[878]. Другие члены династии, инфанты, отказались от своих наследственных прав 8 мая в Бордо, на пути в новую резиденцию, замок Валансэ. В свою очередь, 6 июня 1808 г Наполеон передал корону Испании своему брату, Жозефу Бонапарту В Байонне состоялись испанские кортесы, которые утвердили права нового короля на трон.
В то же время абсолютное большинство подданных считало своим королем Фердинанда VII на основании опубликованных 25 марта 1808 г. декрета об отречении Карла IV и первых распоряжений нового монарха. О событиях, произошедших во время путешествия испанских королей на встречу с Наполеоном, и об отречениях в Байонне испанцы узнали значительно позже, 13 и 20 мая 1808 года, из публикаций в мадридской «Газете». 13 мая были обнародованы протест Карла IV, его манифесты, распоряжения и указы, отказ Фердинанда от короны, переписка обоих королей с Наполеоном, назначение Карлом Наполеона своим местоблюстителем. 20 мая «Газета» напечатала отречение Карла от испанской короны[879], а затем абдикацию инфантов[880]. 3 июня испанцы узнали о созыве кортесов в Байонне, а 14 июня — о том, что новым королем Испании стал брат императора французов[881]. Главным мотивом публикации был призыв испанцев к спокойствию; сопротивление новым властям объявлялось происками «злоумышленников» и «английских агентов»[882].
Фактически власть в столице находилась в руках Мюрата, поэтому документы были представлены таким образом, чтобы приход к власти Жозефа Бонапарта выглядел законным, а действия монархов — обоснованными. Согласно «Газете», Карл не переставал быть испанским королем, и именно его распоряжения имели законную силу, включая полномочия Правительственной Хунты во главе с инфантом доном Антонио и назначение Наполеона местоблюстителем государя, а Мюрата — наместником королевства. Первым документом в публикации был протест против отречения 19 марта, а все остальные шли за подписью «я, король», а Фердинанд VII назывался в них принцем Астурийским. Хотя на деле Карл IV подписал отречение от престола 5 мая, в публикации оно было датировано 8 мая; инфанты отказались от своих наследственных прав 8 мая, а в «Газете» стояла дата 12 мая. Коль скоро Фердинанд отказывался от короны в пользу отца 6 мая, видимость последовательности событий соблюдалась. Так абдикация Карла IV в пользу Наполеона объявлялась действительной и бесспорной.
Кастильский Совет, регистрировавший королевские указы, и Правительственная Хунта во главе с Мюратом, обнародовавшая их, не смогли скрыть детали Байоннской встречи, свидетельствовавшие о династическом конфликте. В «Газете» был помещен полный текст отречения Фердинанда VII и «инфантов дома Бурбонов» (принцев Карлоса Исидро и Антонио Паскуаля)[883]. В заявлении Фердинанда от 6 мая была приписка: «В силу отказа от короны в пользу возлюбленного отца моего я отзываю все права и полномочия, дарованные мною правительственной хунте до моего отъезда из Мадрида с целью управления наиважнейшими делами королевства в мое отсутствие. Хунта будет подчиняться приказам моего отца и повелителя». Далее принц (или король?) благодарил совет, хунту и «всю нацию» за «предоставленную ему службу»[884]. Таким образом, выявлялось противоречие в документах получалось, что до 6 мая Фердинанд VII, а не Карл IV, был королем Испании. В тексте отречения инфантов от 12 мая было еще больше нестыковок. Во-первых, оно было подписано и принцем Астурийским который таким образом отказывался от своих прав как бы во второй раз. Во-вторых, выявились обстоятельства абдикации, невыгодные для новых властей. Принцы подчеркивали, что их отказ от наследственных прав на испанский престол был вынужденным, осуществился под давлением критических обстоятельств (среди которых называлось присутствие в Мадриде 60 тысячной французской армии) и «во избежание кровопролития». В документе указывалось, что члены королевской фамилии, ближайшие, после принца Астурийского, претенденты на престол, до приезда в Байонну считали королем Испании Фердинанда VII: «По прибытии в Байонну принц, в то время король (el Príncipe, entonces Rei), неожиданно узнал, что король-отец отозвал свое отречение под тем предлогом, что оно не было добровольным (pretendiendo no haber sido voluntaria)»[885]. Всю ответственность за принятие решения о передаче испанской короны Наполеону инфанты возлагали на Карла IV, которому они, покорные родственники и подданные, обязаны были подчиниться.
