земский собор, хотя, по-видимому, и был составлен, не имел желательной полноты и тотчас после избрания Владислава Москвою перестал существовать, так как его члены в большом числе были посланы с князем В.В. Голицыным под Смоленск. Оставшаяся в Москве дума "седмочислен- ных бояр" долго считалась во главе текущего управления, а действительная власть перешла от думных людей к людям совершенно случайным. Оглядываясь на эту темную эпоху номинальной власти бояр и действительного господства "самых худых людей", современники иронически относились к боярскому правительству. Один из лучших наблюдателей того времени, именно автор хронографа 1616-1617 года, говорит, что после царя Василия "прияша власть государства Русскаго седмь московских бояри- нов, но ничто же ни правлыпим, точию два месяца власти насладишася". Они умыслили отдать государство Владиславу, пустили в Москву поляков, и поляки завладели царством; "седмочисленные же бояре Московские державы всю власть Русские земли предаша в руце литовских воевод". Немного неясные фразы хронографа выражают, однако, определенную мысль: после Шуйского власть перешла к боярской думе из семи бояр; дума не сумела удержаться на высоте достигнутого ею положения и уступила место иноземным воеводам и "русским мятежникам": Как это случилось, хронограф не объясняет; кого он разумеет под "седмочисленными боярами", он не говорит. Но он, во всяком случае, правильно и точно рисует нам судьбы боярского правительства под польским авторитетом186.
Имена "седмочисленных бояр" можно восстановить. Для этого нам послужит, во-первых, боярский список 1611 года, из которого возможно выбрать, - конечно, с известной осмотрительностью, - семь имен первенствовавших в тот момент в Москве бояр. А во-вторых, сохранился и современный перечень тех семи бояр, которые под стенами Москвы в сентябре 1610 года обсуждали с Жолкевским вопрос о введении в Москв'у польских войск. Это были князья Ф.И. Мстиславский, Ив.М. Воротынский, Ан.В. Трубецкой и Ан.В. Голицын, далее Ив.Н. Романов, Ф.И. Шереметев и князь Б.М. Лыков. Сопоставив эти семь имен с боярским списком, заметим, что они и в списке занимают высшие места; только между ними в списке помещены имена других бояр, так что имя князя Б.М. Лыкова находится не на седьмом, а только на четырнадцатом месте, имя же И.Н. Романова поставлено даже на семнадцатом месте. Стало быть, необходимо для того, чтобы примирить показания обоих документов, объяснить, почему некоторые из первых семнадцати лиц боярского списка не вошли в "семибоярщину". Эти лица - князья Василий и Иван Голицыны, князья Андрей и Иван Куракины, князь Ю.Н. Трубецкой, князь Ив.Н. Одоевский, М.Г. и И.Н. Салтыковы, М.Б. Шеин и князь М.Ф. Кашин. О них есть кое-какие известия, за исключением одного очень старого и ничтожного князя Андрея Петр. Куракина. О нем не знаем, где он был, когда съехал с воеводства из Великого Новгорода; всего вероятнее, что, смененный в Новгороде князем Ив.Н. Одоевским, он после службы, по обычаю, был в своих вотчинах и еще не являлся в Москву. О прочих боярах можем сказать следующее: князь В.В. Голицын был послан в послах к Сигизмунду, а о брате его, князе Иване, сами родные в то время не имели "слуху" где он; заключаем это из письма князя Андрея Голицына к брату Василью от 20 сентября 1610 года. Князь И.Н. Одоевский и М.Б. Шеин сидели на воеводствах в Новгороде и Смоленске. Князь Ю.Н. Трубецкой и М.Г. Салтыков не принадлежали к числу московских бояр, а были из тех, которые, по выражению В.В. Голицына, "за Москвою в бояре ставлены", т.