Все это происходило на фоне "фотианского" ("николаитского") раскола между Римом и Константинополем, что еще более осложняло позицию византийских миссионеров. Чтобы как-то урегулировать положение, братья отправились в Рим. С собой они взяли мощи св. Климента, папы Римского. Преемник Николая I Адриан II устроил византийским братьям, привезшим ему мощи его святого предшественника, торжественную встречу. Возможно, в том, что уроженцы Солуни, которую он считал своей территорией, направились к нему за помощью, он усматривал признание ими его юрисдикции над их родным городом. Но, каковы бы ни были его побуждения, славянское Евангелие было положено на престол базилики св. Марии (Santa Maria Maggiore), а славянское богослужение совершено во многих римских храмах. Таким образом, славянский богослужебный язык был легитимизирован в Риме.
Константин скончался в Риме в 869 г., приняв перед смертью великую схиму с именем Кирилла. Мефодий не смог вернуться в Моравию, захваченную германцами. Он остановился южнее, у паннонского князя Коцелла, где и был поставлен архиепископом Сирмийским. Он перенес много скорбей от германцев и даже провел 2,5 года в темнице. В числе прочего, франки обвиняли его в ереси – в изъятии (!) филиокве из Символа веры.
К тому времени Filioque уже стало неотъемлемой частью франкского Символа веры. Оно было официально утверждено в 809 г. на соборе Карла Великого. Папа Лев III воспротивился этому решению собора, написав, что хотя он богословски и согласен с ним, но не считает себя равным всем отцам Церкви и возражает против решений собора, не имеющего власти изменять Символ веры в одностороннем порядке. В пику решению франкского собора текст символа (без filioque) был высечен на мраморной плите у базилики Св. Петра.
Но, несмотря на поддержку пап, неоднократно за него заступавшихся, гонения на св. Мефодия не прекращались до его смерти. Это показывает, что при всей своей "западности" франки были весьма относительными папистами. В непрестанных трудах св. Мефодий дожил до 885 г. За это время им и его учениками были переведены громадные объемы христианских текстов.
После его смерти указом папы Стефана, уступившего давлению франков, славянская миссия была ликвидирована, а ученики св. Мефодия изгнаны из страны. Но, хотя миссия свв. Кирилла и Мефодия не удалась среди западных славян, она принесла неожиданные плоды среди славян южных.
3. Тридцатилетним миром, подписанным в 816 г. болгарским ханом Омуртагом и византийским императором Львом V Армянином, начался длительный процесс сближения между Болгарским государством, уже полтора века существовавшим на византийских землях, и Империей. Однако в течение последующих пятидесяти лет отношения продолжали оставаться напряженными и двусмысленными. С одной стороны, болгарские ханы очень хорошо сознавали ни с чем не сравнимый престиж Византии и то уважение, которое они могли бы получить от своих подчиненных и от иностранных государств, если бы они восприняли плоды ее цивилизации. Но, с другой стороны, войны Константина V Копронима и Крума помнились очень хорошо. Ханы не могли позволить себе забыть, что в глазах византийцев болгары были непрошеными гостями на Балканах, чье государство если невозможно стереть с лица земли, по меньшей мере, необходимо привести в подчинение императору. Влиятельные круги болгарского общества, в особенности потомки боярской аристократии, пересекшей Дунай вместе с ханом Аспарухом, по-прежнему рассматривали Византию как наследственного врага. Наконец, Болгария оставалась языческой страной: религия, которую болгары принесли с собой на Балканы, сочетала в себе веру в Верховного Бога, прославление войны и культ предков. Она виделась правителям способом сохранения их культурной идентичности и независимости: ведь принятие христианства означало и признание политического верховенства Византии.
Вместе с тем византийское влияние на Болгарию медленно, но верно возрастало. Дворцы болгарской знати имитировали византийские образцы. Надписи того времени выполнены отчасти на болгарском языке, переданном греческими буквами, но большинство из них – на греческом. Более того, именно греческий язык был официальным письменным языком болгарского государства в первой половине IX в.
Религиозная политика Омуртага была антихристианской, и временами он даже прибегал к гонениям на христиан. Несомненно, он был обеспокоен растущим успехом византийского христианства в его государстве. Миссионерскую роль в Болгарии сыграли многие тысячи пленников, которых Крум захватил в византийских городах во Фракии и переселил в Болгарию. Попытки заставить их отречься от своей веры не удались, и многие из них приняли мученическую кончину. Самым известным из этих мучеников был Мануил, митрополит Адрианопольский.
Но вскоре в христианство обратился член семьи самого хана: сын и наследник Омуртага Маламир (831-836) был вынужден казнить своего родного брата Энравотаса, который принял крещение под влиянием греческого пленника из Адрианополя.
