. В игре нет смысла противопоставлять cavea сцене, отделяющей время зрителя от времени сюжета, место зрителя от места сюжета. Поэтому cavea окружает арену со всех сторон. Игра на арене идет не в стороне от зрителей, она окружена зрителями.
Прямоугольное очертание арены было бы худшим из возможных, потому что бойцы и животные мечутся по ней, то и дело прижимаясь к барьеру. Кому-то приходилось бы видеть сражающихся почти в упор, а всем остальным оставалось бы ждать, когда бой переместится ближе к середине. Вот почему римляне стали строить арены без углов780. Это, надо думать, соответствовало практике проведения ритуальных боев на открытых местах задолго до появления первых spectacula, в которых cavea представляла собой ряды временно устанавливаемых деревянных скамей781.
Казалось бы, эллинский театр мог склонить римских архитекторов к совершенно круглой форме cavea. Однако конфликтная природа римских зрелищ сближала амфитеатр скорее с нынешним стадионом, чем с театром. «Почти во всех амфитеатрах арена продолговатой формы и имеет входы с обеих концов ее; ось арены дает известное направление движению и поддерживает порядок среди толпы сражающихся: только этой причиной, на наш взгляд, оправдывается сложность структуры, вытекающая из овальной формы арены», – читаем у Шуази782.
Возможно, римляне отдали предпочтение эллиптической арене783 еще и потому, что у эллипса есть ось, которую можно нацелить на некий важный объект – скорее небесный, чем земной, – тогда как у круга такой оси нет. Бросается в глаза, что оси самых известных арен на территории Италии – старейшей в Помпеях, Verona Arena, Колизея и площади Амфитеатра в Лукке (эта площадь и есть арена, cavea же в Средние века застроили домами) – направлены с юго-востока на северо-запад при том, что разница направлений в Лукке и Помпеях составляет около сорока пяти градусов. Нетипична меридиональная ориентация арены в Капуе. А вот вне Италии преобладает зеркальная ориентация – с юго-запада на северо-восток, – хотя известные амфитеатры в Арле, Дурресе, Таррагоне сохраняют исконно-римское направление длинной оси. Похоже, вопрос об ориентации арены был для римских архитекторов не менее важен, чем для греков вопрос, куда направить театрон. Но я не нашел убедительных объяснений выбора ориентации при закладке амфитеатров.
Строил ли римский архитектор театр или амфитеатр, перед ним стояла проблема, с которой первыми столкнулись греки: как добиться максимальной вместительности зрелищного сооружения не в ущерб аудиовизуальной доступности действа? Грандиозность Колизея обусловлена отнюдь не величиной арены. Приблизительно таковы же размеры арены в Капуе, Verona Arena, которая была заложена несколькими десятилетиями раньше Колизея, а также его сверстницы в Лукке. Экстраординарность Колизея не типологическая784. Она заключена в количестве зрительских мест. Как и при обсуждении эллинских театров, у меня на первый план выходит мысль не о том, какова была игра, а о тех, кому ее показывали. Колоссальный амфитеатр был задуман как действенный инструмент общественного согласия, восстановленного Веспасианом после гражданской войны, в течение полутора лет терзавшей Рим. Веспасиан был правителем здравомыслящим, практичным, ответственным; «во все время своего правления ни о чем он так не заботился, как о том, чтобы вернуть дрогнувшему и поколебленному государству устойчивость, а потом и блеск»785. Место для новой арены выбрано не случайно: здесь, на земле, отнятой Нероном у города, был выкопан в саду перед его Золотым Домом огромный пруд для навмахий. Веспасиан велел пруд засыпать и возвести амфитеатр, тем самым вернув Риму отнятую Нероном собственность и противопоставив «стихийной необузданности Нерона величие собственного духа»786. Арена возводилась на средства, вырученные от сокровищ, захваченных в Иерусалиме, который был взят Титом в 71 году. Строительство велось в основном руками обращенных в рабство иудеев787. За исключением государственных праздников, представление в Колизее оплачивал от своих щедрот тот или иной съемщик амфитеатра, желавший сделаться популярной публичной фигурой.
Допустим, расчетная вместительность амфитеатра Флавиев должна была, в идеале, позволить в течение недели побывать на устраиваемых на этой арене играх всем свободным взрослым жителям гигантского города. За вычетом детей и рабов, потенциальные зрители игр (включая женщин, которых пускали на верхний ярус) составляли примерно половину населения города. Если так, то амфитеатр на пятьдесят тысяч зрителей был бы соразмерен семистам тысячам жителям Рима, а при увеличении вместительности до восьмидесяти тысяч соответствовал бы миллиону жителей. Именно в этом диапазоне и оценивают историки и демографы численность населения Рима в пору его расцвета. Значит, логику исходных расчетов величины Колизея я улавливаю правильно.
