К сожалению, беспомощное состояние больных, страдающих в тюрьмах, так мало известно христианам, не посещающим тюремные больницы, что можно сказать: до сих пор еще не отменены над больными в тюрьмах смертные приговоры…
Тюремное начальство, насколько мне известно, не имеет права оставлять страдающих чахоткой и другими хроническими неизлечимыми болезнями в тюремной больнице, – и вот, в зимнее время, выпускается на волю изнуренный болезнью человек, совершенно не способный к работе, не имеющий родных, не имеющий места, где бы мог, хотя короткое время, отдохнуть после заключения в тюрьме; здесь является вопрос об этих обреченных на смерть страдальцах в тесной связи с тяжким пробелом христианской заботы о них.
Больные, выходящие из тюремных больниц, в редких случаях посылаются в городские больницы, настолько всегда переполненные, что врачи бывают вынуждены выписывать не только неизлечимых больных, но даже и излечимых хроников, в случаях острого заболевания, где требуется неотложно медицинская помощь и уход для облегчения страданий. А что же делать с теми, которые должны были освободить места, и остались без призора и помощи?
Богадельни, благотворительные общества, благотворительные люди, в большинстве случаев, не отказываются принять участия в судьбе неизлечимо больных, не бывших в тюрьме; но когда такие страдальцы, лишившиеся честного имени, не находят поддержки в родных, таких же бедняках, как и они сами, то им предстоит, с точки зрения человеческой, неминуемая гибель. По окончании наказания в тюрьме они отправляются на родину, где они почти и не жили, или этапным порядком в то общество, к которому они были приписаны.
Для выходящих из тюрем существуют так называемые проходные билеты, в которых значится, что принимающий этого бывшего арестанта с проходным билетом подвергается штрафу, если продержит его у себя более суток.
Отсылаемые на родину этапным порядком, по крайней мере, не терпят голода, пока будут доставлены на родину. Люди той и другой категории, доставленные в тот город или волость, к которым они приписаны, не имеют в большинстве случаев там ни родных, ни знакомых, ни средств к существованию и бывают поставлены в такое безвыходное положение, что становятся рецидивистами. И повторяется для них переход из тюрьмы в тюрьму, путешествие по этапу или с проходным билетом, по которому они лишены возможности что-либо себе заработать на дневное пропитание.
Как может быть встречен в этом обществе неизлечимо больной, не способный прокормить себя и требующий иногда ухода от людей, пренебрегающих им, для которых он является тяжелым, невыносимым бременем?
Когда эти неизлечимо больные подлежат высылке из Петербурга, то им предоставляется право выбирать город, в котором, им кажется, легче прожить; но если там не найдется человека, которой мог бы принять в нем христианское участие, поместить его в богадельню и оказать материальную помощь, то в городе, как и в деревне, такого страдальца ожидает гибель неминуемая, не только относительно страданий физических, но и души, ожесточенной, озлобленной, не встретившей христианского участия в среде людей, называющих себя христианами. При недостатке верных статистических сведений о количестве больных и переполненных тюрьмах России, можно предположить, что число этих страдальцев в XX-м веке очень велико. Но ведь и для них, как и для нас, существуют вечные законы в области христианства!
Когда Господь наш Иисус Христос был на земле, Он обещал дать покой каждой душе труждающейся и обремененной, без различия скорбей, болезней или трудностей; тогда не могло быть речи о неизлечимо больных, так как Он, возлагая на каждого из них руки, исцелял их (Лука, 18, 40). Слово Божие открывает нам, что Иисус Христос вчера и сегодня, и во веки Тот же (Евр. XIII, 8). Мы, земными нашими глазами, не видим Его, творящего дела милосердия над всеми труждающимися и обремененными; но имеем ли мы право сомневаться, что Он, Господь наш, желает совершать теперь те же самые дела милосердия, которые совершал во время земной жизни Своей? Если мы любим Господа больше всего в мире, то для нас будет величайшею радостью проявлять милосердие Иисуса Христа в нашей жизни. Ведь мы члены Его Божественного Тела, Церкви Святой; ведь Он, как глава тела Своего, распределил между нами те добрые дела, которые предназначил Он исполнить каждому из нас (Еф. II, 10).
Пророк Елисей, для оздоровления вредной воды, бросил в нее соль; эта соль, – по евангельскому указанию в словах Спасителя: «Вы соль земли», – прямо относится к членам Церкви Христовой, в особенности же к служителям Его святой Церкви, которым Господь сказал: «Как послал Меня Отец, так Я посылаю вас». И сказав сие, дунул и говорит им: «Приимите Духа Святого» (Иоан. XX, 21, 22).
Закон земной карает преступника, но самый строгий приговор над ним не может сравниться с мучением его пробужденной совести, когда он, одинокий, больной, заключен в тюрьме. Целый ряд соделанных беззаконий восстает в его памяти, он бессилен отогнать призраки людей, загубленных в его преступной жизни, и не видит он исхода страданиям, приводящим его к отчаянию. Может быть, воспоминания о томящейся его матери, и о храме Господнем, куда в детстве приводила его мать, являются проблеском света в его душевном мраке, – но, после долгих лет, проведенных без молитвы, без чтения слова Божия, легко ли преступнику в своем одиночестве поверить в беспредельную великую любовь Доброго Пастыря, ищущего заблудших овец Своего стада?
