Но Мендельсон не хотел, чтобы сходство башни с «присевшим длинношеим зверем с вытянутыми вперед передними лапами»897 было буквальным. Она должна быть похожа на каменное изваяние («Эйнштейн» созвучно ein Stein – камень), высящееся на овеваемом ветрами холме. Непрерывно проносящиеся струи трудятся над ним, как ветры пустынь над барханами: стирают, заостряют, выветривают… Форма изваяния запечатлевает их неутомимую работу: жертвуя массой, башня заимствует у ветра его энергию898. Башня космических ветров!
Войдя в здание между вытянутыми лапами «сфинкса», люди окажутся в железобетонной оболочке телескопа, которая образует грудь, шею и увенчанную куполом голову «сфинкса», а потом разойдутся в его теле по лабораторным помещениям. Арнольд Уиттик назвал этот сценарий «романтикой приключений»899.
Вдохновленный своим замыслом зодчий не придал должного значения ни техническим трудностям создания железобетонной отливки, ни недостатку сугубо частных средств, на которые велось строительство, ни низкому качеству материалов, которыми могли располагать строители в разоренной войной Германии. Отлили из бетона подземную часть здания и вход – и стало ясно, что довести железобетонную постройку до конца невозможно. Но и переделывать проект было уже поздно. Остальное выложили из кирпича, после чего здание покрыли толстым слоем штукатурки.
Последствия не заставили себя ждать. Из-за неодинаковых осадок, разности теплопроводности материалов и неодинаковой толщины стен пошли трещины, появились протечки, повлекшие за собой коррозию, местами выступила плесень, и уже через год после начала работы обсерватории здание пришлось капитально ремонтировать. С тех пор ставить здание на ремонт и реставрацию приходилось многократно900. Нынче благодаря неустанному наблюдению и использованию современных технологий, компенсирующих недостатки первоначальной конструкции, мы видим ее в хорошем состоянии. Посетитель, не знающий истории борьбы за ее сохранность, не подозревает о ее скрытых недостатках. Но однажды он о них узнаёт. Снижается ли от этого эстетическая оценка башни?
Критики башни Эйнштейна утверждали, что ее конструкция фальшива, потому что задумана она была в железобетоне, а построена в основном из кирпича901. Думаю, с ними был бы заодно Шопенгауэр, написавший за сто лет до создания башни: «Чтобы понять архитектурное произведение и эстетически насладиться им, необходимо непосредственно и наглядно знать его материю в ее весе, инерции и сцеплении, и наше удовольствие от такого произведения сразу же уменьшилось бы, если бы мы обнаружили в качестве строительного материала пемзу, ибо оно показалось бы нам тогда чем-то вроде декорации»902.
Сравним это суждение с размышлениями Романа Ингардена, который утверждает, что «когда мы открываем в постройке произведение искусства и восхищаемся ее красотой или, наоборот, испытываем отвращение от ее безобразного вида, мы принимаем ее в расчет не только как реальный предмет, более того, ее реальность начинает терять для нас значение»903. На мой взгляд, Ингарден прав, проводя различия, во-первых, между «интенциональным» (то есть существующим в нашем сознании) и реальным предметом и, во-вторых, между эстетическим восприятием и познанием. Отсюда видны ошибки Шопенгауэра: во-первых, произведение архитектуры он отождествил с постройкой (объектом, существующим независимо от нашего сознания); во-вторых, эстетическую оценку объекта он отождествил с познанием его материальных свойств, то есть с определением их подлинности, истинности.
Если посетитель башни Эйнштейна умеет отличать эстетические качества зданий от их материальных свойств, ему безразлично, какая ее часть действительно сделана из железобетона, а какая только кажется таковой. Здание может лгать, то есть уводить нас от истины, в материальном и/или в функциональном отношениях, но не в эстетическом, потому что эстетическое суждение связано не с поиском истины, а с привлекательным или отталкивающим обликом здания. Ложь произведения архитектуры, то есть его способность казаться не тем, чем является его материальная структура, – это область воздействия архитектурной риторики.
Риторика Совестра убеждает меня, что Эйфелева башня свободно, собственным весом, стоит на поверхности земли, а не укоренена глубоко в ее недрах. Риторика Мендельсона заставляет меня верить, что башня Эйнштейна – это всемирный центр исследования Вселенной. Разве лучше было бы поставить в Париже фермы Кёшлена, а в Потсдаме оставить кирпичный экорше башни? Боюсь, что в обоих случаях безобразие сооружений отталкивало бы от них даже самых ревностных сторонников честности в архитектуре.
