- Вы желали меня видеть? - сказал он мне. - Я к вашим услугам. Должен вас, однако, предупредить, что я чрезвычайно дорожу своим временем. Итак, чем я могу служить.
- Надеюсь, вы даром у меня не потеряете времени, - ответил я сухо, - быть может, вы не откажете мне сообщить, из каких соображений Общество отказало моршанскому купцу Коновалову, вашему давнишнему клиенту, в перестраховании его имущества?
- Простите, но мне этот вопрос кажется несколько неуместным, - с подчеркнутым достоинством заявил директор. - Дела нашего Общества составляют, так сказать, нашу коммерческую тайну...
- Мой вопрос вам покажется более уместным, - возразил я, - когда я вам сообщу, что Н-ское Общество заподозривается в соучастии в поджоге недвижимого имущества купца Коновалова.
Мой собеседник изменился в лице и попробовал улыбнуться.
- Надеюсь, вы этому не верите, г-н Кошко?
- А почему бы и нет?
- Но наше коммерческое предприятие за долгие годы своего существования успело зарекомендовать себя с лучшей стороны и уж, конечно, ни на какие недостойные комбинации не пойдет...
- Все это прекрасно, но не забывайте, что поджигатель Кротов арестован на месте преступления, находится в наших руках и, верьте, не молчит. Мне еще пока не все ясно, но очень рекомендую вам отбросить в сторону ваши коммерческие тайны и рассказать мне - начальнику Московской сыскной полиции - все, что вам известно по этому делу, иначе я, вероятно, буду вынужден вас арестовать...
- Ну, что ж. Это верно... у нас этот Кротов был... - сказал он смущенно, - кое о чем мы с ним действительно говорили, хотели даже спасти молодого человека... но, верьте, вины за нами никакой нет...
- Не можете ли вы объясниться возможно подробней...
Директор старательно вытер вспотевшую лысину и начал свой поистине удивительный рассказ.
- Месяцев восемь тому назад мне в правлении доложили, что какой-то человек непременно желает меня видеть по крайне важному, как он говорит, делу. Я был удивлен, так как обыкновенно никого из клиентов нашего Общества не принимал. Но, ввиду настойчивых домогательств пришедшего, я согласился, наконец, его принять. В мой кабинет вошел человек лет 28, весьма странного вида: красивое, умное, вполне интеллигентное лицо с каким-то застывшим отпечатком горя, несколько тревожный взгляд, в то же время полный решимости, - все это придавало ему необычайный вид. Одет он был очень бедно - потертый синенький пиджак, сильно истоптанные сапоги и т. д.
- Что вам угодно? - спросил я его.
Посетитель, не теряясь, твердо и спокойно отвечал:
- Я пришел к вам, г-н директор, по весьма важному делу. Вы видите перед собой человека, во власти которого сохранить вашему Обществу несколько сот тысяч рублей...
- Или сумасшедший, или аферист, - подумал я.
Молодой человек, словно угадав мою мысль, продолжал:
- Вот вы, пожалуй, принимаете меня за мошенника, за вымогателя, но успокойтесь, это не так. Имейте терпение и выслушайте меня. Я в силу необходимости вынужден коснуться той душевной раны, до которой я обычно никого не допускаю. Всего два года тому назад жизнь моя текла гладко и беспечно. Я был акцизным чиновником, жил в своем домишке в одном из уездных городков. При мне жила старуха-мать и сестра, подросток. Жил я не по средствам, и немало моих векселей гуляло по городу, - что поделать, ведь раз в жизни бываешь молод...
Проживал в нашем городе и некий очень богатый купец. Скуп он был до легендарности, но при этом отличался неудержимой страстью к женщинам. Приглянулась этому сатиру моя сестра. Начались с его стороны всякие выпады, и дело дошло до того, что однажды, встретив меня, он стал всячески намекать на те материальные выгоды, которые посыпятся на меня в случае моей сговорчивости.
Я выругал похотливого старика и перестал с ним кланяться. Мой отказ, видимо, распалил его еще больше, и он решил взять меня измором. Скупив под шумок мои векселя, он, выждав сроки, предъявил их ко взысканию. В результате посыпались исполнительные листы на мое жалование, дом мой был продан с молотка, я с горя забросил службу, был уволен, и, наконец, мы очутились в подвале, буквально умирая с голода. Месяца три крепилась моя сестренка, да что вы хотите, в 15 лет без привычки к труду, не ведав доселе нужды, не устояла она перед соблазнителем и погибла за несколько сот рублей. Но и тут этот негодяй не оставил в покое меня. Незадолго до разорения была у меня невеста, скромная прелестная девушка. Любил я ее так, как редко кому суждено любить... Старик вдруг воспылал и к ней страстью, но напрасны были его ухаживания, она оставалась верна мне, несмотря на все мои несчастья. Однако, когда старик пошел на все и предложил ее родителям на ней жениться, последние угрозами и уговорами настояли на своем, и свадьба состоялась. Месяца через два она прискучила этому негодяю, и началась для нее нестерпимая жизнь, полная попреков, огорчений, а иногда и побоев. Она стала кашлять кровью и теперь умирает в злой чахотке.
