Очерки поэтики и риторики архитектуры — страница 80 из 132

Signore по-итальянски – «господин», «хозяин»; signoria – «господство», «власть»; Палаццо делла Синьория – дворец «господ», «хозяев», как пожелали называться захватившие власть флорентийские пополаны. Pubblico – «люди», «публика», «общественный», «публичный», «общедоступный», «государственный», «административный», «политический». Значит, Палаццо Публико – общий центр коммунальной жизни, не принадлежащий каким-то «господам» или «хозяевам». Наглядной демонстрацией этого является фреска Амброджо Лоренцетти «Аллегория доброго правления» в Зале Девяти Палаццо Публико: двадцать четыре старейшины идут парами друг за другом, держась, как малые дети, за тесьму, сплетенную из красного и белого шнуров, которую подает им дама, именуемая по-латински Concordia, то есть, дословно, Единение Сердец. В политическом дискурсе республиканского Рима Concordia означала идеал общественного согласия644. Хотя сиенская действительность была как нельзя более далека от вожделенного идеала, политическая риторика Сиенской республики нашла адекватное выражение в архитектурной риторике Палаццо Публико.

«Где еще найдется / Народ беспутней сьенцев? И самим / Французам с ними нелегко бороться!» – восклицал Данте645. Он имел в виду прежде всего изумлявшее всю Италию расточительство компании двенадцати знаменитых сиенских кутил, проматывавших отцовские наследства646. Но почему главными соперниками сиенцев в «беспутстве» он назвал французов? Скорее уж, французов можно было бы упрекать не в мотовстве, а в алчности: чего стоило хотя бы истребление тамплиеров Филиппом IV ради присвоения богатств ордена или одобренное Генеральными штатами ущемление экономических интересов Римско-католической церкви, завершившееся Авиньонским пленением пап.

Думаю, помимо легкомысленного расточительства сиенцев, у Данте были на уме другие особенности их «беспутной» жизни, заставлявшие вспомнить о французах. Прежде всего, аристократическое своеволие и артистизм. С тех пор как Карл Великий победил лангобардов, знатные сиенские семейства роднились с франкской знатью647. Хотя к концу XIII века старая аристократия утратила полноту власти, она продолжала играть существенную роль в жизни города. Переселяясь из окрестных замков в город, эти люди успешно занимались торговлей и банковским делом648. Вспомним и то, что через Сиену проходил «французский путь». Время от времени в городе останавливались направлявшиеся в Рим знатные господа, привыкшие путешествовать, не отказываясь от предметов, окружавших их дома: от модных одежд, дорогого оружия, складней и шкатулок из слоновой кости, изысканной посуды, украшений. Вкус сиенской аристократии, а благодаря ей – и ремесленно-торгового патрициата формировался с оглядкой на эти постоянно действовавшие «передвижные выставки» французского готического искусства.

Другой момент, о котором мог думать Данте, сравнивая сиенцев в их «беспутстве» с французами, – соперничество сиенской коммуны с местной церковью, отдаленно напоминавшее тогдашний конфликт французского короля с папством. Красноречиво состязание между Палаццо Публико и кафедральным собором – Дуомо: Торре дель Манджа значительно выше кампанилы Дуомо; пьяцца дель Кампо в несколько раз вместительнее площади перед Дуомо; «Маэста», написанная Симоне Мартини в Палаццо Публико на стене зала Маппа Мондо, не уступает великолепием главному заалтарному образу в Дуомо – «Маэсте» Дуччо.

Конте ди Ринфредо, строитель Палаццо Публико, придал фасаду дворца форму церковного триптиха: по сторонам высокой и широкой средней части – крылья меньших размеров. Есть и «пределла» – облицованный травертином нижний этаж. Обращение дворца к изображению Virgo civitatis на фонтане Радости подчеркнуто расположением крыльев с небольшим поворотом к общему центру. Парой этих легких изломов фасад дворца отзывается на изогнутый фронт застройки, обрамляющей площадь с противоположной стороны, и обеспечивает плавный переход от занятого дворцом плоского участка к подъемам слева и справа.

Фасад, ориентированный на северо-запад, бóльшую часть дня погружен в тень. Но солнечным вечером зрители имеют возможность полюбоваться великолепно организованным зрелищем: солнце добирается до левого крыла, затем присоединяет к ней среднюю часть дворца и, наконец, зажигает его весь золотисто-алым сиянием. Каждое из этих состояний длится довольно долго, но переходы между ними происходят мгновенно. Пока красный цвет кирпичной стены остается в тени, он интенсивен, на свету же сближается с цветом вымостки площади. Дворец и площадь как бы обмениваются цветовыми рефлексами.

