ремя войны; Противодействие английским контрабандистам; Размещение войск; Сила артиллерии[578].
Во второй записке автор говорит о серьезной проблеме города, о которой не упоминал в первой: это нехватка питьевой воды. Из трех источников, расположенных поблизости от города, хорошую воду дает только один — самый дальний. Он никак не обустроен, и его загрязняют люди, постоянно толпящиеся вокруг.
Население города во второй записке автор увеличил до 1500 жителей. Как и в первый раз, он попытался представить весь городской социум, разделив его на классы. Очевидно, изначально в голове у него не было четкой схемы для подобной классификации, и он вырабатывал ее спонтанно по ходу сочинения записок, в результате чего в двух сочиненных им текстах население города оказалось структурированным по-разному. Если в записке 1783 года Ланжерон разделил жителей Роскоффа на три класса (земледельцев, моряков и наемных работников торговых домов), то в записке 1785 года классификация городского населения предстает более полной: «Жителей можно разделить на четыре класса: первый состоит из дворян и особ, живущих по-дворянски, большинство из них отставные военные и продолжающие нести службу в береговой охране; второй — из французских и английских купцов; третий — из мелких торговцев и трактирщиков; четвертый и самый многочисленный включает в себя земледельцев, матросов, рыбаков, извозчиков и рабочих»[579]. То есть все три класса населения из первой записки во второй записке попали в один и тот же класс — четвертый. Автор специально отмечает, что в городе нет врачей, хирургов и судейских (officiers dejudicature), имеется лишь один синдик, ответственный за размещение войск. Но, как и в первом случае, в перечне отсутствует духовенство, хотя в самом начале второй записки Ланжерон сообщил, что в городе есть кюре, викарий, два священника и монастырь капуцинов.
Какими критериями руководствовался граф де Ланжерон, описывая и классифицируя население города Роскофф? Самыми разными: он принимал во внимание род занятий, сословную принадлежность, образ жизни, имущественное положение. Но в этом разнообразии прослеживается закономерность: он отказывается от сословных характеристик в пользу профессиональных. Духовенство в обеих записках оказалось за рамками классификации — вероятно, по причине его малочисленности. Дворян он спокойно объединил с «особами, живущими по-дворянски», подчеркнув при этом, что большинство из них — военные, то есть их объединяет не только место в традиционной сословной иерархии но и общая профессия. Примечательно также, что Ланжерон вообще не употребляет понятий «ранг» или «сословие»; он говорит о «классах». В двух составленных им записках этот термин наполнен разными смыслами. В первой записке он обозначает род профессиональной деятельности (земледелец, моряк, рабочий). Во второй — характеризует группы, отличающиеся друг от друга большим или меньшим престижем профессии и имущественным положением (так, купцы и мелкие торговцы отнесены к разным классам). Но в обоих случаях изображенное Ланжероном городское общество состоит не из сословий. Подобно буржуа из Монпелье, хотя и на иной лад, граф де Ланжерон в своих записках отошел от традиции и заглянул в XIX век.
Преображенская А. А.[580]Иммиграция во Франции в зеркале общественного мнения
Франция в качестве этнически неоднородного государства и страны массовой иммиграции столкнулась с проблемами интеграции в общественную ткань светского, демократического государства многочисленных переселенцев, сознание которых формировалось в иной социокультурной среде. Иммиграция стала важным фактором влияния на экономическую, социальную, политическую и культурную жизнь страны.
В данной статье ставится задача рассмотреть эволюцию отношения общества к иммиграции и порождаемым ею проблемам.
Давняя история и крупномасштабный характер миграции обуславливает многочисленность приезжего населения, причем в последние десятилетия наблюдается расширение географии миграционных потоков[581]. В 2014 г. среди иммигрантов насчитывалось 31.5 % выходцев из европейских стран, 43.8 % — из стран Африки и 14.5 % — из государств Азии[582]. Существенная часть переселенцев приходится на гуманитарных мигрантов с низким уровнем образования, что не обусловлено потребностями рынка труда и существенно ограничивает возможность их трудоустройства. Для значительного количества иммигрантов основой цивилизационной самоидентификации является ислам. Буквально за 50 лет во Франции образовалась самая многочисленная в Европе арабо-мусульманская диаспора, которая составляет по разным оценкам свыше 5 млн. человек.
