ковным, могло показать только время. В Ярославле же были расположены выжидать. Собираясь для общего "очищения" государства, там не были намерены во что бы то ни стало спешить под Москву: "не в самом же деле, - говорит И.Е. Забелин, - они шли только на Хоткевича, только пособлять казацким воеводам!" Это казалось нужным одному Палицыну, в Ярославле же, как сейчас увидим, понимали свои цели иначе. Сам Пожарский позднее писал о себе, что он из Ярославля хотел было итти со всеми людьми под Москву, но, "видя злое начинание Ивана Заруцкого и атаманов и казаков, под Москву не пошли, а послали по городом воевод с ратными людьми". Причины такой перемены в своих военных планах нижегородские воеводы объяснили "всей земле" с полною обстоятельностью и откровенностью237.
Тотчас по приходе в Ярославль, 7 апреля, власти земского ополчения, "бояре и окольничие и Дмитрий Пожарский" с прочими "всякими служивыми и жилецкими людьми", разослали по городам грамоты с извещением о своем ополчении и с призывом к общему соединению. После столкновения с казаками из-за Ярославля власти ополчения уже не стеснялись в отзывах о Заруцком и казаках. Они говорили, что, убив Ляпунова, эти "старые заводчики великому злу, атаманы и казаки, которые служили в Тушине лжеименитому царю", желали всем в государстве "по своему воровскому обычаю владети"; что, захватив власть, казаки и "начальник их" Заруцкий грабили, насильничали и разогнали из-под Москвы служилых людей; что, наконец, казаки снова стали служить самозванцам, Ма- ринкину сыну, и псковскому вору (которому в таборах присягнули всем войском 2 марта 1612 года). Этим самым казаки вернулись к "своему первому злому совету: бояр и дворян и всяких чинов людей и земских и уездных лучших людей побита и животы разграбити и владети бы им по своему воровскому казацкому обычаю". Указывая на казачий "первый совет", т.е. на давнее казачье стремление к общественному перевороту, ярославские власти призывали всю земщину сойтись на свой земский "общий совет" и выбрать "по совету всего государства" государя, чтобы стоять с ним вместе "против общих врагов, польских и литовских и немецких людей и русских воров, которые новую кровь в государстве всчинают". Для этой цели общего соединения и царского избрания ярославская грамота приглашала города поскорее пристать в Ярославль "изо всяких чинов людей человека по два и с ними совет свой отписати за своими руками". Наконец, города призывались к участию в жертвах на земское ополчение. Подписана ярославская грамота не одним Пожарским, а боярами В.П. Морозовым и князем В.Т. Долгоруковым, окольничим С.В. Головиным, несколькими стольниками, дворянами и дьяками, гостем Гришею Никитниковым и, наконец, тяглыми людьми (всего до 50 подписей)238.
Смысл этой грамоты 7 апреля 1612 года совершенно ясен, Пожарский и те пятьдесят человек, которые при нем составляли тогда "общий совет" (пока еще не "всей земли"), объявляют всей земле, что они желают устроить в Ярославле общеземское правительство и в Ярославле же выбрать законного государя. Царское избрание они ставят необходимым условием дальнейшей борьбы с врагами. О походе своем под Москву они не говорят вовсе, просят только города отписать от себя "под Москву в полки", чтобы там отстали от воровства и "под Москвою стояли безотступ- но". Не может быть сомнения в том, что в Ярославле "очищение" государства не отождествляли с освобождением самой Москвы и, не спеша итти под московские стены, считали более важным образование законной и прочной власти, под управлением которой могло бы сплотиться и окрепнуть утомленное Смутою общество. Московскую же осаду пока предоставлялось вести казакам: для земщины было даже выгодно, что ее враги должны были тратить свои силы во взаимной борьбе под Москвою.
