История Земли объяснялась теорией катастроф Кювье. И пока эта теория существовала, зоологическая и ботаническая системы не могли быть иными, чем какими они были. В середине XIX в. предлагалось немало систем и классификаций, и все они примерно одинаковы, все неудачны, и перечислять их нет смысла. Удачи не могло быть: основы для построения системы не было.
В 1831 г. теория катастроф получила такой удар, от которого она не смогла оправиться. Удар был нанесен книгой Чарлза Лайела «Основы геологии». Ч. Лайел (Ch. Lyell, 1797–1876), знаменитый английский геолог, один из «духовных отцов» Дарвина, показал в своей книге, что лик Земли изменялся и изменяется не путем катастроф, а совсем иначе.
Континенты не исчезают внезапно, горы не взлетают одним взмахом под облака. Самые грандиозные изменения рельефа — результат «слабых сил», действовавших тысячелетиями. Дует ветер, идет дождь, море бьется о берега, глина и песок осаждаются на дне рек, озер и океанов. Проходят тысячи и тысячи лет, и на месте горной цепи оказывается равнина, море мелеет, а кое-где вырастают известковые горы, слои извести, накопившейся на дне океана за сотни тысяч лет. Тысячи «мелочей», накапливаясь, приводят к «большим делам». Земля изменялась и изменяется медленно и постепенно.
Конечно, сторонники Кювье дали не один бой теории Лайела. Победил Лайел. И как только его учение дошло до сознания палеонтологов, так стала ясной ненужность идей о катастрофической гибели животных, о новых «нарождениях» их. Отсюда шаг до мыслей о том, что и животные медленно изменяются, что ископаемые потому и непохожи на современных, что эти сильно изменились в течение тысячелетий, отделяющих тех от этих. Но с мыслью об изменениях все же часто связывалось представление об изменениях быстрых, заметных для глаза. Как выяснить историю изменений, растянувшихся на сотни тысяч лет? Около тридцати лет прошло в таком положении: умерли теории «творческих актов», умерли «единые планы», но на замену им ничего еще не было.
Разрешением «проклятого вопроса» была книга «Происхождение видов путем естественного отбора, или сохранение благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь» (1859) английского натуралиста Чарлза Дарвина (Ch. Darwin, 1809–1882). Биография Дарвина общеизвестна, а потому не будем на ней останавливаться.
Ч. Дарвин (1809–1882) в своем саду в Дауне.
Все живое изменяется, его «вчера» не такое, как «завтра». Ряд животных — не результат бесчисленных вариаций на одну и ту же тему и не несколько замкнутых в себе «ответвлений», — это ветви одного дерева. Целесообразность живого, та самая целесообразность, в которой одни видели лучшее доказательство премудрости творца, а другие — проявление загадочного «мирового разума», оказалась результатом такого вульгарного явления, как борьба за жизнь. Колючки пустыни и розы, солитер и райская птица, разнообразие и причудливость форм, яркость окраски — все это лишь «отбор». Сходство в строении — не проявление «единого плана», а просто результат родства. Даже человек, «обладатель бессмертной души и божественного разума», и тот… Книга была наполнена доказательствами, а из приведенных в ней бесчисленных фактов многие оказались хорошо знакомыми всем и каждому. Их только не так толковали, а то и просто не задумывались над ними. Словно солнечный лучик попал через щель в темную комнату, и невидимые до того пылинки вдруг заиграли в светлой полоске. Удивительная была эта книга с длинным и скучным названием!
Первые же годы показали, насколько была нужна книга Дарвина. Эволюционное учение — вот предпосылка, в которой все так нуждались и для выработки мировоззрения и для построения естественной системы.
Само по себе взятое эволюционное учение не было новостью. У Дарвина — ряд предшественников. Кое-что говорил об эволюции Бюффон, но его запутанные фразы не привлекли особого внимания, да и кого могли удовлетворить просто «слова», к тому же плохо увязанные. Провозгласил эволюционное учение Ламарк, но он не сумел довести его до читателя, а читатель не был подготовлен к такому «новшеству», да и время было неподходящее — дни власти Наполеона. Блистательный Кювье, разгромив «единый план» Сент-Илера, заодно разгромил и эволюционную теорию Ламарка и надолго занял умы своими теориями типов и катастроф, столь удачно согласованными с библией. Немцы охотно называют Гете как основателя эволюционной теории, «забывая» при этом следующее: Гете только под конец жизни освоился с идеей, что высшие животные и человек развились из низших, что сходство форм основано на кровном родстве, до того он был сторонником «теории типов», т. е. совсем не эволюционистом. Большой интерес вызвала книга «Следы естественной истории творения», вышедшая в 1844 г. и выдержавшая ряд изданий, причем только в 1884 г. (последнее издание) узнали, что автор ее не ученый, а писатель — Роберт Чемберс. В этой книге излагалось нечто вроде эволюционной теории, но разработана она была слабо и слишком спекулятивно; ученые не обратили особого внимания на книгу столь туманного содержания, а через 15 лет она была «погашена» учением Дарвина.