Расселение мигрантов по территории страны отличается неравномерностью и концентрацией в ограниченном ряде ареалов. 60 % приезжих и их потомков проживает в трех регионах — Иль-де-Франсе Роне-Альпах и Провансе-Лазурном берегу или, иначе говоря, в пригородах Парижа, Лиона и Марселя. Десятилетиями в эти пригороды стягивались безработные, иммигранты, зачастую не имеющие прав на жительство, лица с низким уровнем образования и профессиональной квалификации, неблагополучные семьи и пр., а покидали их — имеющие стабильный заработок рабочие и служащие, что способствовало геттоизации этих кварталов.
Чем больше иммигрантов проживает в отдельных кварталах, тем более межличностные отношения замыкаются на лицах своей национальности, тем интенсивнее становится соблюдение религиозных обрядов. По словам социолога Д. Лаперони, социальная и этническая сегрегация привела к формированию в ряде кварталов «альтернативного контр-общества», характеризующегося тесными связями между его членами и отсутствием позитивного взаимодействия с представителями аутгрупп[583].
Еще с конца 90-х годов наблюдается тенденция к реисламизации потомков переселенцев, которую французские исследователи связывают с неудачами в социально-экономической интеграции мигрантов особенно представителей их второго-третьего поколений[584]. За официальной риторикой равенства шансов и возможностей скрывались социальная сегрегация при получении образования и дискриминация по происхождению при трудоустройстве. Молодые потомки иммигрантов чувствовали себя в стороне от национального сообщества. По убеждению политолога Жиля Кепеля, религия преподнесла последним компенсацию чувства социальной, политической и экономической невостребованности[585]. В мире бедности именно ислам стал доступным культурным ресурсом. Интенсифицируется отправление религиозных обрядов — становится более регулярным посещение мечетей, практика рамадана, а также употребление исключительно халяльной пищи. Сказались и внешние факторы: палестино-израильский конфликт, иракский, афганский, ливийский и особенно сирийский кризисы сыграли на руку идеологам исламизма.
Все это представляют источник острых социально-политических проблем, решение которых требует поиска адекватной интеграционной модели. Проводившаяся более 40 лет политика социального выравнивания имеет более чем скромные результаты. Видимыми проявлениями сложностей, с которыми сталкивается французское общество, стали погромы и бунты иммигрантской молодежи в пригородах, серия масштабных террористических актов 2015–2016 гг., большинство исполнителей которых, несмотря на иностранные корни, выросли во Франции. Эти процессы в свою очередь питают исламофобию местного населения и порождают конфликтность в межконфессиональных отношениях.
Политическим последствием сложностей французской интеграционной модели стал рост влияния партии Национальное объединение (до 1 июня 2018 г. — Национальный фронт), находящейся на крайне правом фланге политического спектра, связывающей рост безработицы, преступности и терроризма с увеличением количества иммигрантов. Большинство (54 %) французов считает, что иммиграция вызвала в стране негативные изменения, в частности рост давления на социальные службы и усиление конкуренции на рынке труда[586]. Пользу иммиграции для экономики признали только 16 % опрошенных, для культуры — 28 %[587].
С иммиграцией жители страны связываются и резкое усиление террористических угроз. С сентября 2015 г. по март 2016 г., после серии террористических актов, значительно увеличилась (с 59 до 80 %) доля французов, полагающих, что под видом мигрантов в страну могут проникать террористы[588].
В феврале 2018 г. 63 % французов считали, что иммигрантов в стране слишком много[589]. Вместе с тем такое же количество — 63 % опрошенных полагали, что Франция должна принимать беженцев, которые «подвергаются гонениям на родине»[590]. По сравнению с 1990-ми годами население стало несколько толерантнее относиться к присутствию мигрантов на рынке труда. Так, в декабре 2012 г. 70 % французов были согласны c утверждением, что переселенцы исполняют такую работу которая не привлекает коренное население, 54 % согласились с тем, что сокращение числа мигрантов никак не отразится на количестве безработных. Только 24 % опрошенных выступали за приоритет французам при трудоустройстве, тогда как в 1990-х гг. такого мнения придерживались 45 %[591].
Вопрос об интеграции иммигрантов в общество лежит не только в социально-экономической, но и социокультурной плоскости. Во Франции проживают последователи различных течений ислама — от традиционного классического до неофундаменталистских течений приверженцы которых отвергают европейские ценности и стремятся в максимально возможной степени жить по законам шариата. Вопрос состоит в том, может ли ислам стать совместимым со светскими, республиканскими нормами и институтами. Неотъемлемой чертой французской идентичности является светский характер Республики. Еще в 1905 г. церковь была отделена от государства, преподавание никаких религий в государственных учебных заведениях не допускается В 2004 г. принят закон о запрете знаков религиозной символики в школах, в 2010 г. — о запрете в общественных местах одежды, закрывающей лицо.