Как известно, царское избрание в Ярославле не состоялось, но прочное временное правительство там было образовано. Состав его, к сожалению, может быть определен лишь приблизительно. В совокупности своей оно представляло собою земский собор обычной московской конструкции, иначе говоря, оно слагалось из духовного совета, заменявшего патриарший "освященный собор", боярского совета, заменявшего московскую государеву думу, и земских выборных служилых и тяглых чинов. Во главе освященного собора, или "властей", по терминологии летописи, был поставлен живший на покое в Троицком монастыре бывший ростовский и ярославский митрополит Кирилл, тот самый, который был в Ростове перед назначением туда Филарета. Можно, кажется, угадать, почему выбор ярославских воевод остановился на Кирилле, и он был вызван от Троицы "на прежний свой престол" сначала в Ростов, а оттуда и в Ярославль. В Ярославле желали иметь такого иерарха, который мог бы почитаться главою всего московского духовенства и мог бы своим присутствием ут-
23 С Ф. Платонов вердить законность ярославского правительства. Так как патриарх Гермоген умер в начале 1612 года, то его надлежало заменить временным заместителем. Таким, по обычаю, должен был бы считаться новгородский митрополит, первый среди русских митрополитов "местом и святительским седанием", но новгородский митрополит Исидор был в шведском порабощении и со всем Новгородом стал "особно" от Московского государства служить шведскому королевичу. За ним по старшинству следовал казанский митрополит Ефрем, но он был необходим в Казани, где не было воевод и сидел ненадежный дьяк Шульгин. Поэтому ярославские воеводы, чествуя Ефрема, "яко некое великое светило", в то же время не звали его к рати в Ярославль. За казанским митрополитом следующее место принадлежало ростовскому митрополиту, которого местопребывание было всего ближе к Ярославлю. Так как Филарет ростовский был в польском плену, то вспомнили о его предшественнике, и потому поставили Кирилла во главе духовных властей в Ярославле, а в то же время обращались по важнейшим делам и в Казань, к первенствовавшему в иерархии Ефрему. Так образовано было временное церковное управление. Под главенством Кирилла мало-помалу сложился в Ярославле такой церковный совет, который почел себя вправе именоваться "освященным собором"; вместе с земскою ратью перешел он потом под Москву и участвовал в царском избрании239. Рядом с освященным собором образовался в рати своего рода "синклит". Летописец систематически зовет его словом "начальники", различая деятельность этих начальников и полного состава земского собора - "всее земли". По изображению летописи, ратью управляли начальники, "докладывая" о некоторых делах митрополиту Кириллу, а о других "думая" со "всею землею", со "всею ратью" или с "Московского государства народом". Грамоты, выходившие из земской рати разумели этих начальников под обычными выражениями: "бояре и воеводы", "бояре и окольничие". К этому прибавлялось всегда особое упоминание о Пожарском, который был по своему положению главного земского воеводы, членом боярского синклита, хотя и не носил думного чина. В некоторых случаях это упоминание отличалось торжественностью и вычурностью: "бояре и воеводы и по избранью всех чинов людей Российского государства в нынешнее настоящее время того великого государства многочисленного войска у ратных и у земских дел стольник и воевода Дмитрий Пожарский с товарищи". Таким образом, ратный синклит состоял из двух слоев: собственно думных чинов и ратных начальников. Это не была нормальная боярская дума, потому что ее уже совсем тогда не существовало, как не существовало и правильного патриаршего совета. Но ратный синклит усвоил себе все функции боярской думы, а вместе с тем пользовался и ее обычным названием, именуя себя "боярами". Личный состав этого синклита не вполне известен; по грамотам можно указать лишь несколько бояр и окольничих, стольников и дворян, в него входивших. Наиболее подробный их перечень находится в грамоте 7 апреля 1612 года, о которой шла речь выше. Если не ошибаемся, до самого соединения ярославской рати с табором боярина князя Д.Т. Трубецкого под Москвою у Пожарского было только два боярина: Вас. Петр. Морозов и князь Вл. Т. Долгорукий. Первый пришел из Казани, где был воеводою, под Москву в июле 1611 года и оттуда перешел в Ярославль; вторрй, счастливо избежав московского плена, приехал в Ярославль, кажется, из новгородских мест240. Наконец, что касается до уполномоченных земских людей, служилых и тяглых, то присутствие их при Пожарском в роли "совета всея земли" уже давно не подвергается сомнению. Было выше указано, что еще в апреле 1612 года Пожарский с товарищами просил города о присылке к нему для совета "изо всяких чинов людей человека по два" с письменными наказами. С такой просьбой Пожарский обратился даже в Великий Новгород, предлагая новгородцам вместе с уполномоченными прислать ему точные сведения об условиях договора Новгорода со шведами. Насколько можно судить по летописи и прочим документам, земские представители собрались в Ярославль и принимали там участие в ведении дел военных, судебных и даже дипломатических. Когда Пожарский послал в Новгород с С. Татищевым посольство, то в него вошли "ото всех городов по человеку", "дворяне разных городов". Когда новгородское посольство приехало в Ярославль, то при его приеме присутствовали не одни "начальники": Пожарский писал в Новгород, что "ныне изо всех городов при ваших посланниках были многие всяких чинов люди и то слово по вашему письму слышали". Ответ на новгородские предложения обсудили тоже не одни начальники, а весь "народ" митрополит Кирилл и начальники и все ратные люди", т.е. весь ратный совет. Когда на жизнь Пожарского было сделано покушение, виновных допрашивали "всею ратью, и посадские люди" и наказание им назначили "землею ж". Точно так же "все ратные люди" приговорили дать "жалованье, денег и сукон" служилым людям, присланным в Ярославль из-под Москвы в послах от своих товарищей, "украинских людей". Нельзя определить точно состав этой "всей рати" и "всей земли" и изучить действительные отношения ратного совета к руководителям рати, ее "начальникам", но, во всяком случае, не подлежит никакому сомнению, что и иностранцам и русским современникам ратный совет казался правильным и полномочным народным собранием. Именно так оценивает Петрей "московские сословия" или "русские сословия" в Ярославле (die Musscowitischen Stande, die zu Jarosslaw versam- leten Reussischen Stande). В русских же актах приговоры ратного совета в Ярославле и под Москвою в 1612-1613 гг. прямо называются "советом всея земли" и признаются за распоряжения верховного правительства. На этот совет неизменно опираются во всех своих распоряжениях "бояре и воеводы"; его именем действует и вся ярославская администрация, образованная по привычному московскому шаблону в виде "приказов" и различных "изб", как в самом Ярославле, так и во всех прочих городах, подчинившихся ярославской юрисдикции241.