19 С Ф Платонов
ГЛАВА ПЯТАЯ
третий период смуты: попытки восстановления порядка
Важнейшие из этих попыток
Москва лишилась правительства в такую минуту, когда крепкая и деятельная власть была ей очень необходима. Враги подходили к стенам самой Москвы, владели западным рубежом государства, занимали города в центральных и южных областях страны. С этими врагами необходимо было бороться не только за целость государственной территории, но и за независимость самого государства, потому что успехи врагов угрожали ему полным завоеванием. Нужно было скорее восстановить правительство: это была такая очевидная истина, против которой никто не спорил в Московском государстве. Но большое разногласие вызывал вопрос о том, как восстановить власть и кого к ней призвать. Разные круги общества имели на это разные взгляды и высказывали разные желания. От слов они переходили к действию и возбуждали или открытое народное движение или тайную кружковую интригу. Ряд таких явных и скрытых попыток овладеть властью и создать правительство составляет главное содержание последнего периода Смуты и подлежит теперь нашему изучению.
Среди многих попыток этого рода три в особенности останавливают внимание. В первую минуту после свержения Шуйского московское население думало восстановить порядок признанием унии с Речью Посполи- тою и поэтому! призвало на московский престол королевича Владислава. Когда власть Владислава выродилась в военную диктатуру Сигизмунда, московские люди пытались создать национальное правительство в лагере Ляпунова. Когда же и это правительство извратилось и, потеряв общеземский характер, стало казачьим, - последовала новая, уже третья, попытка создания земской власти в ополчении князя Пожарского. Этой земской власти удалось, наконец, превратиться в действительную государственную власть и восстановить государственный порядок. Истории этих трех эпизодов и посвящена, главным образом, настоящая глава. В ней мы будем избавлены от необходимости задерживаться на подробностях как потому, что строй общественных отношений в последний период Смуты проще и яснее сам по себе, так и потому, что нам уже известны все общественные элементы, принимавшие участие в московской Смуте, и нет нужды их вновь определять и характеризовать.
I
Шестой момент Смуты - установление королевской диктатуры. Решение народного совещания 17 июля 1610 года. Группировка лиц во временном московском правительстве. Состав правительства: "седмочисленные" бояре; земские представители. Порядок избрания Владислава и договор 17 августа 1610 года
Было показано, что при низложении царя Василия 17 июля 1610 года московским "вечем" за Арбатскими воротами руководили люди двух кругов. С одной стороны, действовали против Шуйских Ляпуновы, имея за собою князя В. Голицына, с другой - действовал Ив.Н. Салтыков, имея за собою, как "начального человека", тушинского патриарха Филарета. Обращаясь, по естественному ходу мысли, к вопросу о том, кому следует передать отнятую у Шуйских власть, 3. Ляпунов со своими рязанцами стали "в голос говорити, чтоб князя Василия Голицына на господарстве по- ставити". У Салтыкова же и прочих связанных с Тушином русских людей, до Филарета включительно, был иной взгляд на дело. Он ясно был выражен в известной нам тушинской "конфедерации" - договоре, которым взаимно обязались русские тушинцы после побега Вора из Тушина, в январе 1610 года. Они условились жить в мире, держаться заодин, не приставать к Шуйскому, "равно и бояр его и племянника и из иных бояр московских никого на государство не хотеть". Оставаясь верными этому принципиальному решению, Салтыков и вся его сторона не могли допустить воцарения Голицына. Они уже избрали в Тушине Владислава, иноземного королевича, и теперь должны были противопоставить его имя имени Голицына. То же самое народное сборище, которое свергло Шуйских, было вовлечено и в суждение о том, кому наследовать престол царя Василия. Оно слушало крики рязанцев в пользу князя Василия Васильевича; оно знало, разумеется, об избрании Владислава тушинскими боярами. Но оно не приняло сразу ни того ни другого имени, а остановилось на том, что усвоило принцип тушинской конфедерации: "никого из Московского госпо- дарства на господарство не избирати".
Это среднее решение было принято народным "вечем", как кажется, не вполне сознательно и единодушно. Одно современное известие говорит, что крестным целованием утвердились на том, чтобы не выбирать своего, именно "лучшие люди" - бояре и придворные дворяне. По другому известию, патриарх с московским духовенством и московская толпа и после решения 17 июля продолжали думать о "своем" государе из московских родов, голицынского или романовского. Соображая все эти данные, можно догадаться, в чьи руки попало руководство делами в то время, когда ни Голицын ни тушинская сторона не могли возобладать друг над другом на московском "вече". Их разлад выдвинул вперед третью группу лиц, принадлежавших к высшему боярскому кругу, во главе которых были князья Ф.И. Мстиславский и И.С. Куракин. Именно эта группа бояр скорее всех прочих московских деятелей могла настоять на том осторожном решении, чтобы принять принцип тушинской конфедерации, не принимая пока тушинского договора с Владиславом 4 февраля183.