Вы теперь, надеюсь, понимаете, что имелась почва, на которой пышно расцвело самое страшное, самое лютое желание мести.
Жажда мести положительно заполняла меня, и с тех пор составляет весь смысл моего дальнейшего существования. Я хотел было убить его, но затем нашел, что смерть, а следовательно покой, недостаточное наказание. Я знал, как скуп был старик, а потому пустить его по миру или лишить хотя трех четвертей состояния - значило довести его до кондрашки и медленной агонии. Вот почему я решил спалить его. Я знал, что этот скупердяй застраховал свое имущество в вашем Обществе, но по соображениям идиотской экономии застраховал его в четверть цены истинной стоимости. Я готов был привести свою мысль в исполнение, но в последнюю минуту у меня мелькнуло следующее соображение: спалив старика, я нанесу этим значительный ущерб и ни в чем не повинному страховому обществу, между тем это обстоятельство может быть обойдено к обоюдной нашей пользе. Если я дождусь окончания срока страховки и лишь тогда приведу свою месть в исполнение, то этим самым я сберегу вам несколько сот тысяч рублей.
Вы, конечно, понимаете, что я готов это сделать недаром. Я хочу за эту услугу 10 000 рублей. Они мне необходимы. Поверьте, не корысть мной руководит. Если, совершив поджог, я не навлеку на себя подозрения, вернее, если я не буду уличен в нем и наказан, то с этими деньгами, забрав мать и сестру, уеду я подальше, где и попытаюсь начать новую жизнь. Если же я буду пойман в поджоге, то уйду в Сибирь с сознанием, что у близких моих имеется 10 тысяч и что с ними они, быть может, и без меня не погибнут. Итак, решайте...
Взволнованный вид этого человека, звук его голоса, каждый жест, словом, все давало мне уверенность, что передо мной не вымогатель, изложивший заранее выдуманную сказку, а человек, несомненно, глубоко потрясенный, искренний, отчаянием доведенный до преступного решения. Однако я подавил в себе это впечатление и заявил:
- А что вы скажете, если я позвоню курьеру, велю не выпускать вас и вызову полицию?
Мой собеседник горько усмехнулся:
- Какой вздор! Вы никогда этого не сделаете. Вы коммерсант до мозга костей, директор-распорядитель солидного предприятия - и 250-ю тысячами не станете рисковать и жонглировать.
Вы говорите о полиции, но неужели же вы думаете, что мне, потерявшему все, готовому к каторге, может быть страшен арест?
В чем вы сможете обвинить меня? В вымогательстве? Но это нужно еще доказать, да, наконец, что грозит мне за это? Месяц, другой тюрьмы... Между тем до истечения срока полиса остается около года. Таким образом, отбыв наказание, я десять раз успею осуществить мою месть и в то же время вы потеряете четверть миллиона...
Сознаюсь, я несколько поколебался.
- Будьте же благоразумны и войдите в наше положение, - сказал я. - Не можем же мы в самом деле дать 10 000 первому встречному? Какая же гарантия в том, что все вами сказанное не есть злостная выдумка.
- Гарантия? - и странный пришелец усмехнулся. - Прежде всего ваша чуткость и нервы, а затем... могу вам дать и реальную до некоторой степени гарантию. Извольте...
И он назвал свое имя, город Моршанск, адрес дома, где в подвале проживали его мать и сестра, назвал имя купца Коновалова и точный срок истечения его страховки и размеры ее, предложив недельный срок для проверки и наведения справок. Я заявил ему, что решение зависит не от меня, а от правления Общества, и что через неделю я передам ему ответ. На этом мы расстались.
Как раз в этот вечер было назначено заседание нашего Правления, и, исчерпав на нем дела, значащиеся на повестке, я довел до сведения Правления о моем странном визитере, рассказав подробным образом историю его и передав то впечатление, которое произвел он на меня.
Сначала раздались негодующие голоса и заявления:
- Гоните в шею этого мошенника, - заявили некоторые члены Правления, - мы не можем создавать столь соблазнительные прецеденты и т. д. Словом, каждый попытался выразить свое благородное негодование. Когда же я, резюмируя сказанное, заявил:
- Итак, ответ Правления решительно отрицательный? - то наступило сначала гробовое молчание, а затем раздались отдельные робкие голоса:
- А что, если это правда?... Следует осмотрительнее отнестись к этому вопросу... 250 тысяч цифра немалая... и пошло, и пошло...
Разгорелся спор, и в результате чуть ли не под утро вынесли решение немедленно послать двух наших агентов в Моршанск для выяснения подробностей рассказа Кротова. Дней через пять вернулись наши служащие и подтвердили в точности мною слышанное.
Это обстоятельство окончательно сбило нас с толку. Опять до глубокой ночи заседало наше Правление, опять споры, опять пикировка и наконец... было решено дать Кротову просимые им 10 тысяч... Не желая быть заподозренными в каком-либо преступном соучастии, Правление порешило принять все меры, не вредящие интересам Общества, но и охраняющие в то же время интересы нашего клиента Коновалова. Было решено известить его за несколько дней до истечения страховки об отказе нашего Общества в дальнейшем страховании. Кроме того, за сутки до срока послать письмо ему бе