е. у короля и Вора. Далее будет видно, что М.Г. Салтыков стал в Москве отдельно от "седмочисленных бояр". Наконец, известно, что в то время, о котором идет речь, Ив.Н. Салтыков еще не был сказан в бояре Сигизмундом. Остаются князья М.Ф. Кашин и И.С. Куракин. О первом из них знаем, что он умер в 1611 году и что сам он не подписывал грамот, шедших от боярской думы в начале этого года. За него рукоприкладствовал князь Б.М. Лыков. Ничтожность и безвестность М.Ф. Кашина позволяет думать, что он не играл роли в современных боярских кругах и по этой причине не попал в среду седмочисленных правителей. Не то представлял собой талантливый и прославленный боевыми успехами князь И.С. Куракин. В указанный нами современный перечень "семи" бояр, ведших переговоры с Жолкевским за стенами Москвы, Ив.С. Куракин не включен, потому что он, кажется, вообще не выезжал в те дни из города, начальствуя московским гарнизоном "для береженья" от Вора. Принадлежал ли он к "седмочисленным" боярам? Если да, то мы получим с ним не семь, а восемь имен, и должны будем кого-либо выбросить из указанного выше перечня. Но, кажется, в этом нет нужды. Современники, при царе Михаиле вспоминавшие обстоятельства Смуты, резко выделяли князя Ив.С. Куракина из прочих бояр и официально указывали на то, что он "с польскими и литовскими людьми на разорение Московскому государству советник был". Он по воцарении Михаила даже "послан был на службу", иначе говоря, сослан в Сибирь. Его поведение в Смуту, "в московское разоренье", почиталось впоследствии гораздо худшим, чем поведение даже князя Ю.Н. Трубецкого, который открыто служил Вору, а потом и Сигизмунду. Все это заставляет думать, что И.С. Куракин после свержения Шуйских стал решительно клониться в сторону Сигизмунда, отошел от "седмочисленных бояр", стоявших на почве договора с Владиславом, и соединился с "русскими мятежниками", упразднившими власть семи бояр187.
Если эти соображения соответствуют действительности, то ясно, что в современном перечне семи бояр мы имеем точный состав "семибоярщины" в тот момент, когда ее власть уже кончалась, именно в конце сентября, через два месяца после свержения царя Василия, пред занятием Москвы гетманскими войсками. В начале же того двухмесячного срока, в течение которого бояре, по выражению хронографа, "наслаждались" властью, т.е. летом 1610 года, в состав боярской думы входил, без сомнения, и князь В.В. Голицын. Был ли он восьмым, или же при нем не бывал в думе кто-либо из "семи" прочих, мы не знаем, но во всяком случае, от перемены одного-двух имен в среде "седмочисленных" бояр общий характер этого правящего круга в наших глазах не изменится. Он таков, как выше мы его определили. В семибоярщине соединились остатки олигархического круга княжат времени Шуйских (Голицыны и Воротынский с близкими к ним Мстиславским и Трубецким) и сторона Романовых (Ив.Н. Романов и князь Б.М. Лыков с близким к ним Ф.И. Шереметевым). Семибоярщина явилась как бы компромиссом между двумя слоями старого боярства, сошедшимися в одном намерении посадить на царство чуждого обоим слоям иноземца.
Современник говорит, что боярам не удалось править страною и что они должны были передать власть в руки "литовских воевод". Он не объясняет, как это произошло, но самый краткий обзор событий за конец лета и осень 1610 года удостоверит нас в том, что седмочисленные бояре не сумели или не смогли удержаться на вершине московского порядка и действительно попали в позорную зависимость от польских людей и московских "мятежников".
