Тем не менее в конце концов принцип консилиаризма приобретал все больше сторонников. К 1400 г. многие европейцы стали понимать, что если доктрины о папском верховенстве и свободе от всякого суждения не будут модифицированы, единство никогда не будет достигнуто. Значит, необходимо созвать собор даже без формальной инициации этого процесса со стороны папства.
В 1409 г. обе стороны согласились съехаться на собор в Пизе, который признал, что общее собрание Церкви выше по авторитету самого папы. Однако оба папы – римской линии Григорий XII и авиньонской линии Бенедикт XIII – отказались туда прибыть. 5 июня собор заочно низложил их обоих, а 26 июня избрал нового папу – Александра V (1409-1410; после его смерти его сменил Иоанн XXIII). В результате в западной Церкви стало три папы, ни один из которых не признавал остальных и не желал идти на компромисс. Скандал разрастался.
Нужно было решать, что делать дальше. Даже европейские монархи стали понимать, что ситуация выходит из-под контроля и не служит никому на пользу. Решено было проводить новый собор, который встретился в Констанце в Швейцарии (1414-1418). По римо-католическому счислению он считается XVI Вселенским.
Формально Констанцский собор был созван германским императором Сигизмундом. Приглашение на него направили и византийскому императору Мануилу II, который послал в Констанцу своих представителей. На него прибыл также Григорий Цамблак, митрополит Киевский, из параллельной православной иерархии, в то время существовавшей на территории Великого княжества Литовского.
Папа пизанской линии Иоанн XXIII дал согласие на проведение собора. Иоанн XXIII, по всей видимости, надеялся всех перехитрить и избавиться от своих соперников. Однако собор низложил всех трех пап и 11 ноября 1417 г. избрал четвертого – Мартина V (1417-1431). В конце концов Мартин был признан повсеместно, всеми враждующими сторонами, а его соперники, лишившись политической поддержки, постепенно сошли на нет. Через сорок лет после своего начала Великий Западный раскол завершился.
Чтобы избежать повторения подобной ситуации в дальнейшем и чтобы обеспечить реформу "как в голове, так и в членах", собор опубликовал два важных определения. Одним из них Вселенский Собор был преобразован в постоянно действующий институт Церкви. Следующий собор должен был собраться через пять лет, затем – через семь, после чего – раз в каждые десять лет "для искоренения всякой ереси и раскола". Таким образом, это было попыткой ограничить в будущем претензии папства на неограниченную власть – plena potestas.
Другой документ попытался определить функции и ограничения церковной власти. Объявив, что представительный Вселенский Собор является попечителем и хранилищем церковной власти, отцы собора в Констанце реально преобразовали папу в своего рода конституционного монарха. Такие соборы были объявлены выше, чем папа, не только в делах раскола, но и в вероучительных вопросах. Папа оказывался подотчетен собору, которому он должен был предоставлять отчет о собственном (и своих предшественников) правлении за истекший период:
"Наш священный собор в Констанце… провозглашает… что он обладает властью непосредственно от Христа и что все люди, в каждом звании и должности, в том числе и сам папа, должны подчиняться ему в вопросах, касающихся веры, завершения упомянутого раскола и реформации Церкви в голове и членах. Он также объявляет, что каждый человек, в каждом звании, состоянии и должности – даже папской, – который сознательно откажется подчиняться мандатам, статутам, постановлениям или инструкциям, принятым нашим святым собором либо любым другим законно собранным собором в вышеупомянутых вопросах или в вопросах, связанных с ними, будет, если он не раскается, подвергнут соответствующей епитимье и законному наказанию".
По большому счету, спор между папским истеблишментом и консилиаристами в XV в. сводился к вопросу о власти. Дискуссии относительно конкретного местонахождения высшей юрисдикционной власти в Церкви касались, главным образом, скрытого противоречия между "конституционной" властью собора и "богоустановленной" папской властью. Очень важно отметить, что обе стороны определяли власть исключительно в юридических терминах. Воистину, корни консилиаризма были не в патристической традиции и даже не в раннехристианской истории, а в каноническом праве постгригорианского (гильдебрандовского) папства. В результате тогдашнего процесса создания "имперского" папства канонисты должны были провести различие между сакраментальными или священническими функциями папы, принадлежавшими ему как римскому епископу, и его юрисдикционной властью, на которой, как они видели, основывалось его верховенство в Церкви.
Консилиаристы в XV в. настаивали, что священническая власть папы была дана ему во время хиротонии и ничем не отличалась от власти каждого епископа. Но, с другой стороны, его юрисдикционная власть была независимой от власти любого другого епископа, так как она давалась кандидату в папы через избрание; иными словами, она основывалась на человеческом назначении и утверждении. И именно эта делегированная власть – юридическая, административная и судебная – была главным вопросом рассмотрения консилиаристов, и именно на ней они строили свой церковный конституционализм. Они видели в папе конституционного монарха, в конечном итоге подотчетного Церкви, избравшей его через своих представителей. Настаивая на том, что собор в Констанце обладал властью выше папской, они применяли тот же самый принцип: полнота правительственной власти не находилась исключительно у пап.