Дед Дарвина — Эразм Дарвин (1731–1802) — высказал эволюционные идеи в своих поэмах («Зоономия, или законы органической жизни», 1794, 4 тома, также и в посмертной поэме «Храм природы», 1803), но идеи эти высказаны туманно и отрывочно, это только намеки, а не стройная теория. К тому же, то были «поэмы».
Можно найти, кое-что «эволюционное» у древних (Эмпедокл, Гераклит, Лукреций Кар и другие); в своем историческом обзоре научных мнений о происхождении видов Дарвин приводит вообще немало имен, причем кое-кто (Уэдэ, Патрик, Матью, Ноден) довольно близко подходил к идее Дарвина — принципу отбора. Но все это — разрозненные мысли, намеки и предположения, а не теория, не учение. Они, эти намеки, заметны и понятны нам теперь, когда мы ищем в них того, что хотим найти. Но без дарвиновской теории никто и не замечал толком этих намеков. Однако «намеки» подготовили тот прием, который встретила теория Дарвина. Впрочем, Дарвин опубликовал свою теорию «во-время»: тридцать лет раньше, и как бы она была встречена?
Конечно, были противники, были возражения и «опровержения», но они направлялись и направляются по адресу теории естественного отбора; самая теория эволюции прочно овладела умами.
Эволюционная геология, эволюционная биология пошли со времен Дарвина рядом, и зоология получила, наконец, ту предпосылку для построения естественной системы, в которой она так нуждалась. Это не значит, что через год-другой появилась такая система, что ее сумели построить. Нет, это означает только — явились возможности для построения такой системы. Как раз через четыре года, в 1863 г., появилась система Ю. Каруса (см. выше), и по ней можно судить о том, насколько еще трудно было дать систему естественную. Ошибки Каруса — результат недостаточной изученности длинного ряда форм.
Можно ли назвать Алфреда Уоллэса (A. Wallace, 1823–1913) стопроцентным дарвинистом? Он соперник Дарвина в создании теории происхождения видов, чуть было не выхвативший у него пальму первенства, и он же — сторонник божественного происхождения души человека и первого живого существа. Естественный отбор и почти библейский Адам, теория полового отбора и спиритизм, государственная собственность на землю и… достаточное количество приносящих хорошие дивиденды акций. Сложная это смесь — человек, носивший имя Уоллэса.
А. Уоллэс (1823–1913) перед путешествием на Малайские острова.
Высшего образования Уоллэс не получил. Он побывал в учениках у землемера, ломал часы под руководством часового мастера, потом работал то землемером, то школьным учителем, и наконец, соблазненный энтомологом Бэтсом (Н. W. Bates, 1825–1892), сделался натуралистом. Вместе с братом и Бэтсом он ездил в Южную Америку, где провел 4 года, собирая птиц и насекомых. Вернувшись оттуда уже настоящим натуралистом, Уоллэс в скором времени отправился на острова Малайского архипелага (1854–1862), откуда вывез не только богатейшие коллекции, но и стопку записных книжек, наполненных разнообразными заметками.
Именно на этих островах он написал короткую статейку, приведшую в такое смятение Дарвина и его друзей: в статейке излагалась теория эволюции путем отбора. Впрочем, друзья Дарвина, геолог Лайел и ботаник Гукер, устроили так, что «первого» не оказалось: статейку Уоллэса напечатали, а рядом с ней появилась и статья Дарвина. Уоллэс, человек скромный, охотно уступил Дарвину первенство; он хорошо знал, что ему не разработать теории так подробно, как это сделал его соперник.
Уоллэс написал много книг, преимущественно связанных с учением об отборе, причем кое в чем оказался «сверхдарвинистом», а кое-где — почти антидарвинистом. Его книга «Малайский архипелаг, родина орангутанга и райской птицы» полна интереснейшими биологическими наблюдениями. Наибольшая заслуга перед зоологией (если не считать огромных сборов животных на Малайских островах) — его сочинение «Географическое распространение животных» (1876)[70], где он рассматривает зависимость географического распространения животных от всякого рода физических условий и привлекает геологию к выяснению ряда вопросов современного распространения животных.
Зоогеография — и очень старая и очень молодая наука. Еще в 1605 г. Вирштген предполагал, что животные Англии проникли сюда из Европы в те времена, когда этот остров соединялся с материком. Линней полагал, что был остров, а посредине его гора. На вершине горы созданы полярные животные, у подножия (остров помещался в тропиках) — тропические. Море обмелело, и животные разбежались, заняв на земле предназначенные им места: полярные животные попали на север и на вершины гор, тропические — в тропики и т. д. Циммерман (Е. Zimmermann) отрицал (1777) линнеевскую «гору-остров» и полагал, что у каждого вида есть свой центр распространения