Никакие человеческие утешения не помогут ему в часы невыносимых мучений, от которых многие несчастные ищут спасения в самоубийстве.
Один только Господь, в лице служителя Церкви Христовой, силен спасти погибающих. Болезнь, Богом посылаемая преступнику, не есть ли указание Божие, что область правосудия земного нуждается в той милости, которая «превозносится над судом?» (Иаков, II, 13). В христианском государстве эта милость не будет отвергнута, когда рука Божия, давлением тяжкой болезни, отдаст виновного материнскому попечению Церкви.
Для пастырей Церкви Христовой болезнью преступника открывается дверь, через которую они могут проникнуть и найти доступ к ожесточенным сердцам. При этом необходимо вспомнить, что подобно тому, как опытный хирург не может в трудных операциях обойтись без помощников, так точно и пастырь церкви не может оставаться одиноким в духовных трудах, превышающих естественные силы человека. О, да пошлет Господь жнецов на жатву Свою в тюрьмах, и да познает неверующий греховный мир несокрушимую силу любви Христа, Спасителя нашего! В 25-й главе Евангелия от Матфея мы читаем: «Алкал я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; был странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня». Теперь, в условиях земной жизни, мы можем оправдывать себя, не узнавая Сына человеческого в Его меньших братьях и сестрах, но приближается день, когда это оправдание будет отнято от нас.
Мы предстанем тогда пред Господом вместе с страдальцами, через которых могли приблизиться к Господу, живя на земле. Теперь у нас есть еще возможность им послужить, теперь еще открыт перед нами путь покаяния. Вспомним, что этим путем Иоанн Креститель приготовлял народ Божий принять Спасителя, и сам Господь говорит нам знаменательное слово: «Покайтесь, ибо приблизилось Царствие Небесное». Оно приблизилось к нам сошествием Духа Святого, обитанием Господа Духа Святого в сердцах верующих, любящих Бога нераздельным сердцем детей Божиих, членов Тела Иисуса Христа. Царствие Божие внутрь нас есть, и возрастание этого сокровенного царства, проявление тайного, которое соделается явным, будет исполнением молитвы, которую заповедал нам совершать Сын Человеческий Господь наш Иисус Христос. И то великое дело, для которого Бог воплотился, великое дело спасения погибающих, откроется нам в такой широте и долготе, глубине и высоте, и в превосходящей разумение любви Христовой, что призыв молитвы о жнецах на жатву Христову в тюрьмах является неотложным призывом для ограждения нашей родины от тяжких бедствий, заслуженных грехами нашими. Молитву о жнецах заповедал нам Иисус Христос. Представим себе тюремную больницу, в которой послушники монастырские, по свободному призванию, желали бы заменить наемных служителей, фельдшеров, надзирателей, под руководством иеромонахов, вместе с ними согласившихся на добровольный подвиг затвора в тюрьмах. Не открылось ли бы нам воочию тогда, что невозможное человекам, возможно Богу (Матф. IX, 8)?
Чудная картина путей Божиих могла бы развернуться перед нами! Вот, ожесточенный преступник тяжко страдает от мучительной болезни. Брат милосердия, монастырский послушник, нежно заботится о нем, и огонь любви Христовой, которым проникнут смиренный ученик Бога любви, смягчает сердце страдальца. Безмолвно ухаживает за ним его брат во Христе, всеми силами стараясь облегчить телесные страдания его, и, наконец, после долгих бессонных ночей, больной засыпает, окруженный духовным веянием молящегося о нем брата милосердия. В горячей молитве ученик Христа просит Господа поручить Своим Ангелам удалить, отогнать от страдальца злых духов, так долго терзавших бедную душу. После облегчившего его сна, больной открывает глаза и видит у своего изголовья молящегося ученика Христова, – и луч Божественного света озаряет темницу погибавшей души. Молитва покаяния услышана Спасителем, и Ангелы Божии радуются о кающемся грешнике. «Милость превозносится над судом». – И не увидим ли мы преступника, который был мертв и ожил, в монастырском храме, молящегося вместе со смиренным братом, в немощи которого сила Божия совершилась.
«Я встретилась с Михайлом в больнице Литовского замка, когда уже чахотка была развита в нем в довольно сильной степени, а подле него лежал тоже чахоточный больной Максим, с которым он любил разговаривать о прежней жизни своей, когда он был ефрейтором в полку и первым зачинщиком в разных худых делах, которых долгое время начальство его не замечало. «Умел я хорошо концы хоронить, – прибавлял он, – да к тому же, как же начальству подозревать меня в воровстве, когда я был на счету особенно благочестивого человека. Я хорошо знал церковную службу, пел на клиросе, и всегда мог заметить, когда дьячок пропустит какой тропарь, или какое слово в чтении канона, во время всенощной». При этих рассказах на меня неприятно действовало хитрое и самодовольное выражение лица Михайлы.