Настроение этого боярского круга можно определить только наугад, однако же без большого риска впасть в грубую ошибку. Надобно помнить, что Куракин и Мстиславский входили в состав олигархического правительства, с которым Шуйские думали произвести в государстве княжеский, реакционный переворот. Они были ближайшими свидетелями постоянных неудач Шуйского и тех вопиющих злоупотреблений властью, перед которыми не останавливался царь Василий, обещавший стране справедливость и законность. Лучше других могли они понять, как слабо и неустойчиво было господство боярина, не имевшего в стране иной опоры, кроме родословных притязаний; как мало могло оно обеспечить порядок и охранить интересы населения; как мало, наконец, представляло оно гарантий для сохранения единства и согласия в самом правительстве. Чувство глубокого разочарования должны были вынести эти княжата из допущенного ими опыта боярского государствования. Естественно, что они не желали его повторения и не допустили провозглашения царем князя Голицына. Они должны были признать справедливой и правильной высказанную в Тушине мысль о том, чтобы не избирать на царство никого из бояр; эта мысль была им тем ближе, что сами они не искали царства, - Мстиславский по внутреннему убеждению, а Куракин потому, что не принадлежал к старшим ветвям своего рода. Более того, московские княжата, получив от Сигизмунда в его редакции статьи договора 4 февраля, не только знали об избрании Владислава, но и имели время обсудить эти статьи, оценить как условия предположенной унии с Речью Посполитою, так и основания того правительственного порядка, какой желали создать для Москвы тушинские политики. Кандидатура Владислава, речи о которой шли между московскими боярами уже в 1605 году, не пугала княжат и они охотно склонялись в ее сторону; по словам Жолкевского, князь Мстиславский был даже весьма расположен к Владиславу. Но статьи февральского договора не могли нравиться московским княжатам. Мы видели, что, при общем национально-охранительном характере, эти статьи носили на себе отпечаток определенной политической тенденции против московской княжеской знати и в пользу новой аристократии дворца и приказа. Февральский договор вовсе не помнил о "московских княженецких родах", но очень заботился о людях "меншаго стана". Уже потому княжата не могли принять договора без дополнений и оговорок. А кроме того, несовместно было с высоким положением московских думных людей, представлявших собою правительство всей страны, принять документ, составленный "воровским" боярством в королевском стане. Избрание Владислава Москвой должно было совершиться вне всякой зависимости от тушинских соглашений и на условиях, редактированных самим московским правительством. Вот почему на сборище за Арбатскими воротами князья-бояре, не допустив до власти Голицына, не провозгласили сразу и Владислава. Они лишь подготовили избрание королевича тем, что настояли на решении избрать государя из иноземных родов. Одна интересная подробность указывает на то, что такое решение было проведено очень видными и влиятельными людьми: сам князь В.В. Голицын, который не прочь был взять царство себе, был вынужден "укрепиться крестным целованием" с прочими "лучшими" людьми на том, чтобы не выбирать на царство своих московских людей184.
Такова была группировка лиц в московских руководящих кругах во время низвержения Шуйских. Познакомясь с нею, не повторим, вслед за С.М. Соловьевым, его мысли, что "тотчас по свержении Шуйского самой сильной стороной в Москве была та, которая не хотела иметь государем ни польского королевича, ни Лжедимитрия, следовательно, хотела избрать кого-нибудь из своих знатных людей". Напротив, сильнейшей была та сторона, которая желала королевича при условии заключения с ним нового договора. Люди этой стороны и стали во главе временного московского правительства, именуя себя обыкновенно общей формулой "бояре князь Ф.И. Мстиславской с товарищи". Можно думать, что они немедля занялись обсуждением тех оснований, на каких могло бы произойти признание Москвой Владислава; по крайней мере, когда Жолкевский начал переговоры с боярами под Москвой, бояре в первом же совещании с ним показали ему "большой свиток" (wielki zwitek) приготовленных ими заранее "статей" об условиях избрания королевича. При обсуждении этих статей в думе и на соборе с княжатами стали в единомыслии и другие из старейших московскию бояр, например, стороны Романовых, и таким образом создалась та знаменитая "семибоярщина", состав которой, до сих пор еще не вполне выясненный, нам предстоит определить185.
О том, как должно сложиться управление государством до избрания нового государя, у москвичей было вполне ясное представление. Они думали, что до царского избрания страной будут править "бояре", т.е. государева дума. Боярам они и целовали крест, прося их "за Московское государство стояти и нас всех праведным судом судити и государя на Московском государстве выбрати с нами, со всякими людьми, всей землей, со- слався с городы". Что эти слова "всею землею, сослався с городы" не совсем были пустым звуком, можно убедиться из некоторых боярских грамот 1610 года. Извещая города о перевороте 17 июля, бояре писали в некоторые города, чтобы оттуда "прислали к Москве изо всех чинов, выбрав, по человеку и к нам отписали". Спустя же месяц, когда Москва, не дождавшись выборных из городов, приняла в цари Владислава, в боярских грамотах выражалось как бы сожаление о том, что в Москву "из городов посяместа никакие люди не бывали". Мысль об общем земском совете, стало быть, обращалась тогда в умах, и боярское правительство признавалось лишь за временную власть, экстренные полномочия которой ограничивались только тем, чтобы созвать собор и устроить царское избрание. Обстоятельства не допустили точного исполнения подобных предположений. Выборные люди из городов в Москву не были собраны;