподозрить в том, чтобы он когда-нибудь желал поддержать власть именно Шуйского, а при таком отношении его к царю Василию понятно, что он не пожелал купить себе свободу от Вора ценою такого риска, как тверской архиеписком Феоктист, который был ворами убит "на пути ко царствующему граду в бегстве". Филарет не пытался бежать из Тушина и жил там как бы на свободе, окруженный почестями, владея штатом слуг - "рабов", которых ему там даровали, "яко же и прочим святителем". Он не устранялся от официальных сношений с Вором и его правительством. Представляясь Вору при своем приезде в Тушино, он поднес ему по обычаю подарок. Живя в Тушине, он принимал визиты тушинской знати; так, Сапега, приезжая в Тушино, бывал у "патриарха" с парадным визитом. Именем "нареченного патриарха" Филарета писались грамоты, например, к Сапеге, под Троицу, также в Ростов и в Юрьев- Польский к тамошним протопопам. Скреплял эти грамоты дьяк Григорий Терпигорев; печатались они особой патриаршей печатью. Ниоткуда не видно, чтобы такие грамоты составлялись и рассылались без ведома самого Филарета; напротив, когда Вор уже утратил свою власть в Тушине и бежал оттуда, а Филарет стал во главе самостоятельной группы московских людей, бывших в Тушинском стане, то он продолжал именоваться нареченным патриархом и посылал с этим титулом грамоты королю Си- гизмунду. В это тревожное время Филарет обнаружил полное отчуждение от Вора и решительно склонился на сторону Владислава, вступив, вместе с прочими русскими тушинцами, в особые переговоры с королем. Таким образом, если только возможно вообще характеризовать поведение Филарета, оно скорее всего заслуживает названия оппортунизма и политики результатов. Нареченный патриарх не связывал себя ни с какою стороною борцов и действительно не преклонялся ни на десно, ни налево, хотя далеко не всегда держался и прямо160.
Прочие русские лица из тушинской правительственной среды не более определенны, чем тушинский патриарх, со стороны их взглядов и стремлений. По грамотам мы можем назвать кое-кого из высших советников Вора, его бояр и "думных людей" русского происхождения. На первом месте среди них стоял давнишний "всей крови заводчик" князь Гр.П. Шаховской; он явился в тушино в ноябре 1608 года из галицких мест и получил от Вора высокий сан "слуги и боярина". За ним к Вору перешли и другие Шаховские. Отъехали в Тушино и князья Трубецкие, Дмитрий Тимофеевич и, кажется, Юрий Никитич; первый из них был сказан Вором в бояре. Другими боярами у Вора были известный Михайло Глебович Салтыков-Морозов, затем захудалые князья С.П. Засекин и Ф.П. Боря- тинский; далее - вовсе не родословные люди Иван Мартынович Заруц- кий, из казаков, и Иван Федорович Наумов, о роде которого говаривали, что "они исстари живали на пашне и велися они на Рязани". Боярство Вор сказал и нескольким Плещеевым, которые все стали против Шуйского по той причине, что в 1606 году, после убиения родного им Петра Басманова в Москве, они "все того же над собою убивства ячаяли" от захвативших власть бояр-князей. Дворецким у Вора был князь С.Г. Звенигородский, из захудалых черниговских князей. Саном окольничего были почтены князь Данило Ив. Долгорукий, свияжский сын боярский Федор Андреев Киреев, Михайло Молчанов и знакомый уже нам бывший дьяк Богдан Сутупов, носивший у Вора титул "дворецкого казанского, астраханского и нижегородского", иначе говоря, управлявший воровским Казанским дворцом. Думным дьяком и печатником числился Денисей Игнатьев Сафонов; другими думными дьяками были Петр Третьяков, Иван Чичерин и Нехорошей Лопухин. Таков был состав воровской думы; определяем ее, конечно, приблизительно, потому что подлинных боярских списков из Тушина до нас не дошло. В числе прочих сторонников Вора, бывавших на воеводствах и украшавших его двор, видим людей столь же разнообразного происхождения. Рядом с князьями Д.М. Черкасским, Сиц- ким, Шаховскими, Троекуровыми-Ярославскими, Масальскими встречаются люди без титула, но "с отечеством" - Плещеевы, Волынские, Вельяминовы, Годуновы, и люди "худые", вроде стряпчего Путилы Рязанова и Тимошки Бьюгова161.
Просматривая список как приведенных здесь, так и других, встречаемых в грамотах имен тушинцев, можем прежде всего заключить, что у Вора были представители очень высоких слоев московской знати. Не считая Филарета Никитича, имена Трубецких князей, Ярославских князей, Салтыковых, Годунова с его "братьями" Вельяминовыми и других подобных вводят нас в ту среду, которая первенствовала в московском дворце в эпоху опричнины и могла назваться новою дворцовою знатью в противоположность прежней родовой знати. Если царь Василий в Москве пробовал собрать и поставить у власти княжат, терпевших от опричнины, то Тушино давало приют и опору тем, кто терпел от олигархов княжеской "породы" и терял от их торжества в Москве. Правда, не все решались соединять свою судьбу с судьбою безвестного Вора, и поэтому перешла в Тушино далеко не вся дворцовая знать предшествовавших Шуйскому царствований. Мало того, даже не все то "боярство", которое обстоятельства приводили в подчинение Вору, желало ему служить и оставаться в Тушине. Яркий пример тому представляет сам нареченный тушинский патриарх, которого в Тушино привезли как пленника, без всякого почета, надев на него татарскую шапку, "ризы язычески" и "несвойствены сапоги", и который с охотою променял Вора на Владислава при первой к тому возможности. Подобно Филарету, и шурин его Ив. Ив. Годунов не по любви к Вору держался