Неизбежно и неотвратимо язычество в Болгарии постепенно приходило в упадок. Очевидно также, что славянское население Болгарии было более готово к принятию христианства, чем правящая военная аристократия, все еще помнящая о своих тюркских корнях, и жестокость болгарских правителей к христианам была лишь негодной попыткой сохранить умирающую религию, которая виделась инструментом противостояния византийскому империализму.
Страх и недоверие, которые болгары испытывали к Византии, отчасти объясняют отношения, установившиеся между Болгарией и граничившей с ней восточной частью Каролингской империи. Эти отношения, начавшиеся во время правления Омуртага, привели к подписанию мирного договора между франками и болгарами в 845 г. В 852 г., когда на болгарский трон взошел князь Борис, внешняя политика его государства была по преимуществу профранкской и западнической. В этом также были тесно переплетены как политические, так и религиозные факторы: Каролингская и Византийская империи в то время состязались за политическую и религиозную принадлежность балканских народов. За франкской империей стояла Римская Церковь, хотя и не слишком доверявшая франкам из-за тенденции их правителей считать церкви частной собственностью мирян-основателей, но вместе с тем стремившаяся воспользоваться миссионерским рвением германцев для расширения границ западного христианства. Переменчивые отношения Бориса с Византией, Римом и франками в течение ближайших двух десятилетий будут определять религиозное и культурное будущее его страны.
В последовавших событиях интересен параллелизм между решениями о принятии христианства моравскими и болгарскими правителями: моравцы, опасавшиеся наступления германских народов, запросили о помощи византийцев, а болгары, постоянно воевавшие с Константинополем, направили посольство с аналогичной просьбой ко франкам.
В начале 60-х гг. Борис вновь подтвердил союз своей страны с Людвигом Немцем и, похоже, обещал ему принять христианство из рук франкского духовенства. Вот этого Византия потерпеть уже не могла: сама мысль о распространении каролингского влияния до границ Фракии, откуда рукой подать до Константинополя, была абсолютно неприемлемой. В 864 г. император Михаил направил в Болгарию внушительную армию и флот. Борис, чья армия была ослаблена неурожаем и голодом в стране, понял, что сопротивление бессмысленно, и направил делегацию в Константинополь с обещанием принять христианство в Византии и отказаться от союза с франками. Вскоре после этого, вероятно в сентябре 865 г., Борис был крещен направленным в Болгарию византийским епископом. Значительное число болгарской аристократии было крещено вместе с ним.
Византийцы восприняли факт крещения Бориса как знак того, что он признал верховенство их императора; интересно, что такое же толкование этого события, хотя и с явным неодобрением, было дано папой Николаем I в его письме Хинчмару, архиепископу Реймскому. Согласно политической философии, которой придерживались византийцы, всякий народ, принимающий христианскую веру, признавал власть императора – единственного законного самодержца христианского мира. Знаком этого признания делалось духовное родство, которое отныне связывало лидера обратившегося народа с личностью императора; степень родства, варьировавшаяся в зависимости от страны, должна была определять положение, занимаемое страной в своеобразной "табели о рангах" международного сообщества христианских стран, верховным главой которого являлся император. Положение Болгарии в Византийском содружестве было символически выражено тем фактом, что Борис крещен под именем Михаила и его восприемником стал сам император Михаил III.
Мы не знаем, насколько эти византийские претензии на господство были восприняты самим Борисом: та политика, которой он придерживался в дальнейшем, показывает, что он не признавал себя подчиненным Византии. Тем не менее, по всей видимости, он все же ценил свое духовное родство с императором, повышавшее его авторитет у себя дома и престиж его государства за границей. Более того, ни он, ни его преемники никогда не пытались оспаривать византийскую доктрину о единой вселенской Империи, чьим правителем был константинопольский василевс. Но очевидная для всех в теории, на практике эта доктрина породила множество серьезных конфликтов в болгарском обществе, которые и проявились во время правления Бориса.
Сразу же после его крещения в Болгарии разразилось мощное восстание, возглавленное вождями древних болгарских кланов. Их целью было убрать Бориса и восстановить язычество. Повстанцы были очень близки к успеху, но Борису удалось мобилизовать своих сторонников и в жестокой битве разбить мятежников. Последовавшее наказание было беспощадным: пятьдесят два зачинщика вместе с их детьми были казнены. Позже Борис раскаялся в своей жестокости, но очевидно было, что таким образом он избавился от возможных главарей языческой оппозиции. Будущее для византийской миссии в стране было обеспечено.
Тем временем византийские власти предпринимали усилия по укреплению своего контроля над Болгарией. Вскоре после крещения Бориса и, возможно, даже еще до восстания бояр патриарх Фотий направил письмо болгарскому правителю. Патриарх был не только величайшим ученым своего времени – он был еще и знаменитым стилистом и ритором. Его письмо доказывает это с избытком. Очень красивым и ученым языком он излагает учение о Церкви, как оно было изложено в правилах Вселенских Соборов, доказывает преимущество христианства над язычеством и, сочетая классическую пре