Смотровая башня в Сейняйоки
Пока на окраине Петербурга, в Лахте, устанавливали рекорд высотного строительства, в соседней Финляндии студенты строительного колледжа города Сейняйоки успели соорудить на берегу искусственного озера Кюрёсъярви обзорную башню высотой тринадцать метров по проекту Кацунори Ямагуки из Бюро пригородной архитектуры (OOPEAA)904. Она стоит на небольшой чуть выступающей из воды насыпи. На первый взгляд, золотистый параллелепипед сечением пять на пять метров состоит из одних только тонких вертикальных деревянных реек с просветами между ними. Однако благодаря квадратным проемам, выпиленным в этой полупрозрачной мембране, обнаруживаем, что мембрана держится на каркасе, независимом от внутреннего глухого деревянного объема.
Озадачивает мостик с высокими перилами из таких же вертикальных реек, переброшенный к башне над береговым откосом. По мостику входят внутрь. Но к чему это усложнение? Разве посетители не могли бы спускаться к основанию башни? Могли бы, но не все. Мостик сделан для того, чтобы человек мог въехать в башню на коляске. А дальше его ждет лифт?
Вдумаемся в ситуацию. Муниципалитет Сейняйоки затевает строительство обзорной башни в красивом месте, заботясь о расширении краеведческих горизонтов посетителей и об укреплении солидарности горожан через их совместную причастность природным красотам. Игнорировать людей с ограниченными физическими возможностями было бы бесчеловечно. Почти неизбежное, стандартное решение – оборудовать башню лифтом.
Восхитительное остроумие проекта Ямагуки в том, что он обошелся без каких-либо подъемных устройств, всегда дорогих и энергоемких. Башня в Сейняйоки – мегаперископ. Во внутреннем деревянном объеме сечением 2,4 на 2,4 метра установлены внизу и наверху два огромных зеркала. Нижнее, перед которым останавливаются те, кто не могут подняться на смотровую площадку по огибающей перископ лестнице, наклонено, как экран ноутбука, на котором я пишу; верхнее зеркало параллельно нижнему. Разнообразные виды открываются не только в нижнем зеркале, но и через проемы в мембране, самый большой из которых сделан для тех, кто, дойдя по верха, могут усесться на большие ступени на изнанке верхнего зеркала. Замечательна башня и тем, что ее смонтировали из трех одинаковых заранее собранных блоков, поставив их друг на друга и покрыв четвертым – крышей.
Ясность формы вместе с безупречной экологичностью – свойства скромной башни, благодаря которой о шестидесятитысячном Сейняйоки, затерянном среди лесов и озер Южной Остроботнии и получившем статус города только в 1960 году, знает теперь весь архитектурный мир. Занятно, что размер у финского деревянного перископа – античный, такой же, как у памятника Лисикрата и Башни ветров.
Мост
Риальто
Во всяком городе есть сооружения, которые до какого-то момента присутствуют в нем в единственном числе. Это может быть храм, дворец, рынок, многоквартирный дом, гостиница, больница, правительственное здание, офис, библиотека, учебное заведение, музей, театр, выставочный павильон, радио- или телебашня, фонтан или что-нибудь другое. Первым и единственным может быть и мост. От вышеперечисленных объектов он отличается тем, что с наибольшей силой, с наибольшим постоянством притягивает к себе перемещающихся людей, независимо от того, переходят ли они его пешком, верхом, на повозке, на авто или иным способом.
Реки, заливы, каналы одновременно и разделяют, и соединяют берега. Но когда соединительная способность водного пути оказывается недостаточна, его перекрывают переправой. Поскольку для движущихся по земле водный путь – серьезная преграда, мостов не бывает столько же, сколько ведущих к берегу улиц. Мост стягивает их к себе и естественным отбором выделяет маршруты, предпочтительные для тех, кому надо оказаться на другом берегу. На таких маршрутах возрастает потребительский спрос – и люди предприимчивые держат на них разнообразные заведения, этот спрос покрывающие.
Классический тому пример – пешеходный мост Риальто в Венеции, построенный в 1181 году и остававшийся до 1854 года единственным мостом через Канале Гранде. Переброшенный в самом узком месте канала, где между берегами остается всего сорок метров, мост своей притягивающей силой выделил в уличной сети несколько главных коммуникаций. Из сестиере (района) Сан Марко непосредственно на мост выводит Salizzada Pio X. Ей навстречу из сестиере Сан Поло – Ruga dei Oresi, на которой с 1097 года находился главный рынок Венеции – Риальто, давший имя мосту. К этим улицам примыкают артерии, параллельные Канале Гранде, а к ним, в свою очередь, присоединяются улицы, ведущие в район Риальто из более отдаленных кварталов западной и восточной частей города. В Риальто спешили купцы со всех стран, торговавших с республикой, здесь были сосредоточены банки, страховые конторы, мастерские, склады, рыночные ряды, здесь взвешивались и облагались пошлиной оптовые товары (железо, мука, вина, масло), и здесь же располагались органы муниципального самоуправления. Только площадь Сан Марко (вместе с Пьяцеттой), являвшаяся государственным, церемониальным, религиозным центром Серениссимы, соперничала притягательностью с районом Риальто, с которым она соединена