Опьянение победой проходило под влиянием тяжелой действительности: «Процветают черный рынок, коррупция, спекуляция, хищения нехватка транспортных средств. Повсюду царит беспорядок» — писал один современник[691]. Спадал и ажиотаж «вильсонизма». Исследование данных контроля за корреспонденцией, проведенное Ж.-Б. Дюрозелем, показало, что к концу 1918 года среди народных масс приверженцев лозунга «Вильсон — проповедник» встречалось гораздо меньше, чем называвших его «марионеткой; опасным персонажем; сумасшедшим и чокнутым; большим болтливым и тщеславным попугаем»[692].
Один из представителей британской делегации в начале Парижской конференции Гарольд Никольсон вспоминал: «Военные формы двадцати шести иностранных армий исказили стиль парижских улиц. Нервы Парижа, казалось, скрипели так, что было слышно. Французы реагировали на это нашествие варваров отнюдь не любезно. Почти с самого начала они настроились против американцев с озлобленным негодованием. Постоянные окрики их газет и дерзость их нападок все возрастали и возрастали … Совокупный эффект всей этой газетной шумихи, поднятой у самых ворот конференции, нервировал всех её участников»[693].
Информационный фон конференции был организован на самом верху, и это было известно представителям США. Один из французских издателей передал Вильсону тайные инструкции правительства Франции прессе: «1) подчеркивать факты республиканской оппозиции Вильсона в Америке; 2) подчеркивать состояние хаоса в России и необходимость союзной интервенции; 3) убеждать читателя в способности Германии платить больше репараций»[694]. Видимо, исполняя предписание, газета «Эхо де Пари» взялась за освещение внутриполитической обстановки США и демонстрировала французским читателям снижение поддержки Вильсона на родине и растущую республиканскую оппозицию[695]. Газеты указывали, что Франция является наиболее потерпевшей стороной и нуждается в германских выплатах, а США, понесшие наименьший ущерб, занижают размеры выплат. Так, например, праворадикальная газета «Аксион франзес» в материале под заголовком «Справедливости!» приводила статистику полученного ущерба: «в войне Франция потеряла 62 % своего [национального — И. С.] богатства Англия — 32 %, США — 4,5 %»[696].
Как отмечает историк В. И. Лан, когда на секретных совещаниях президента с премьер-министрами Вильсон пытался упорствовать в вопросах, непосредственно касающихся Франции, парижские газеты нападали на него, указывая, что Вильсон является генералом без армии, что американский народ от него отвернулся во время последних выборов в Конгресс. Стоило только в парижской прессе назвать Вильсона «германофилом»[697], как президент тут же переходил от настойчивости к компромиссу[698]. Хотя уже упомянутый Гарольд Никольсон считал, что «Вильсон не так сильно возмущался, когда газеты обвиняли его в том, что он хочет быть духовным владыкой, или ругали за то, что он не посетил разрушенных районов Франции, или открыто обвиняли в том, что он настроен прогермански, или называли пророком, преследуемым своей мечтой. Но против чего он возражал, — это против тех забавных каламбуров, с которыми выступали по его адресу французские газеты, непрестанного окружения его имени не ореолом почтения, а цепью насмешек по поводу его поведения. Каждый инцидент был использован французской прессой, чтобы изобразить президента в смешном свете»[699].
Действительно, карикатур, высмеивавших Вильсона и американцев выходило более чем достаточно. Приведем, например, некоторые из юмористического журнала «Рир»: разговор двух американцев у барной стойки: «Почему ты не хочешь возвращаться в Нью-Йорк? Нас встретят как победителей!» — спросил первый. «Но мы же не сражались…» — ответил второй. «Разве американцам нужно сражаться чтобы быть победителями?»[700]; карикатура под заголовком «Принципы Вильсона»: муж, застающий свою жену в постеле с американским солдатом: «Не сердись, дорогой! Он меня заверил, что это для твоего же блага!» — говорит жена. «Да, наш президент хочет, чтобы французы отдыхали!» — добавляет американец[701]; Разговор аллегоричных образов стран Марианны и Дяди Сэма на фоне отвернувшейся Германии: «Моя дорогая подруга, если она [Германия — И. С.] заплатит, то она разорится!» — обратился Дядя Сэм к Марианне. «Но мой дорогой друг, если она не заплатит, то я разорюсь уже дважды», — ответила Мариана[702]; изображение Вильсона в виде садовника (во время кратковременного возвращения Вильсона в США): «Неужели я ошибся? Я посадил оливковое дерево, а вернувшись обнаружил „волчьи пасти“ [дословный перевод французского названия цветка „львиный зев“, с которым автор карикатуры иронично сравнивает участников конференции — И. С.] и „пятилистную левкою“ [французское разговорное выражение, обозначающее „оплеуху“ — И. С.]»[703].