Конечно, с точки зрения православного христианства все эти построения выглядят совершенно чуждыми и глубоко непонятными. Западное разделение двух властей было неизвестно на Востоке. По словам о. Иоанна Мейендорфа, "если на Востоке и была твердая экклезиологическая позиция по этому вопросу, то она состояла в том, что такая дихотомия невозможна… Честная экклесиологическая встреча между Востоком и Западом в XV в. никогда не закончилась бы принятием западного консилиаризма на Востоке" (The Council of Ferrara-Florence).
Это очевидно хотя бы потому, что православный мир давным-давно отверг западный тезис о том, что апостол Петр принадлежал исключительно римскому престолу. На самом деле каждый епископ являет собой петровское служение и занимает седалище Петра – cathedra Petri.
Итак, консилиаризм никогда не мог бы быть принят на Востоке. В конце концов его отвергли и на Западе. С самого начала он вызывал жаркие дискуссии. Многие считали его ошибкой и лжеучением. С годами эта точка зрения все более преобладала в Римо-католической церкви. Убеждение, что соборное постановление 1415 г. было фундаментальным разрывом с правоверным учением средневекового папства, в конце концов сформулировано Первым Ватиканским собором (1870 г.), торжественно провозгласившим прямую и непосредственную власть пап над церковью и всеми ее епископами. Если эти постановления выражают римо-католическую веру, то с этой точки зрения консилиаризм может рассматриваться только как бунт или ересь.
7. Избрание папы Мартина V в 1415 г. ни в коем случае не означало конца консилиаризма. Напротив, консилиаристское направление твердо отстаивало свои позиции против папистов до Ферраро-Флорентийского собора 1438-1439 г. Он стал переломным моментом в борьбе между двумя сторонами. Именно на Флорентийском соборе был нанесен смертельный удар западному консилиаризму. Но, конечно, этот собор прежде всего известен тем, что он стал последним предпринятым в конце средневековья совместным усилием для завершения разделения христианства. Ни одна из предыдущих попыток обратить вспять течение истории Церкви не может сравниться по важности с Флоренцией, которая стала самой серьезной попыткой достижения единства за все средние века. Конечно, Флорентийский собор, так же как и Лионский собор до него (1274 г.), не может быть назван "собором единения". Он не исполнил своей миссии. И тем не менее Флорентийский собор отличался от всех предыдущих неудачных попыток.
В XV в. главным фактором в дипломатических и церковных переговорах вновь стала острая необходимость спасти Империю, чья территория сжималась, как шагреневая кожа. Если в XII в. главная угроза Византии происходила с Запада, и в особенности от анжуйцев, то в XV в. она шла с Востока и от турецких армий. К тому времени Империя впала в вассальную зависимость от турок и выплачивала султанам ежегодную дань. Сербия и Болгария уже были уничтожены. Для Византийской Церкви борьба за выживание не менее драматична. Преобразование церковной географии Анатолии и Балкан было не только мгновенным, но и необратимым процессом. Тогдашние документы рисуют мрачную картину турецкой экспансии. Постоянные набеги, избиения и резня населения, массовые захваты в рабство неизбежно приводили к депопуляции целого ряда регионов. Села и города приходили в запустение: часто в них после очередного набега не оставалось более ни одного священника. Пастырское попечение в таких случаях зачастую осуществлялось лишь из пока не затронутой турками соседней епархии. Многие епископские кафедры исчезали с лица земли: в таком случае территория епархии сливалась с соседней. Если в XIII в. общее число епархий превышало 600, то в начале XV в. их стало меньше 200. Естественно, этот процесс сопровождался постоянной потерей монастырской собственности и прекращением деятельности самих монастырей, не говоря уже о систематическом сокращении православного населения – не только из-за военных вторжений, но и из-за насильственных или добровольных переходов в ислам. Острая необходимость военной помощи, ощущавшаяся византийцами к началу XV в., хорошо понятна. Такая необходимость в военной помощи обусловливала все союзы, политические и дипломатические шаги Империи, в том числе и даже личные безуспешные визиты на Запад византийских императоров (в 1369,1400,1423 и 1438 гг.).
Однако собор 1438-1439 гг. не может быть полностью оценен только лишь в контексте византийской военной слабости, с одной стороны, и западного консилиаристского движения – с другой. Флорентийский собор, несомненно, был громадной уступкой папства православному экклезиологическому сознанию, или, более конкретно, византийским требованиям проведения совместного "собора объединения". До 1438 г. Запад два века подряд наотрез отказывался прислушаться к византийской позиции. Флорентийский собор ознаменовал серьезную перемену в стратегии папства: наконец-то были п