Уже было упомянуто, что в июле 1610 года бояре заботились о созва- нии в Москву выборных от городов для царского избрания и что потом они сами открыто сознавались, будто на их зов из городов в Москву "никакие люди не бывали". Попытка созвать выборных представителей от местных миров, если бы даже велась энергичнее, чем взялись за нее бояре, вряд ли могла бы привести к успеху в те тревожные дни. Южная половина государства давно не слушалась Москвы; центр его был ареною смуты, а северные города слишком далеко отстояли от столицы, чтобы поспеть в короткое время прислать в Москву выборных. Москва же не могла ждать, потому что находилась между двух огней. Вор присылал в столицу своих агентов, а гетман писал боярам о Владиславе и спешил сам от Можайска к Москве. Бояре не могли на долгое время оттянуть начало переговоров с гетманом, тем более, что сами они уже предрешили не только выбор Владислава, но и самые условия этого выбора. К тому же они, очевидно, желали придать делу такой вид, как будто Москва по доброй воле сама пришла к мысли о Владиславе; этого требовало чувство национального достоинства. Вот почему дума почин в переговорах взяла на себя. По летописи выходит, что бояре первые "послаша к гетману о съезде". По словам Жолкевского, бояре, назначив время для съезда с гетманом, при первом же свидании с ним объявили ему, что имеют полномочие (potestatem statuendi) от всех "чинов" и действуют "именем всего царства". Они говорили, что Владислав избран всем государством, и сразу же предъявили гетману условия избрания, которые вслух читал ему думный дьяк Василий Телепнев188.
Таким образом, на первый взгляд представляется бесспорным, что боярская дума обстоятельствами была приведена к некоторому самоуправству и объявила за собою такие полномочия, каких, пожалуй, и не имела. С нашей точки зрения, она не могла действовать именем государства, если не собрала в Москву выборных из городов, а она сама, уже совершив избрание королевича, признавалась, что "из городов посяместа никакие люди не бывали". Однако приложимы ли наши мерки к понятиям того времени и можно ли обвинить бояр, безо всякой оговорки, в том, что они пошли на открытую ложь, когда говорили и писали, что королевич избран не ими одними, а "всякими людьми"? Думаем, что нет. Сохранились некоторые указания на то, что бояре не были столь легкомысленны и лживы в деле такой исключительной важности, как избрание царя. Если им и не удалось собрать в столицу выборных представителей земщины, они все-таки сохранили возможность прибегнуть к старому порядку составления "совета всея земли" на начале представительства не по земскому выбору, а по правительственному избранию. Можно не сомневаться, что они так именно и поступили. В грамотах из Москвы, которыми объявлялось избрание королевича, находим заявление, что бояре, князь Мстиславский "с товарищи", действовали "всем Московским государством, советовав со святейшим с Ермогеном патриархом всея Русии, с митрополиты и с архиепископы и со всем освященным собором, с бояры и с окольничими и с дворяны и с дьяки думными, и с стольники и с стряпчими и с дьяки, и с дворяны и с детьми боярскими, и с гостьми и с торговыми людьми, и с стрельцы и с казаки, и со всякими служивыми и с жилецкими людьми всего Московского государства". Такой перечень московских чинов, обычно призываемых на земские соборы, приводится не в одной, а во многих грамотах семибоярщины; некоторые же грамоты составлялись прямо от лица этих чинов, в числе которых были называемы не один раз и "дворяне из городов". Можно даже утверждать на основании одной частной разрядной записи, что эти городские дворяне были из тех, "которые служат по выбору", т.е. принадлежа к городскому списку, служили, однако, не со своим "городом", а с московскими дворянами в самой Москве. Так обнаруживается возможность существования в Москве совета всех чинов, своего рода земского собора, которому седмочисленные бояре предъявили дело о царском избрании и об условиях принятия королевича на московский престол. Но эта возможность станет для нас действительностью, если мы вдумаемся в состав посольства, отправленного в сентябре 1610 года из Москвы к Сигизмунду по Смоленск по делу об избрании Владислава. Известен список лиц, вошедших в свиту главных послов. Собственно прслами были от освященного собора митрополит Филарет и от думы по человеку из каждого думного чина, - боярин князь В.В. Голицын, окольничий князь Д.И. Мезецкий, думный дворянин В.Б. Сукин и думный дьяк Томило Луговский. Это были послы от высшего московского правительства. С состоявшим при них дьяком Сыдавным Васильевым они представляли уполномоченную для переговоров коллегию, на имя которой были составлены верительные грамоты к королю и королевичу. При послах состояли: представители московских придворных чинов и московских дворян, всего семь человек; затем "дворяне с городов", всего около 40 человек из 34 уездов (от Галича до Орла и от Великого Новгорода до Рязани); стрелецкий голова и семь стрельцов московских; несколько "приказных людей", подьячих; один гость и пять торго