Травертин нижнего этажа вырастает над серо-каменным тротуаром. Однако впечатление солидного каменного основания – эффект риторический: заглянув за угол, обнаруживаешь за облицовкой кирпичную кладку. Первоначально нижний этаж был открыт к площади аркадой, придававшей дворцу дружелюбный характер649, не утраченный и после того, как проемы аркады были заложены на высоту человеческого роста: через невысоко расположенное окно можно, в принципе, обменяться рукопожатием. Конте ди Ринфредо изобрел украшение, называемое «сиенской аркой»: стрельчатая арка покрывает сверху арку округлую; их импосты совпадают, а между ними образуется тимпан. В каждый тимпан Палаццо Публико вставлен бело-черный гербовый щит Сиены. На уровне импостов по простенкам протянут горизонтальный профиль.

Рассматривая детали кирпичных этажей, можно подумать, что над ними трудился не столько строитель, сколько миниатюрист-каллиграф. Главное украшение – изысканный вариант «сиенской арки»: десять окон-трифор на piano nobile и столько же на третьем этаже650 (пристройка с башней появилась немного позднее). Играют четыре цвета: красный (стена и резные арочки трифор), белый (мрамор тонких, с богатыми капителями колонок трифор), светлая охра (тимпаны), черный (проемы). И снова герб города в каждом тимпане. От окна к окну на уровне импостов арок протянуты белокаменные профили; такими же профилями piano nobile отделен от верхнего этажа и подчеркнуты окна третьего этажа. Возвышающаяся над крыльями средняя часть дворца выделена не только изломами фасада, но и разрывом аркатурного пояса, проходящего на крыльях над piano nobile. Отсутствующий средний отрезок пояса перенесен наверх под богатый кирпичный карниз, венчающий здание.

Фасад Палаццо Публико наряден, но не заигрывает с нами. Аркатурный пояс, опирающийся на перевернутые пирамидальные консоли, аналогичный украшению сиенских крепостных ворот Порта Романа на «французском пути»; зубчатые парапеты; декоративные как бы дозорные башенки на углах, создающие впечатление, будто строение спущено с неба, – эти черты привносят в светски-приветливый облик центра сиенской коммуны рыцарскую настороженность.

Палаццо Публико было завершено в 1308 году, а в 1325–1344 годах братья Франческо и Муччо ди Ринальдо возвели Торре дель Манджа. Они еще не знали, что она будет символизировать вершину могущества Сиенской республики, коего впоследствии она уже никогда не достигнет. Колокол висел на ней изначально, но в 1360 году Торре дель Манджа обзавелась механическими часами, правда, только с часовой стрелкой и поначалу без циферблата, появившегося семьдесят лет спустя651.

Зачем городу понадобился, помимо слышимого, зримый отсчет времени?

Дело в том, что колокол сообщает время принудительно, независимо от того, нужна ли в данный момент эта информация, всем без исключения горожанам. Он оповещает и об экстраординарных событиях в жизни коммуны. Колокольный звон дискретен, он не дает представления о течении времени в паузах, когда колокол молчит. Зримые же часы сообщают время только тем, кто видит их стрелку, и только тогда, когда им нужно ее увидеть. Слышимое время настигает человека, зримое же время настигает он сам. Появление часов на колокольне индивидуализировало контроль над временем.

Но пока не появились в домах настенные, напольные, настольные часы, пока не вошли в обиход карманные и ручные часы, осуществить персональный контроль над временем было возможно только там, откуда были видны башенные часы, то есть невдалеке от ратушной башни. Тем самым башенные часы объединяли, удерживали в городском сообществе тех, кто хотел знать время с большей точностью, чем это мог сообщить колокол.

Но разве можно понять положение часовой стрелки, если глядеть на нее в остром ракурсе? Башенные часы нуждались в освобождении более или менее значительной площади не у самого подножия башни, а на некотором отдалении, не превышающем, однако, максимального расстояния, с которого различимо положение их стрелки. Учитывая это обстоятельство, сиенские архитекторы разместили часы Торре дель Манджа не слишком высоко, в тридцати метрах от земли, и спланировали площадь и ее ближайшую окрестность так, чтобы расстояние, с которого они видны, не превышало ста пятидесяти метров. Из этого заключаем, что башня входила в замысел Палаццо Публико изначально.

Капитолий

Внушительное здание на площади с часовой башней сбоку или на оси симметрии, зачастую с выходящей на площадь галереей, – эти особенности поэтики правительственного здания в сиенском и флорентийском вариантах рубежа XIII–XIV столетий диктовали облик зданий не только городских и районных, но и государственных органов власти вплоть до Второй мировой войны, несмотря на разнообразие сменявшихся стилей. Вспомним хотя бы Дворец сенаторов на Капитолийском холме в Риме, нью-йоркскую ратушу 1703 года (служившую резиденцией Конгресса США до его переезда в Филадельфию), здание английского парламента, стокгольмскую