Инженерная задача заключалась в том, чтобы обеспечить 50–80 тысячам зрителей визуальную доступность зрелища на эллиптической арене с осями 86 на 54 метров, а также по возможности беспрепятственное их распределение по местам, ранжированным в соответствии с их социальным положением, и спокойный выход в город по окончании игры. Cavea Колизея покоится на каркасе из восьмидесяти радиальных и семи концентрических аркад, возведенных на бетонном кольце шириной 54 метра, углубленном в землю на 12–13 метров. Внешняя из семи аркад образует фасад высотой 48,5 метра. Толщина радиальных аркад – от 1 метра у арены до 2,4 метра снаружи. Пролеты ближайшей к арене концентрической аркады равны 1,7 метра, а внешней – 4,2 метра. На пересечениях радиальных и концентрических аркад получаются столбы почти прямоугольного сечения, с которых и начиналось сооружение каркаса788. Столбы четырех дальних от арены рядов, несущие наибольшую нагрузку, выложены из травертина, остальные – из туфа. Арки между столбами кирпичные. Между концентрическими аркадами тянутся кольца галерей: под первым ярусом cavea – один этаж, под вторым два этажа, под третьим три этажа, под четвертым четыре. Своды галерей цилиндрические бетонные. Такими же сводами перекрыты радиальные коридоры и лестницы, ведущие к опоясывающим cavea горизонтальным проходам, с которых публика по открытым лестницам достигала своих рядов. Рассаживались согласно керамическим табличкам-билетам с указанием cuneus (сектора, обозначенного римскими цифрами над арками входов), gradus (ряда) и locus (места). Например: CVN III GRAD IV LOC I. В дождливый день специальная команда моряков натягивала над cavea тент, оставлявший арену открытой.
Южным и северным входами на концах поперечной оси амфитеатра пользовались только император, члены его семьи, сенаторы, богатые патриции, чиновники высокого ранга и весталки; они направлялись сразу в первый ряд, поднятый на четыре метра над ареной и отгороженный от нее парапетом и проходом. Семьдесят шесть входов предназначались для публики попроще: «Ожидающая под галереями первого этажа толпа, – писал Шуази, – естественно распределяется равномерно по всей окружности здания; при поднятии барьеров она устремляется, не делая выбора, на ту лестницу, которая открывается перед ней; затем каждая лестница, разветвляясь по мере дальнейшего подъема и в то же время суживаясь вместе с постепенным уменьшением наплыва толпы, заставляет живую волну разливаться равномерно по всем частям обслуживаемого ею сектора»789. На все это уходило пятнадцать минут; покинуть же Колизей можно было втрое быстрее. Еще два входа – на продольной оси – вели прямо на арену. Они предназначались для гладиаторов и животных: восточный («Ворота Жизни») для живых, западный («Ворота Смерти») для мертвых790. Арена – путь к смерти. Не связана ли с этим ее ориентация?
Архитектурная задача заключалась в том, чтобы придать зданию привлекательность. Проходя галереями и коридорами, вы видели белые и красные стены и своды, а вблизи первого ряда – фрески и рельефы. Но вот вы вышли на cavea… Какой контраст со строгим внешним обликом Колизея – с этой выпуклой каменной громадой, глядящей бесчисленными одинаковыми проемами на толпу, требуя от нее упорядоченности, свойственной разве что боевому порядку войск! Внутри каждый видел над песчаной ареной и над парапетом, как над цоколем, необъятную ступенчатую воронку, напоминающую карьер по добыче белого мрамора, обнимавшую каждого, поднимавшуюся к небосводу и завершавшуюся легкой галереей верхнего яруса, отделенного от неисчислимых нижних рядов спокойным поясом с окнами галереи предпоследнего яруса. И вся эта необозримая, но четко расчлененная на ярусы диорама пестрела праздничными одеждами, шевелилась морем лиц и рук.
При Флавиях фасад Колизея был, как и внутренняя структура, трехъярусным. Из-за большой толщины наружных столбов неукрашенное строение рисковало оказаться чересчур грузным. Воспитанный на греческих образцах вкус требовал не элементарной целостности, а гармонии, то есть чувственно богатого синтеза противоположных свойств – мощи и легкости. Пригодился декоративный прием, апробированный задолго до строительства Колизея: к ровной стене прикладывалось рельефное изображение стоечно-балочной конструкции – полуколонны с якобы опирающимся на них антаблементом. Создавалось впечатление, будто прочность здания обеспечена изящным каркасом, стеной же лишь дозирована площадь арочных проемов. Прием этот сам собой напрашивался, ибо ранний образец его применения – стена Табулария – виден из Ко