года Москва была отрезана от Коломны войсками тушинца Млоцко- го и потому голодала: многие люди помирали голодною смертью; дров не было, жгли "опальные дворы"; стрельцам и пушкарям из казны не давали ни хлеба ни денег; "людие же на Москве в те поры быша в великой шато- сти, многие хотяше к тушинскому вору идти". Подобные смуты, ослабевшие с первыми известиями об успехах Скопина и Ф.И. Шереметева, возобновились в Москве в конце 1609-го и начале 1610 года, когда тушинцы делали последние попытки не допустить Скопина к Москве. Они снова осадили Коломну, взяли Красное село под Москвою, пытались зажечь стены Деревянного города в Москве и отняли у москвичей на время все дороги. В Москве в ту пору цена хлеба дошла до семи рублей за четверть, т.е. стала в три с половиною раза выше обычных цен осадного времени и в 24 раза выше той указанной цены "за четь по 10 алтын", по которой казна рассчитывала служилым людям денежное жалованье за хлеб. В нужде и унынии московские люди впадали "во многое неверие" и думали, что им "лгут будто про князь Михаила" о скором его приходе к Москве. Всем "миром" снова приходили они в Кремль к царю Василию, "шумели" и начинали "мыслити опять к Тушинскому вору". В эту пору, в начале
года, раздражением московской толпы против царя Василия стали пользоваться уже не воеводы Тушинского вора и не случайные компании москвичей, "шумевших" от голодов и тайного сажанья в воду, а люди большого влияния и большой политической ловкости. Они подготовляли падение царя Василия в то самое время, когда он светлыми пирами праздновал свое торжество над Вором и его поляками и готовился торжествовать над Сигизмундом173.
Переходя теперь к самому факту низложения Шуйского, припомним вкратце политическое положение первых месяцев 1610 года. Царь Василий в это время, дождавшись полного освобождения от блокады, ожидал в Москву своих воевод из Александровой слободы. Его прежняя опора, ненадежная по "Изменчивости настроения масса столичного населения, теперь теряла в его глазах свое значение, уступая первенство мужицким ратям северных городов, ставших за царя Василия. Эти рати разогнали тушинцев из-под Москвы и должны были содействовать отогнанию поляков от Смоленских стен. Им, казалось, принадлежала теперь решающая роль, а их вождь, популярный и способный князь Скопин, получал значение распорядителя главной силы в царстве. Сломленная успехами Скопина, партия Тушинского вора распалась, и входившие в ее состав московские люди разделились. Так называемые "воры", казаки и боярские люди с немногими из дворян сели с Вором в Калуге и других южных городах. Высшие же слои тушинского населения, знать и дьяки, оставили "царика". Они прежде всего условились не служить Шуйским и не выбирать на престол никого из бояр, а затем вошли в сношения с Сигизмундом и установили с ним условия соединения Москвы с Речью Посполитою под единою властью Владислава. Василию Шуйскому предстояло теперь не только ловить Вора, убежавшего из-под Москвы, не только сражаться с поляками, осадившими Смоленск, но и бороться с тою стороною московского общества, которая предпочитала боярской олигархии унию с иноверным государством. Если верить М.Г. Салтыкову, мысль об унии возникла у русских тушинцев не без ведома врагов Шуйского, живших в самой Москве. Так обстояли дела, когда Филарет был захвачен московскими войсками на пути к королю и доставлен в Москву, а в самой Москве скончался, неожиданно для всех, князь М.В. Скопин-Шуйский. Эти два случайные факта имели для царя Василия роковое значение174.
Скопин умер, по наиболее вероятному показанию, 23 апреля 1610 года. Филарет прибыл в Москву в середине мая, тотчас после боя под Иосифо- вым монастырем 11 (21) мая 1610 года, когда он был пленен войсками Гр. ВалуевадСмертью Скопина, как справедливо выразился С.М. Соловьев, "порвана была связь русских людей с Шуйским", и олигархический круг властвовавших бояр в лице Скопина лишился своей нравственной опоры. В лице же Филарета в Москву явился влиятельный и умный враг Шуйских, уже признавший в Тушине власть Владислава и располагавший в Москве целым кругом родни и клиентов.^Впоследствии бояре говорили о Филарете, что "он был тогда в Москве самою большою властью под патриархом, а братья его и племянники (были) бояре большие же". Потеряв Скопина, царь Василий утратил верность рязанских дворян, которые до тех пор хорошо ему служили; в князе Михаиле лишился он и посредника между его правительством и северными "мужиками", которых собрал и привел к Москве этот "страшный юноша". Без привычного и любимого руководителя земские рати теряли устойчивость своего настроения; их одушевление потухало, потому что гасла вера их в царя Василия и в его правительство, обвиненное в отравлении их любимца. Наоборот, с приездом Филарета получала руководителя враждебная княжатам и Шуйскому сторона некняжеского боярства. Кандидатура Владислава с ее условиями, принятая Филаретом и заявленная московскому населению задолго до падения Шуйских грамотами Сигизмунда, была для враждебных царю Василию бояр своего рода программой: она подавала надежду на замену олигархии княжат определенным государственным строем, в котором для княжат не было оставлено места, но боярам вообще дана была деятельная роль. Таким образом с кончиною Скбпина и с появлением в Москве Филарета Шуйский проигрывал: уменьшались его шансы на поддержку тех общественных сил, которые шли за Скопиным, и увеличивались силы враждебной ему боярской стороны175.
