– Я просто уснула, иначе я бы не осталась, – говорит она.
– Мне тоже пора вставать, – говорит Рикард и садится в постели. Он опирается на локоть. В светлой комнате его глаза кажутся ярко-голубыми. И хотя его густые тёмные волосы торчат во все стороны, он всё равно выглядит стильно. Харриет отыскивает свои джинсы за ночным столиком. Когда она их на себя натягивает, то в заднем кармане чувствует мобильник и достаёт его. На экране море уведомлений о пропущенных звонках от Эушена.
– О, господи, я забыла сообщить, что не приду домой, – восклицает она. Она должна была явиться домой. Она должна была хотя бы позвонить.
– А мне нужно на работу, и, хотя сегодня суббота, у меня впереди ужасный рабочий день, – говорит Рикард. Ему трудно поверить, потому что выглядит он радостно.
– Я даже не знаю, кем ты работаешь. – Харриет смущённо улыбается.
– Вчера говорить об этом не казалось важным.
Харриет закрывает глаза. Если бы она пересказывала это Лизе, то реплики Рикарда звучали бы настоящими клише, но в его устах это звучит честно, и ей это нравится.
– У меня тоже впереди тяжёлый день, – говорит Харриет.
– Вот именно, психованная начальница, это я, во всяком случае, помню. Но послушай, наплюй на неё, я думаю, что ты молодчина, – говорит он.
«Ты меня, конечно, совсем не знаешь», – думает Харриет. Однако ей приятно, что он хотя бы притворяется, что верит в неё.
– Харриет, я тут задержусь наверняка на пару дней. Я хочу опять с тобой поужинать, – продолжает Рикард, встаёт, подходит к окну и раздвигает шторы. Дневной свет хлынул в комнату.
Харриет краснеет в сотый раз. Он совершенно голый.
– А что у тебя за работа? – говорит она.
– А ты не можешь вместо этого ответить на вопрос, хочешь ли ты снова со мной поужинать?
– А ты не можешь ответить на мои вопросы? – говорит Харриет и тянет к себе сумку, которая лежит под стулом. Там, может быть, есть жвачка.
– О’кей, на самом деле я не должен об этом говорить. Но раз ты здесь живёшь, то не могла ведь не слышать о том, что здесь произошло убийство? – Рикард посерьёзнел. – Одного человека задержали и, скорее всего, он будет заключён под стражу. Я его адвокат.
Харриет леденеет. Того, что Рикард только что сказал, просто не может быть. Из всего, что никогда нельзя делать, это самое ужасное, что она только может себе представить, и в миллион раз хуже всего, что когда-либо совершала Лиза. Она только что проснулась в одной постели с адвокатом подозреваемого.
– Чем ты так потрясена? Тем, что я буду защищать потенциального убийцу? Я привык к такой реакции, – Рикард идет к гардеробу и начинает перебирать висящие там костюмы. Темно-серые и черные.
– Я на это смотрю так: все имеют право на справедливый суд, это одна из основ демократии. Я горжусь своей работой. Я высоко ценю этику и мораль. Общественные юристы и адвокаты получают определенную сумму в час, это миф, что мы, якобы, зарабатываем огромные деньги на защите убийц, – говорит он, вынимает темно-серый костюм и вешает его на дверцу гардероба.
Рикард звучит совершенно нейтрально, будто бы эту тираду он произносил много раз, и взгляд Харриет застревает на мышцах его хорошо тренированной спины. Это реально с ней происходит? Типичный «freak accident[13]», как бы назвала это Лиза.
– Это убийство особенное. Вчера ночью был найден мертвым один из свидетелей. Он и мой клиент знали друг друга, – Рикард выбирает галстук из выложенного на письменный стол ряда.
Харриет застывает. Она сама думает, что эти убийства связаны, но у них не было никаких доказательство того, что Тони и Кеннет знали друг друга. До сего момента. Кеннет бродил вокруг усадьбы, он явно принимал наркотики, поскольку препараты нашли в его крови. Может быть, он покупал наркотики у Тони? Мысли Харриет заметались. Убийства связаны между собой, она в этом убеждена. Если они посильнее надавят на Тони при следующем допросе, может быть он и расскажет, что знает. Ее удивляет, что Рикард рассказывает о деле, но ведь он думает, что она ревизор.
Он оборачивается.
– Что-то ты притихла. Но я согласен, работа – это очень скучная тема для разговора. Кто угодно может потерять интерес. Хочешь снова поужинать со мной вечером? – спрашивает он.
Харриет осталось надеть носки. Они скручиваются и застревают на пятках.
– Рикард, я не знаю, что тебе сказать, я должна идти, – говорит она, теряя равновесие в своих маневрах с носками и прыгая на одной ноге.
Он смотрит на нее, и его губы расплываются в улыбке.
– Скажи «да». Приходи сюда вечером около шести, я уже должен буду вернуться. Мы можем все повторить, – он смеется.
– Мне действительно надо идти, – говорит она.
– Хотя я знаком с тобой всего пятнадцать часов и… – Рикард делает искусственную паузу и смотрит на золотые часы, украшающие его запястье. – Пятнадцать часов и тридцать семь минут, ты мне нравишься, и я очень хочу снова с тобой встретиться, Харриет, – он подходит и целует ее в щеку.