Если до 20 мая 1808 года испанцы имели все основания считать Фердинанда VII своим законным монархом, то после официальной публикации документов об отречении Бурбонов от испанской короны этих оснований не убавилось. Дело было не только и не столько в противоречивости обнародованных материалов. К тому времени произошли слишком важные события, чтобы смена династии была безропотно воспринята не только в Мадриде, но и во всей стране. Количество французских войск возросло: уже на начало мая в окрестностях столицы была расквартирована 170-тысячная армия; иноземные войска контролировали Каталонию, продвигались через Ла-Манчу в Андалусию, занимали Галисию. 2 мая восстали жители Мадрида, и вечером того же дня в местечке Мостолес, недалеко от столицы, было написано воззвание, призвавшее испанцев к сопротивлению «вероломным французам» во имя «короля и родины»[886]. В конце мая в стране появились провинциальные комитеты-хунты, которые взяли на себя организацию сопротивления захватчикам от имени «плененного короля Фердинанда VII». Против иноземцев восстали Бадахос, Ла-Корунья, Барселона, Картахена, Гранада. В конце весны — начале лета началось стихийное сопротивление иностранным властям, которое переросло в войну, в которой участвовали и части испанской регулярной армии, и население. 21 июля была одержана первая (и надолго единственная) победа повстанцев над французской армией в битве при Байлене. За день до этой битвы, 20 июля король Жозеф торжественно въехал в Мадрид. С 27 по 29 июля мадридская «Газета» публиковала текст Байоннской конституции.
Между тем, Фердинанд VII в восприятии своих подданных превращался в «возлюбленного», «плененного» и «желанного» государя. Но таковым он стал не сразу и не для всех. У новой династии появились испанские сторонники, присягнувшие на верность Жозефу Бонапарту, и среди них были видные политики времен правления Карла IV. Вскоре их назовут «офранцуженными» (afrancesados) или «присягнувшими» (juramentados)[887]. Уже в начале мая 1808 года, до официальных известий о Байоннских отречениях, при поддержке французов стали распространяться пропагандистские сочинения, авторы которых настаивали на «естественности» союза между Францией и Испанией, на благотворном влиянии на Испанию французского правления[888], при этом доказывая ущербность политики Карла IV, представителя династии Бурбонов, неспособной, как показали события, управлять ни Францией, ни Неаполем, ни Испанией. 10 мая 1808 года, то есть спустя неделю после восстания, в столичной газете «Мадридский дневник» появилось резюме трактата «Суждение потомства о злободневных вопросах» опубликованного в Байонне. Его автор утверждал, что «праздный» Карл IV «управлял страной с помощью женщин и фаворитов […] не смог сохранить единство нации», и призывал: «Давайте же поищем в другой династии более достойных государей»[889]. Через три дня «Газета» напечатала документы об абдикации Бурбонов. Публицисты анализировали «Суждение» и королевские отречения в совокупности[890], тем самым указывая на их смысловую связь: отказ Бурбонов от престола в их представлении был результатом преступного, вероломного замысла врага.
В мае-сентябре 1808 года, то есть в период от Байоннских отречений до организации Центральной хунты, понятие «законность» (legitimidad) и его производные начали доминировать в политической полемике[891]. В памфлетах юристов оно является ключевым, и это очевидно из формулировки главного вопроса: «Законны ли (legítimos) документы, [на которых основана власть династии Бонапартов — Е. Ю.] и буде они законны, действительны ли они для исполнения и заслуживают ли они; по нашему рассуждению, нашего подчинения или повиновения?»[892] Автор допускал возможность соответствия содержания документов букве закона и его несоответствия распространенным представлениям о справедливости. Таким образом, речь шла не только о признании новой династии, а о новых представлениях о праве, источником которого предполагалось не только позитивное законодательство, но и мнение подданных. Причем в памфлетах, опубликованных с начала августа, то есть после обнародования принятого кортесами Байоннского статута, в суждениях о праве на верховную власть именно мнение подданных постепенно становилось решающим. Размышляя о правах государей, будь то Жозефа или Бурбонов, публицисты старательно избегали термина legal, то есть «соответствующий норме права», «обязательный для исполнения согласно закону», предпочитая ему legítimo, в значении которого соединялись понимание закона как юридической нормы и морального обязательства действовать «по справедливости», «во благо», а также представление об истине и разумности акта[893]. Многозначность понятия «законность» расширяла возможности полемического толкования официальных документов и сочинений оппонентов-афрансесадос. Уже в памфлете, написанном в июне 1808 года, появилась декларация: «Мы считаем, что наши короли не утратили права на власть, и эта уверенность основана на разуме, справедливости, законах и истине»