[217]
“(немного космологии)”
(немного космологии)
Когда цепочкой вялых птиц влачится ночь
И день альтернатив не предлагает тоже,
Тут надо бросить жить и воду не толочь:
В небытии покой – сравнительный, но все же.
Вот разве верить впрямь, что ждет нас возрожденье,
Что наши атомы – беспамятный набор
Игральных фишек – в новый сложатся узор,
Переверставшись, как страницы сочиненья,
Что написал прохвост,
А прочитал дурак.
“Вставая чуть свет, Адам ностальгически вздыхал…”
“Вставая чуть свет, Адам ностальгически вздыхал”.
На первый взгляд в этом обрывке текста содержится явный намек на потерянный рай, Эдем; работая мастером на гуталиновой фабрике, Адам, безусловно, мог с особой остротой ощущать на себе библейское проклятие.
Да, вот оно: жить нагим, без ботинок и гуталина!
Адам в семь утра был живым воплощением сплина.
Или в лаковых жить бы туфлях: вино,
Бикини, праздность и казино.
Можно ли испытывать ностальгию по чему-то такому, чего никогда не знал? Несомненно, можно, если есть телевизор. Реклама минеральной воды “Вольвик” надрывала Адаму душу. Эти потухшие вулканы, эти леса, родники… Все это было так не похоже на то, что, по всей вероятности, его ожидало: выход на пенсию, дом престарелых в городке Гарж-ле-Гонесс, открытом всем проявлениям немотивированной подростковой жестокости.
“Адам свою таксу в минуты иные…”
Адам свою таксу в минуты иные
Созерцал, как архангела Дева Мария.
Адам без Евы – ничто по большому-то счету, —
Вздыхал Адам, насмотревшись эротики по TF6.
Эх, надо было жениться, чтоб дети, семья или что там;
Собаки милейшие твари, но собака собака и есть.
“Трех туристок (с австрийским гражданством)…”
Трех туристок (с австрийским гражданством)
Во Флориде, Четвертого ровно июля,
В самый праздник, сожрал аллигатор.
Соблюдать осторожность призвал
в обращенье своем губернатор;
В мотелях опасливо к щелочкам в ставнях прильнули:
У туризма боязнь пространства.
“Когда последний полуночник в темень канет…”
Когда последний полуночник в темень канет,
Возьму такси, проверю авиабилет,
И зимний отпуск мой преамбулою станет
К сведенью тела неудачного на нет.
На солнце буду млеть, наг, белотел, пассивен,
Встречая местных ненавидящие взгляды;
По вечерам удить белесых жирных рыбин
И ночевать в отеле, дышащем на ладан.
Там тараканы будут лезть из всех углов,
И это тоже развлечение – давить их,
Чтобы чуть выпуклых надкрылий глянцевитых
Под ногтем знай хрустел хитиновый покров.
Читайте бельгийскую прессу!
Сонм в синей форме мертвецов
И юность в форме мертвых тел.
Дождь, небосвод всегда свинцов,
Нет жизни вне пределов тел.
За ход в игре считать расстрел?
Убить и каяться потом?
Чтоб быть счастливым в мире сем
Срок минул или не приспел.
Под изможденною землей
Все меньше мест, где мертвых нет.
Пласты останков, ветра вой,
Ночь без надежды на рассвет.
Добраться до Крёза[218]
Деревья класса люкс как экспонаты
И пары, созерцающие их на склоне дня
(Не правильнее ли сказать “на склоне дней”?).
Как фон – июньское великолепье лип
В вечерней дымке
И этакая сексуальность в атмосфере,
Поддерживаемой официантками “Шато де ла Казин”.
(С бéлками надо радикально решать!)
Одною парой меньше стало.
“Предположительно они скончались
между сыром и десертом”.
“В меню десерты "ассорти"…”
В меню десерты “ассорти”,
А нам с Христом не по пути.
От тошной участи – взирать
На эти два очкастых трупа —
Зубами тянет скрежетать,
Что было б честно, хоть и глупо.
“Людских скоплений островки…”
Людских скоплений островки,
И самолет летит в ночи.
(Я не имел причин пенять
На обстановку номеров.)
“Смежающийся глаз…”
Смежающийся глаз
Уже занумерован
При сжатии пространств,
Как блок с последним словом.
“Недвижная благодать…”
Недвижная благодать,
Ощущаемая как гнет,
Следствие дрейфа цивилизаций,
Не имеет следствием смерть.
“Дышать, воспринимать…”
Дышать, воспринимать
Дышать, воспринимать,
Быть (если можно так сказать) способным
к восприятию субстратом,
Который в зале вылета в Руасси
Посадки ждет на самолет до Аликанте,
Где я и протяну еще
В компании моей собачки,
Случайных радостей простых
(Все более, конечно, скоротечных)
И регулярно обостряющихся хворей
Какое-то количество предсмертных лет.
“Вселенная имеет форму полукруга…”
Вселенная имеет форму полукруга,
Который смещается равномерно
В сторону пустоты.
(Там уж скалы не осквернены
Медленной экспансией растений.)
Под небом “постоянных величин”
Всё в равноудаленности от тьмы
Становится недвижным.
“Неспешно расползался мох…”
Неспешно расползался мох
По камню язвою упорной.
(Молитва вылилась в соборный
Богооставленности вздох.)
Апрель же был подобен – да!
Оргазму кроткому весны,
Прогулке по лесам страны,
Куда уходят навсегда.
“Были призраки и прибирали втихую…”
Были призраки и прибирали втихую
К своим мертвым рукам всю поверхность земную.
Тлели воспоминанья в провалах их глаз,
Недобитой пехотой в ночи затаясь.
“Для змей – еловые леса…”
Для змей – еловые леса,
А человеку – автострады.
Мир плоский без конца и края.
Бакланы собрались в отлет.
“Огромный миг, когда враждебно все мятется…”
Огромный миг, когда враждебно все мятется;
С балконов неба мрак багровый, корчась, рвется —
Бюстгальтер пустоты, белье небытия;
А где тела, чью плоть скрывала ткань белья?
В долины гиблые ушли искать простора,
К воде чернеющих сквозь папоротник ям.
И сходит ночь на дол, не вспомнится который
Ни ночи, ни зиме, ни самым небесам.
“Учитель, любящий и тех, кто с ним в борьбе…”
Учитель, любящий и тех, кто с ним в борьбе,
Ни утверждает ничего, ни отрицает.
Он все возможности грядущего равняет,
Зиждитель, сбыться позволяющий судьбе.
Почувствуй света жизнь в крови, в печенках, в ребрах!
Дыши внимательно, смакуй дыханья суть.
Восполни практику, познав срединный путь —
В душе материи запечатленный образ.
Он общим кратным чувств-сомножителей спектр
Свел в несказанно синем сердце пустоты;
Он – и поклон вершинам ясности святым,
И корень всей любви, и восприятья центр.