– Я хочу, но не получится, – говорит она и вставляет ноги в кроссовки так, будто это тапки без задников. Он смотрит на нее с удивлением, а она отводит глаза. Его настойчивость почти неприятна.
Она закрывает за собой дверь. По коридору отеля бежит к лифту, в кроссовки по-прежнему засунуты только передние части ступней. Когда она наступает на пятки, задники больно давят. Дверцы лифта открываются с мелодичным звоном. Только когда двери закрываются, она решается сделать выдох. Приседает и надевает кроссовки как следует. Поправляет волосы, стирает тушь под глазами, вынимает телефон и пишет Лизе смс. Только что ушла из его номера. Он мне очень нравится, но я думаю, что это самая большая ошибка в моей жизни.
Пусть все будет как обычно, думает Харриет по дороге в Лервикен. В воображении она видит дверь открытой нараспашку, а дом брошенным. Она представляет себе, что Эушен опять заблудился и бродит без куртки. Если с ним что-то случилось, она никогда себе этого не простит. Но по приезде она застает его на кухне, совершенно погруженным в газету. Като встает со своего места под столом и подбегает в ней, виляя хвостом.
– Харри. Где ты была? – спрашивает Эушен, подняв на нее глаза.
– Извини, я встретилась с одним знакомым и забыла тебе позвонить, – отвечает Харриет.
Эушен удивленно поднимает брови.
– Столько всяких ужасов происходит в округе, но я знаю, что ты можешь постоять за себя, Харриет, – продолжает он спокойным тоном.
Харриет слегла улыбается и почесывает Като за ушами. Он звучит совсем не как обеспокоенный отец. Или Эушен уже забыл, что сам вчера вечером звонил ей несколько раз?
– А Пол не звонил? – спрашивает она.
– Да звонил, вчера. Им там хорошо. Дети научились нырять. Я не знаю, выбрал ли бы я Бали в качестве цели поездки, но он поступает, как хочет. Он взрослый.
Харриет стряхивает с рук собачью шерсть и старается подавить нахлынувший на нее гнев. Чертов Пол. Её так он избегает, а Эушену звонит. И Ивонн.
– Я как раз собирался поставить кофе. Хочешь чашку? Есть и кое-что к кофе пожевать. Я ведь в этом не очень, ты уж будь ко мне снисходительна, – продолжает Эушен, встает, открывает кран и наполняет кофейник водой.
– Это Ивонн приходила, или ты был в Клинтторпсгордене и купил? – спрашивает Харриет, увидев на столе блюде с булочками, испеченными на закваске.
– Нет, это Никлас принес булочки. Он был здесь, перекусил. Наверное, надеялся, что появится Пол, но мы с ним и вдвоем хорошо посидели, приятно было.
– Никлас?
– Да, – Эушен, похоже, не заметил ее удивленного вопроса и продолжает говорить о Никласе.
Харриет смотрит на него испытующе. Эушен говорит совершенно явно так, будто этот Никлас действительно существует. Харриет никак не может понять, почему она о нем никогда раньше не слышала, ни от Эушена, ни от Пола.
– Он здесь в Лервикене живет, или?.. – спрашивает Харриет.
– Где он живет я даже не знаю. Думаю, судьба у него время от времени складывалась довольная запутанная, но сейчас ему, кажется, удалось навести порядок в своей жизни. Он говорит, что отчасти это именно благодаря Полу. Я так радуюсь, когда это слышу. Но видела бы ты его татуировки. Все предплечья изрисованы, а на кисти руки – череп. Я не понимаю, зачем люди хотят так выглядеть. Может быть, пока молод, думаешь, что это круто, но потом это уже становится совсем неинтересно.
Эушен разливает кофе в чашки.
– А зачем ему Пол? Он что, не знает, что Пол в отпуске?
– Не знаю, он думал, что Пол здесь. Он ездил в Копенгаген, чтобы встретиться с ним там, но, видимо, они как-то не поняли друг друга. Может, ты хочешь бутерброд вместо булки? – спрашивает Эушен, глядя на нетронутое блюдо с булочками.
Харриет отрицательно качает головой. Если этот Никлас говорил в Эушеном о Копенгагене, то тогда становится более понятным, что Эушен начинает путать. Она чувствует укол совести за то, что представляла болезнь Эушена намного более запущенной, чем он есть на самом деле.
– Жаль, что меня не было дома. Я бы охотно встретилась с Никласом. Интересно было бы посмотреть, узнаю ли я его, – говорит Харриет. Кроме того, Никлас для нее совсем новое имя, и, если он уже некоторое время пребывает в Лервикене, то интересен хотя бы поэтому.
– А кроме как Никлас, его еще как-нибудь зовут? – спрашивает она, отпивая кофе.
– Какая-то совсем обычная фамилия, Юханссон или Эрикссон или что-то в этом духе. Но не Ульссон, это точно. Ты уверена, что не хочешь чего-нибудь поесть?
– Нет, спасибо, я не голодна, мне надо быстро принять душ, а потом торопиться на работу".
– На работу? А какой сегодня день недели? – спрашивает Эушен и ставит кофейник.
– Суббота, но я работаю, просто немного опаздываю, – отвечает Харриет и откашливается. Как только она подумала о работе, ей пришла в голову мысль.
– Я подумала вот о чем. Ты не знаешь, общалась ли Ивонн с Лаурой?