365. Не ясно, правда, видел ли он цель строителей Гравенстена в создании неприступной цитадели или в создании образа неприступности.
«В галереях и коридорах стены источают многовековой могильный холод. Камни, из которых сложены они, вблизи оказываются циклопических размеров, будто строили замок не обычные смертные. Многие комнаты похожи на темницы – глухие каменные ямы, почти лишенные света», – пишет Михаил Герман366, и воображение дорисовывает его романтическое описание Гравенстена картиной из Вальтера Скотта: «Тюремный подвал замка, находившийся глубоко под землей, глубже, чем дно окружающего рва, и потому там было очень сыро. Свет проходил туда лишь через одно или два небольших отверстия, до которых пленник не мог достать рукой. Даже в яркий полдень эти дыры пропускали очень мало света, и задолго до захода солнца в подвале становилось темно. Цепи и кандалы, оставшиеся от прежних узников, висели по стенам темницы. В кольцах одних кандалов торчали две полуразрушенные кости человеческой ноги, словно здесь один из заключенных успел не только умереть, но и превратиться в скелет»367.
Кастель дель Монте
На пути с севера, из Андрии, Кастель дель Монте начинает притягивать внимание километров с пяти. На вершине очень пологой, поросшей пиниями горы темнеет в солнечном мареве нечто прямоугольно-громадное, безмятежному апулийскому ландшафту чуждое. Кадр из фильма о высадке инопланетян. Дорога на подъеме петляет, НЛО то исчезает, то вновь появляется в просветах между оливами и пиниями, и чем ближе вы к нему оказываетесь, тем более сжимается он в своих размерах и становится все более членораздельным, ибо подъезжаете вы к нему уже не севера, а с восточной стороны, так что видите его не против солнца, а в боковом освещении. Хотя теперь понятно, что перед вами здание, построенное из камня светло-медового цвета, ощущение встречи с чем-то неземным не исчезает. Из пятнадцати видимых вам вертикальных граней солнце создает мощный светотеневой аккорд, направленный в небо и повелительно распространяющийся на окрестности: на восток, к плодородной долине с ее оливами, миндалем, вишневыми деревьями; на юго-запад, к горной цепи Апеннин; на север, к любимой Фридрихом II Андрии – «Верной Андрии», как он ее называл368.
Двухэтажный октагон с восемью восьмигранными башнями на углах и восьмиугольным двором – этот замысел приписывают самому императору. Большой октагон, окруженный малыми подобиями (каждое из которых, став, в свою очередь, большим, должно бы породить малые), – для меня это метафора воспроизводства рода Гогенштауфенов.
Замок вовсе не так велик, каким кажется, когда вы видите его господствующим в гордом одиночестве в обширной апулийской панораме. Диаметр окружности, охватывающей башни, – пятьдесят три метра; диаметр, очерчивающий октагон, – около сорока четырех; диаметр дворового восьмиугольника – немногим более восемнадцати метров. Высота основного объема – около двадцати двух метров; башни на метр тридцать выше; ширина их граней – три метра; ширина простенков октагона между ними – около десяти; ширина граней двора – семь с половиной метров369. Физическим объемом Кастель дель Монте соразмерен Палаццо Медичи. Разумеется, толщиной стен (снаружи 2,56 метра, со стороны двора 2,36) он сильно отличался от городских палаццо.
Этому замку надо было дожить до модернизма, чтобы любители и знатоки архитектуры начали восхищаться его стереометрической ясностью, обилием почти белых на солнце плоскостей и плоским, без карнизов, верхом, хотя это последнее свойство, возможно, говорит о незавершенности постройки370. Но и постмодернистский вкус нашел здесь для себя привлекательные черты. Пятьдесят пять граней замка обвязаны тонким поясом на уровне пола второго этажа – то есть как бы на высоте талии. На пятьдесят шестой, восточной грани на пояс наброшен спущенный сверху каменный передник, которым скрыты пазы для опускной решетки между массивом стены и порталом. Сам этот расположенный ниже пояса портал из красной брекчии являет занятное сочетание классической античности, исламского Востока и цистерцианской готики во вкусе короля-полиглота и космополита, заслужившего у современников прозвище Stupor mundi – Изумление мира.
Башни первоначально были метров на пять выше371, поэтому при взгляде издали, когда Кастель дель Монте оказывается в центре панорамы, его, вероятно, можно было принять за обнесенный очень высокими стенами многобашенный город – не столько реальный, сколько такой, какими подчас изображали города на средневековых миниатюрах. На основании этой ассоциации Вольфганг Крёниг сделал вывод об «очевидном» присутствии идеи «Священного Града» в образе замка, о снятии в нем противоположности сакрального и профанного в том смысле, в каком об этом рассуждают, когда заводят речь о восьмигранной Аахенской капелле Карла Великого372, в которой Фридрих II был коронован за четверть века до начала строительства Кастель дель Монте.