Таким образом, мы видим, как по мере приближения мирных переговоров трансформировались и осложнялись франко-американские отношения, развивавшиеся до этого в ключе союзного единения. Жорж Клемансо и политические элиты Франции были глубоко заинтересованы в американской помощи в виде военных сил, товаров и кредитов, для чего были вынуждены считаться с идеалистической и либеральной риторикой президента Вильсона, настороженно относясь к его проекту Лиги наций. Боясь потерять свое влияние на лидеров стран Антанты после перемирия, Вильсон, очевидно, решил сразу навязать им часть пунктов своей программы, пока те находились от него в сильной зависимости. Состоявшиеся переговоры обнажили противоречия глав правительств и их неготовность безоговорочного принятия «Четырнадцати пунктов», успевших стать для европейской общественности идеологической основой будущего мира. В условиях накаленной внутриполитической обстановки французской элите пришлось пойти на уступки и отложить реализацию национальных интересов до мирной конференции. Однако после заключения перемирия, когда бои перенеслись в дипломатические сферу и сражения шли уже не с Четвертным союзом, а между самими победителями, США предстали перед французами в роли серьезного политического соперника.
Тутберидзе И. Д.[704]Как французы видели расширение Европейского союза четверть века назад
Отношение французов к расширению ЕС в начале XXI в. нашло отражение в разнообразных дискуссиях, манифестациях, партийно-политической борьбе, разногласиях и спорах с европейскими бюрократами в ходе саммитов ЕС, протестном голосовании, а также в прессе и в многочисленных опросах общественного мнения.
Несмотря на довольно широкое освещение в СМИ деятельности Европейского Союза, европейцы, в общем, немного знают о нем. Например, в 2002 г. 47 % французов не могли назвать ни одну страну вступающую в ЕС в 2004 г., 49,3 % сказали, что это Турция и Болгария[705] По убеждению Ж. Рюпника, главной причиной этого является «скудность информации», а слабая поддержка общественным мнением расширения ЕС объясняется в значительной степени «отсутствием политического объяснения» процесса[706].
Демократизация и эффективность процесса управления ЕС, как и практическая целесообразность, требуют от европейских чиновников знания мнения и реакции европейцев на различные, тем более масштабные проекты ЕС. Европейская Комиссия регулярно проводит опросы общественного мнения европейцев по различным аспектам деятельности Евросоюза. Европейское общественное мнение очень разнородно Жители Евросоюза по-разному относятся к увеличению числа членов Сообщества — в зависимости от национальной и конфессиональной принадлежности, политических предпочтений, социального уровня, а также ряда других факторов.
Нас интересуют, прежде всего, опросы, касающиеся отношения французов к проблеме расширения ЕС на Восток. Они проводились главным образом после 2002 г., когда стало окончательно ясно, какие страны и в какое время присоединятся к Евросоюзу.
Наиболее негативное отношение к увеличению числа членов Европейского Союза наблюдается именно у французов. Вот как характеризует состояние общественного мнения Пятой республики в 2002 г. специалист научно-исследовательского центра «Наша Европа» М. Жуан: «Франция — единственная на сегодняшний день страна ЕС-15, в которой больше противников расширения, нежели его сторонников»[707].
По данным опроса, проведенного летом 2002 г., 40 % жителей Французской республики высказались за расширение ЕС, 47 % — против[708]. По данным того же опроса, жители Франции оказались наиболее чувствительными к таким вопросам, как возможное изменение роли Франции в Европе (47 %) и рост безработицы в связи с расширением ЕС (48 %)[709].
Весной 2003 г. уже 54 % французов выступили против расширения и только 31 % — «за»[710]. Они по-прежнему выражали обеспокоенность по поводу безработицы (50 %), стоимости процесса расширения и потери ведущей роли Франции в Европе (41 %). 69 % опрошенных считали, что с увеличением числа членов внутри ЕС станет намного сложнее принимать общеевропейские решения, 54 % респондентов высказались за необходимость немедленного проведения институциональной реформы