Если бы царь Василий и его партия, близкие к нему княжата, умели истолковать себе роковое для них значение происходящих событий, они поняли бы необходимость для себя держаться "заодин" против общих врагов в защиту благоприятного им правительственного порядка. Но именно согласия и не было между ними. В самом роде Шуйских была свара, которая достигла большой огласки и, по общему мнению современников, свела в могилу Скопина. Дяди Шуйские, по словам летописи, держали на племянника Скопина "мнение: и "рень" по такому случаю: в Москве узнали, что Прокопий ЛяпуноЁ, рязанский воевода, в письме к Скопину бранил "укор- ными словами" В.И. Шуйского, а самого Скопина "здороваше на царстве" еще в то время, когда тот был в Александровой слободе; Скопин, получив грамоту Ляпунова, смутился и рассердился, но не донес о ней царю Василию. Выходка Ляпунова была лишь отражением того, что думалось и говорилось во всем войске Скопина. Поляки имели известия, что в войске, шедшем со Скопиным к Москве, звали князя Михаила "царем". Василий Шуйский получал доносы "с клятвою", что вся земля желала видеть Скопина "скипетроносцем". Когда Скопин вступил в Москву, москвичи встретили его с великою честью и благодарили за избавление Москвы. На В.И. Шуйского с братьями горячее выражение народной любви к князю Михаилу произвело впечатление не в пользу Скопина: узнав, что он не донес на Ляпунова, они его подозревали в том, будто он не прочь пойти навстречу народным желаниям и принять царство. \Будем ли мы или не будем верить тому, что Скопина отравили завистливые родичи, все-таки мы не можем сомневаться в существовании крупных недоразумений и неудовольствий между Шуйскими. Безвременная погибель князя Михаила была истолкована московским обществом как естественное последствие семейной розни. К беде Шуйских рядом с семейною рознью разгоралась и партийная - в среде олигархического кружка между Голицыными и Шуйскими. Уже в 1609 году В.В. Голицын не скрывал своих дурных отношений к царю Василию: он один изо всех бояр приехал "к дьявольскому совету" заговорщиков, собравшихся против Шуйского на Лобном месте. Есть данные для того, чтобы подозревать этого князя, старшего из Голицыных, в стремлении стать на место царя Василия и взять в свои руки руководство княжатами и государством. Еще за полгода до свержения Шуйского, в январе 1610 года, шел определенный слух, что в Москве существовала сильная партия среди дворян и тяглого мира, желавшая воцарить Голицына вместо Шуйского, и что эта партия воздержалась от действия лишь потому, что узнала о нашествии Сигизмунда. Далее будет видно, что во дни свержения царя Василия князь В.В. Голицын держался так, как будто бы желал престола для себя. Присутствуя при этой глухой распре из-за власти, другие княжата, не имевшие претензии захватить первенство себе, были одинаково холодны и к Шуйским и к Голицыным. Они в лице князей Мстиславского и И.С. Куракина мало-помалу склонялись к мысли о том, что всего будет лучше иметь государя не из равной себе братьи, а из иноземного державного рода176.
Взаимное недружелюбие и холодность в отношениях лиц правящего кружка обнаружились так давно и для царя Василия составляли столь обычное явление, что, к его несчастью, не внушали ему должных опасений и не мешали ему заниматься очередными делами. Главным из таких дел был поход на короля под Смоленск. К нему и готовились Шуйские, продолжая то, чем}' начало положил покойный Скопин. Еще при его жизни отряды его войск действовали на путях к Литовской украйне: около Белой стоял князь И.А. Хованский, в Можайске были с авангардом главной армии князья А.В. Голицын и Д. Мезецкий. После кончины Скопина царю Василий передал высшее начальство над войсками своему брату Димитрию, который и выступил из Москвы против короля, - "изыде со множеством воин, но со срамом возвратися", по выражению Палицына. Известны обстоятельства его похода. Захваченный врасплох гетманом
Жолкевским, он должен был принять бой там, где не ожидал, и 24 июня при селе Клушине (верстах в 20 от Гжатска) был разбит наголову. Одним из самых существенных последствий Клушинского боя было то, что шведские войска, находившиеся в армии Дм. И. Шуйского, оказались отрезанными от путей к Москве и частью передались полякам, частью же ушли к шведским рубежам в Новгородскую землю. Таким образом, царь Василий остался без союзников, а собственные его служилые люди, разбежавшись с бою по своим городам и деревням, не явились более в Москву, хотя царь и посылал за ними. Рязанцы же - те самые рязанцы, которые высидели с Шуйским всю московскую осаду, - прямо "отказаша" ему в службе, т.е. подняли мятеж и оказали открытое неповиновение177.