Я на стороне тех, кто относятся скептически к столь глубокомысленной интерпретации октагональности замка и видят в ней, скорее, проявление известной склонности Фридриха II к ясности, простоте, гармонии, изысканности архитектурной формы373. С христианской метафизикой плохо согласуются такие особенности архитектуры и декора Кастель дель Монте, которые напоминают о чувствительности короля к семейным утратам и любви к земным утехам.
Ось между парадным и служебным входами в замок отклоняется от чисто географической широты ровно настолько, чтобы перпендикулярная ей ось юг – север метила на Андрию, в крипте собора которой похоронены Иоланта Иерусалимская и Изабелла Английская – вторая и третья жены Фридриха374. Из восьми окон верхнего этажа только обращенное в ту сторону – трехчастное, в отличие от остальных двухчастных. Зал с этим окном издавна называли «тронным».
В шестнадцати трапециевидного плана залах (по восемь в каждом этаже) площадью примерно по сто десять квадратных метров можно видеть остатки былой роскоши: колонны из розового мрамора, мозаичные арабского типа капители, изящную резьбу, богатые порталы, мозаичные полы375. В сводах башен под нервюрами скорченные маленькие голые атланты кажут свои гениталии. На замковых камнях некоторых сводов вместо обычных розеток – усмехающиеся сатиры с ослиными ушами и пьяные бородатые силены. В одной из лестничных башен на консоли свода сохранилась голова молодой менады с экстатически распущенными волосами и исступленно открытым ртом376.
По-видимому, Кастель дель Монте был охотничьим, увеселительным замком, не предназначенным для длительного пребывания. Тем поразительнее его техническая оснащенность, обеспечивавшая уровень комфорта для мусульманской дворцовой архитектуры того времени обычный, но европейцам казавшийся сказочным: в замке имелись не только камины, в которых можно было готовить еду, но и уборные со сливными устройствами и рукомойники, действовавшие благодаря напору воды, собиравшейся в цистернах, находившихся на вершинах пяти башен. В центре двора бил фонтан.
Неизвестно, останавливалось ли когда-либо Изумление мира в Кастель дель Монте. Если такое случалось, здесь не было скучно. «В окружение Фридриха, как всегда, входили сарацины, астрологи, ученые, танцовщицы, соколы, леопарды и, конечно же, знаменитый слон»377, подаренный ему каирским султаном аль-Камилем.
Альгамбра
Велик контраст между внешним видом крепости, высящейся на длинном холме на восточном краю Гранады, и укрывающимся за крепостными стенами дворцовым комплексом, построенным эмирами из династии Насридов – Йусуфом I (1333–1353) и его сыном Мухаммедом V (1353–1391). Суровость стен и башен лишь чуть-чуть смягчена их цветом – золотисто-розовым (хотя арабское «аль-хамра» означает «красная»), а также тем, что при взгляде из города, то есть с севера, видна левее башни Комарес пущенная поверх стены легкая галерея. За этой башней и галереей как раз и находится дворцовый комплекс – земная модель мусульманского рая. Неужели небесный рай выглядит снаружи так же неприветливо, как земной?
Удивляет разнообразие зрелищ, сосредоточенных на малом клочке земли. После осмотра Альгамбры вам покажется, что вы обошли целый город. Не верится, что расстояние между крайне удаленными друг от друга точками сохранившейся части дворцового комплекса – каких-то сто метров и что ее площадь составляет восьмую часть Дворцовой площади в Петербурге.
Одна из причин этого разнообразия – в непривычном для нас соотношении зданий и дворов Альгамбры. Мы привыкли к тому, что дворы – это то, что остается между зданиями. В Альгамбре наоборот: здания – это то, чем обрамлены дворы, то, что находится между дворами. Поэтика мусульманского двора – это поэтика оазиса в пустыне, от которой оазис должен быть огражден378.
Единого проекта не существовало. Расширить комплекс означало присоединить новый двор – непременно прямоугольный. Смежные дворы Альгамбры не имеют осевых перспектив, которые объединяли бы их в анфилады. И нет между ними ни косых, ни изогнутых переходов. Переходя коридорами из двора во двор, приходится неоднократно поворачиваться на девяносто градусов. Помещения невелики, поэтому виды на вашем пути сменяются очень часто.